Он защитник в футбольной команде и популярный парень в кампусе, так что я уверена, что многие люди не согласятся с ее оценкой, но эти люди также не знают настоящего Кайла.

Тем не менее, мне не помешает немного взбодриться, и я приму любое поощрение своего эго.

— Я не шучу, Лилл. Ты слишком хороша для такого парня. Ты добрый, милый и хороший человек. — Элиза встает и обходит стойку, чтобы обнять меня и поцеловать в щеку. — Я люблю тебя, подруга. Ты одна из лучших людей, которых я знаю.

И тут — прежде чем я успеваю ответить — на кухню заходит парень с картонной коробкой, высокий и широкоплечий, с волосами достаточной длины, чтобы собрать их в короткий хвост.

Волосы светло-русые.

Выглядит как серфингист на пляже, если не принимать во внимание тот факт, что у него нет загара.

Парень приостанавливается и замирает, когда видит, что мы сидим за стойкой, а Элиза обнимает меня. Уверена, это выглядит так, будто он прерывает что-то интимное, эмоциональный и проникновенный момент между друзьями.

— Простите, я... — Он запинается, оглядывая комнату в поисках места для бегства. Находит ближайший выход. — Джек сказал, что я могу оставить кое-что из своих вещей в гараже?

Моя подруга еще раз нежно обнимает меня, затем отпускает, прежде чем подняться во весь рост.

— Конечно. Давай я открою тебе дверь.

Я смотрю, как моя бывшая соседка идет к боковой двери и открывает ее для своего нового соседа, испытывая легкое сожаление по поводу того, как все прошло с ее переездом. Хотя мы по-прежнему друзья, я очень сожалею о том, что позволила Кейли так обращаться с ней. И знаю, что не могу контролировать поведение людей, но могла бы вмешаться.

Неизвестно, осталась бы Элиза с нами или ушла, но она хотя бы знала, что я с самого начала была на ее стороне.

Новый парень исчезает за дверью и возвращается через несколько минут с новой коробкой, на каждой из четырех сторон которой черным маркером аккуратно выведено слово «хрупкое».

Я изучаю его, а он обводит взглядом комнату.

В нем чувствуется странная знакомая атмосфера.

Мы уже встречались?

Хм...

Я стараюсь не пялиться, а он активно избегает смотреть на меня, пока Элиза, стоящая рядом с моим стулом, наблюдает за нами обоими. Она поднимает брови, но никак не комментирует странное поведение.

Он хочет что-то сказать — возможно, Элизе, — но, похоже, чувствует себя неловко, когда я здесь, и могу сказать, что парень застенчив. Определенно не экстраверт.

У меня бывают разные дни; иногда я общительная, иногда нет, а иногда и то, и другое.

Парень моргает, глядя на меня.

Открывает рот, чтобы заговорить, но тут же закрывает его. Снова поправляет коробку, чтобы перераспределить вес.

Так неловко...

— Ты, должно быть, новый сосед, — говорю я наконец, чтобы нарушить молчание, которое Элиза отказывается заполнять, черт бы ее побрал. — А я старая.

— Да, это я.

— Ром, это Лилли.

— Мы знакомы? Ты кажешься мне знакомым.

Парень возится с коробкой, которую принес, чуть не роняя ее на пол, и краснеет.

Я подмигиваю ему.

На этот раз он действительно роняет коробку, и звук разбивающегося стекла эхом разносится по всей кухне.

Мы все замираем.

О, черт, это звучало не очень хорошо, совсем не хорошо.

— Черт. — Ром падает на колени и начинает открывать коробку, и все его тело обмякает, когда обе створки откидываются и он заглядывает внутрь. Замирает, плечи сгорблены в знак поражения.

Элиза обходит его и встает позади, а я присоединяюсь к ней, и мы втроем заглядываем внутрь.

— Что это?

Что бы это ни было, оно было хрупким, а теперь разлетелось на миллион кусочков: основание чего-то и его верхушка разбиты на острые куски обломков.

Я опускаюсь на колени рядом с парнем, чтобы рассмотреть поближе.

— Похоже, это могла быть премия «Эмми», — говорю я, затаив дыхание, осторожно дотрагиваясь до осколков стекла, чтобы один из них не вонзился мне в кончик пальца. — А что это было на самом деле?

— Это... это была... Кембриджская стипендия Гейтса, — наконец тихо говорит он, глядя на разбитое стекло. Оно все еще мерцает на свету.

Я чувствую себя ужасно, хотя это не я уронила коробку и разбила награду.

Но все же.

Очевидно, это очень важная для него память, а теперь она разбилась вдребезги.

— За что?

Парень с трудом делает вдох.

— Я получил награду за поступление в Кембриджский университет в Великобритании. Я провел там последний семестр.

Черт.

— Звучит престижно.

— Так и есть.

— Мне так жаль, что она сломалась, — тихо говорю я ему, кладя руку на его плечо. — Видимо, у нас обоих был плохой день.

Ром не спрашивает, что это значит или почему у меня плохой день, только качает головой. Я убираю ладонь, и он вновь обретает способность набирать воздух в легкие.

— Это всего лишь кусок стекла. Все воспоминания вот здесь. — Он постукивает себя по лбу. — Ничего страшного.

Но все же...

— Мы можем склеить её? — Джек, сосед по комнате и бойфренд Элизы, заходит на кухню, когда новенький складывает осколки обратно в коробку. — Может быть, это будет выглядеть как полное дерьмо, но, по крайней мере, она у тебя останется.

— Я люблю мозаику и могу помочь! — с энтузиазмом заявляю я, внезапно оживившись. — В старших классах я ходила на занятия в гончарную мастерскую, и мы делали картины из черепков. Ты должен позволить мне попробовать все исправить.

— Серьезно, это просто...

Но коробка уже у меня в руках, и я уже стою, забирая его разбитую награду.

— Нет. Я все исправлю.

Я всегда все исправляю.

В конце концов, это была частично моя вина. Если бы парень не смотрел на меня застенчиво, а я не подмигнула ему, возможно, он бы не уронил коробку, и его награда осталась бы целой.

Да.

Я все исправлю, так или иначе.

РОМАН

Это не могло быть более неловким.

Шучу, все было еще хуже.

Кто уронит коробку из-за того, что ему подмигнула красивая девушка? Такое могло бы случиться с ботаником в кино — только по сценарию фильма ботаник бы еще и намочил штаны, окончательно унизившись, так что, по крайней мере, я этого не сделал.

Я ужасен, но не настолько, хотя одна вещь была очевидна: мне нужно много работать над собой, когда речь заходит о девушках, свиданиях и о том, насколько мне комфортно быть самим собой рядом с ними. Если бы был немного увереннее в себе, я бы не уронил коробку и не застыл, когда Лилли посмотрела на меня.

«Мы знакомы?» — спросила она, и я был слишком ошеломлен, чтобы ответить: «Да, мы познакомились, когда были первокурсниками, час просидели на лестнице на вечеринке и выложили друг другу все начистоту. Не могу поверить, что ты меня узнала».

За последние три года я сильно изменился, да и она тоже. В ее глазах я ясно видел, что она повзрослела, а еще — что ей больно, хотя я, конечно, не догадываюсь, что скрывается за усталым выражением лица и поникшими плечами, когда девушка сидела за стойкой.

Лилли с готовностью вскочила и помогла мне, даже не зная, кто я такой. Может, у нас и не было истории, но мы точно хорошо провели время, сидя, разговаривая и делясь друг с другом сокровенными мыслями. Я помню, как она рассказывала о своей матери, и мне интересно, стали ли их отношения лучше. Помню, как сказал ей, что все еще живу дома, и выражение ее лица, когда я сказал, что никогда нигде больше не жил.

«В каком ты общежитии?»

«Я живу дома».

«Как это?» Помню, ее голос прозвучал потрясенно, что соответствовало выражению ее лица. Живешь дома? Какого черта ты делаешь, парень?

Все потому что я думал, что нужен своей семье, и только сейчас понял, что мое пребывание дома просто позволяет моей матери делать все, что ей заблагорассудится, пока я беру все обязанности на себя.