На лице капля косметики, и взгляд из-под ресниц лупит куда-то в солнечное сплетение.

Профессионально, так, что даже не сразу отдупляю, куда прилетело.

Просто секунду стою и смотрю.

Пытаюсь перенаправить мысли в рациональное русло — вспоминаю, что вообще собирался сказать вместо «маленького вежливого разговора», но вместо этого на ум почему-то лезет: «Мужик, ты полгода не трахался уже — ну как бы, какие претензии к члену?»

Полгода держал себя в ежовых рукавицах, убеждая, что мне это не нужно.

Что секс с Лизой — техничный и правильный — меня целиком устраивает.

Ложь.

На Кристину в ее идиотских шортах, с покачивающейся от каждого шага грудью — бля, она больше стала, да? — тело реагирует мгновенно. Жестко. Безоговорочно.

Кровь гулко стучит в висках, член в джинсах подергивается. Спиной чувствую каждую оставленную ей царапину, которые сошли еще в прошлой жизни, но ощущаются так, будто она оставляет их вот ровно сейчас, пока пытаюсь забаррикадироваться от нахлынувшей потребности.

Мысленно матерюсь, заставляя себя сдвинуться с места.

— Привет, Морковка, — она смотрит не на меня — на Марка. Протягивает руки, чтобы забрать его из переноски. Прижимает к груди и, наконец, широко, с облегчением улыбается мне. Кажется, пока я не знал, как его отдать, она мучилась и изводила себя вопросом, что делать, если я все-таки на это решусь. — Не могла сидеть дома — выбежала вас встречать.

— Привет, — выдавливаю я, разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и возвращаюсь к машине, чтобы вернуть переноску на место. Заодно топчусь там лишних десять или даже двадцать секунд, пытаясь переключиться с мыслей о ее сиськах, ногах и животе, на… ну допустим, на мысли о погоде, о ёбаных птичках и овечках, которых беспощадно гоняю в башке со скоростью света.

— Зайдешь? — зовет Кристина, переминаясь с ноги на ногу.

Язык зудит отчитать, что выскочила почти голая, но молчу.

Нужно валить. Все и так слишком сложно.

Но впервые за кучу времени мой рот бросает угрюмое согласное «угу», хотя я уверен, что собирался вежливо отказаться, пожелать спокойной ночи и уехать.

Кристина улыбается, когда становлюсь рядом и открываю для нее дверь. Крепко прижимает Марка к груди, зарывается носом в его шею, втягивает запах… и ее плечи расслабляются с беззвучным выдохом облегчения. Она дома, он дома. А я тут просто — третий лишний.

Мы поднимаемся на лифте в полном молчании. Я — навалившись на перила у задней стенки, она — передо мной, лицом к дверям, перекатываясь с пятки на носок. По хуй — пялюсь на ее длинную шею, на узкую спину и еще более узкую талию. На то, как блядские шорты облепили упругую жопу, и на ямочки над ней, которые выступают чуть выше над спущенной резинкой

Я ее хочу.

Прижать к стене, стащить шорты и взять так, как не брал никого.

Грубо. Жестко. Чтобы кричала. И ныла. И выпрашивала — еще.

Двери открываются, и я выхожу с небольшим опозданием, чтобы разорвать дистанцию между нами еще хотя бы на метр.

— Как себя вел наследник, Вадим Александрович? — шутливо интересуется она. Дверь за нами закрывается, а мой долбаный, разжиженный похотью мозг почему-то воспринимает этот звук как сигнал к действию. — Все хорошо?

— Решил проверить мои нервы на прочность, — усмехаюсь, и держу голос ровным. — Кажется, я провалил тест. Но в целом — да, все в порядке. Поел час назад.

— Это у вас семейное, — фыркает Кристина, но совсем беззлобно. — Если хочешь кофе — придется сварить самому. В холодильнике что-то наверняка есть, но я ничего не готовила.

— Понял, самообслуживание. — Просто отвечаю шуткой на шутку, но мозг моментально придает фразе о самообслуживании совершенно другой смысл.

Я иду на кухню — не варить кофе, а чтобы остыть и привести в порядок голову.

Но Кристина идет следом, качая на руках начавшего хныкать и кряхтеть Марика.

— Что такое, Морковь Вадимич? Живот болит? Что ты губы дуешь и хмуришься, красота моя ненаглядная? — В ее голосе столько нежности, что меня передергивает.

Она садится на барный стул, начинает его укачивать. Лонгслив снова задирается, и я вижу ее живот. Плоский, подтянутый. Я помню, как целовал его. Каждый сантиметр.

— Что-то он без настроения, — говорит она, и между ее бровями залегает тревожная складка.

Я становлюсь рядом. Слишком близко, чтобы ее запах с новой силой ударил в ноздри, но тревога за Марика немного усмиряет острые мысли. Я трогаю его за руку, пока он вертится на руках Кристины и его ворчание перерастает в настоящий недовольный плач. Забираю его на руки, потому что начинает ужом вертеться в ее руках. Приподнимаю «столбиком».

Марик издает странный булькающий звук — и громко смачно срыгивает.

Прямо мне на грудь, оставляя там здоровенное молочное пятно. А потом как ни в чем не бывало, успокаивается и смотрит на меня большими мышиными глазами.

Вижу, что на лице Кристины появилось ровно то же выражение лица — смесь удивления и «я честно вообще не при чем».

А я… я смеюсь. Громко. От души. Потому что эта «трагедия» бытового масштаба разжижает витающее в воздухе напряжение.

— Метко, боец, — качаю головой, на секунду даже веря, что на лице Марика появляется соответствующее шкодливое выражение. — Прямо в цель.

В глазах Кристины, на дне растерянности, тоже вспыхивают смешинки.

— Он пометил территорию, — предлагает свою версию произошедшего. — Так что в клуб ты теперь точно не поедешь…

— Как хорошо, что в моем расписании на сегодня нет клуба, — шучу в ответ.

Она неопределенно качает головой, пока укладываю Марика в детские качели. Трогаю его животик, даю пальцам еще минуту ощущать его тепло и особенную мягкость. И хочу убедиться, что других причин для капризов у него больше нет. Марик рассеянно зевает, а потом издает вздох, как будто сбросил с себя непосильную ношу. И начинает клевать носом. Вот так, за минуты.

— Кажется, все в порядке, — распрямляюсь, поворачиваюсь с твердым намерением попрощаться с ней без лишних разговоров и уехать. Мне нужно выспаться — с понедельника у меня разборки с «Нордик» и мозгу придется работать на пределе. А как это делать, если я даже свой член контролировать не могу? — Эммм…

Кристина рядом — с мокрым бумажным полотенцем в руках.

Подошла так близко, что мой разворот заставил ее клюнуть меня носом в грудь.

Молча, ни говоря ни слова, сосредоточенно трет пятно на моей груди. Чувствую ее теплые прикосновения сквозь тонкую ткань свитера. Второй ладонью упирается мне в живот — рефлекторно, но я непроизвольно задерживаю дыхание.

— Кажется, можно обойтись без химчистки. — Кристина слегка отстраняется, смотрит на пятно и начинает тереть его чистым краем полотенца.

Собираюсь отодвинуть ее за плечо, потому что в этой суете нет необходимости, но в последний момент ловлю себя на мысли, что дотрагиваться до нее — в любом формате — хреновая идея. Мое тело продолжает реагировать слишком остро. Вероятно, не на нее конкретно, а на ее довольно открытый «наряд» и округлившиеся, ставшие сочными в правильных местах формы. Она и раньше была просто десять из десяти во все мои хотелки, а теперь это все те же десть, но в десятой же степени.

Кровь ударяет в пах с такой силой, что темнеет в глазах. Член в джинсах становится каменным, болезненно упираясь в ткань. Прекрасно отдаю себе отчет в том, что Кристина все это увидит, если вдруг решит опустить взгляд. Краснеть и заикаться по этому поводу, естественно, не собираюсь — мне не шестнадцать, а она — не школьная училка. Просто… надо валить.

Уверен, что подталкиваемый этой мыслью, даже успеваю качнутся на пятках, но Кристина сжимает пальцы на свитере, сгребает ткань в кулак и мое тело возвращается на место, но теперь — с легким наклоном корпуса к ней.

Ее взгляд скользит моей груди — вниз, на живот, на котором все еще лежит ее рука, а потом — еще ниже. Задерживается на мгновение на моих джинсах.

Ощущается это как будто провела ладонью, сжала пальцы.