Тихие стоны Николь на фоне нашего разговора утомляют. Не о таком звуковом сопровождении своего завтрака я мечтала полчаса назад.

— Мне нужно, чтобы ты со своей любовницей сейчас же ушел.

— Да с какой стати? — Валера складывает руки на груди, занимая оборонительную позицию. — Я купил эту квартиру на свои деньги, для тебя одной она слишком мала.

— Я здесь с Димой живу, — ненавижу то, что мой голос звучит оправдательно, но эгоистичное чувство собственничества за все, что здесь было создано моими руками, требует бороться. — Может быть ты забыл, что у тебя есть дети, которые не стали настолько самостоятельными, чтобы поощрять похождения отца налево. Кстати, скажи дорогой, ты сам догадался или тебе твоя новая пассия подсказала настраивать детей против матери?

Валера ненавидел, когда в его решениях и действиях кто-то сомневался. А тем более в его способности давать правильную и рациональную оценку ситуации.

— Ты сама осталась в доме Захарова. Думала, что меня это заденет? Думала, что я как верный пес примчусь и брошусь к тебе в ноги? Этому не бывать, Вика. Все, что было между нами личного уже давно прошло. Ты никогда не станешь моложе или привлекательнее, а Ника подарит мне будущее. Она…

И я почти сразу понимаю, что с ней, когда любовница мужа проноситься мимо в сторону туалета и ее громко и выразительно тошнит.

— Ника, милая, что с тобой?

Валера так не похож на себя сейчас.

Он либо окончательно поплыл, либо отупел от того, что ему разрешили порезвиться с молодым упругим телом, и теперь думает не головой, а как в том пошлом анекдоте — головкой.

— Исаев, ты ведь знаешь откуда берутся дети. Мы вместе троих родили и кажется еще один наследник на подходе. Забыл о том, что такое контрацепция?

Он оборачивается на меня и хищно скалится.

— А зачем она мне нужна была? Наша с тобой сексуальная жизнь прямо как гондоны в прикроватной тумбочке — отсутствует. Все еще удивлена тому, что у меня появилась другая? Не дури, Вика. лучше помоги Николь, ты же в конце концов врач и давала клятву и все такое.

Мне же хотелось лишь окунуть его лицом в продукты утренней тошноты его зазнобы.

После всего, через что мы прошли вместе Исаев решил, что я не только недостойна верности, но даже элементарного уважения.

— Я умираю, — выползает бледная и неопрятная девица из туалета.

Она тяжело дышит и обмахивается ладошкой, наигранно закатывает глаза и на ощупь (разве что подглядывая одним глазком) находит опору в виде руки моего мужа.

— У тебя токсикоз, — проговариваю очевидные вещи. — Послушайте, голубчики, все это конечно замечательно, но поздравлений от меня вы оба не дождетесь. А сейчас просто уйдите. Документы на развод подготовит юрист и мы отправим их официальным письмом.

Исаев хмурится, хочет что-то ответить, но черные когти любовницы настойчиво и крепко вцепились в его рубашку.

Он словно понимает ее без слов и меня прямо там, на месте, пронзает неуместная ревность и злость. Раньше он с такой же легкостью распознавал мои малейшие сигналы. Можно было ничего не говорить — муж просто понимал меня так, как должен понимать любящий мужчина любимую им женщину.

Они молча идут в спальню. Валера укладывает Николь в постель и заботливо накрывает одеялом. Она просит его принести чай и он так же послушно плетется на кухню и включает электрический чайник. Достает заварочный и даже отыскивает пачку черного Эрл Грея и лимон из холодильника.

Да что с ним?

— Валера, ты заболел?

Он смотрит на меня и усмехается.

— Нет, Вика. Это любовь, понимаешь?

Отрицательно качаю головой. Хотя — понимаю. Любовь чудесное чувство, в котором так легко раствориться и потеряться. Как это было с нами много-много лет назад. Наверно слишком много и сейчас я уже не смогу до мурашек и покалывания на кончиках пальцев воссоздать то, что переживала тогда.

Исаев забирает меня из университета на своей первой машине.

Дарит первый букет цветов — белые лилии — так я узнала, что у меня на них дикая аллергия и мне почти сутки прокапывают антигистаминное в больнице.

Отдает свою куртку, когда я замерзшая бежала к нему через половину города, чтобы рассказать, что защитила диплом.

Не делает красивое предложение, но просит стать его женой, потому что любит меня. Только меня одну. Навсегда.

Черт.

Это глупое слово выгравировано на наших обручальных кольцах с обратной стороны. Не было денег на бриллианты или красивый дизайн, но надпись она шла от сердца.

И что теперь?

— Эта любовь тоже навсегда? — я бы хотела вложить больше яда в свой голос, но к моему стыду в вопросе скорее отчаяние.

— Вика, не нужно драмы. Мы давно с тобой живем как… соседи. Как друзья. После рождения Димы ты от меня отвернулась, а я ушел с головой в работу. Тебе не были интересны ни мои достижения, ни успехи, ни провалы. Я плавал во всем этом один. А мужчине всегда нужна была поддержка.

— И ты все эти несчастные пятнадцать лет ждал свою Николь? — вот теперь яда достаточно.

Да и выражение лица Исаева и его молчание в ответ на это вопрос слишком громкие, чтобы не заметить.

— Ха. Так сколько лет ты развлекался на стороне в поисках поддержки и тепла?

— Не важно, — чайник закипает извергая клубы пара и с громким щелчком отключаясь. — Все, что было тогда — не важно и не существенно. Но Николь другая. Она словно мой шанс на новую жизнь. Она любит меня таким, какой я есть. Она видит меня настоящего.

— Да? А ну-ка просвети.

— Ей не наплевать на мои увлечения и она прекрасно разбирается в вине и артхаусном кино. Ей интересно планирование вечеринок, она отлично помогает в выборе помещений, которые я собираюсь приобрести и…

— Видит в тебе богатого, послушного, тупого каблука. У тебя уже даже не кризис среднего возраста, а предвестники старости и импотенции.

Валера закатывает глаза и если бы не ложка сахара, которую он просыпал на стол от злости я бы поверила, что его мои слова совсем не задели.

— Ника любит меня, а я — люблю ее. Поэтому балую и забочусь. Так поступают с теми, кого по-настоящему любят. Ты же ко мне относилась как к штампу в паспорте, как к денежному кошельку и уже очень давно не видела во мне мужчину! А Ника, она…

— Видимо разглядела твои мужественность за всеми подарками и привилегиями, которыми ты ее же и осыпал.

Я видела как дернулся его кадык, а значит мне удалось его по-настоящему больно задеть.

— Коть, я очень хочу чай. Пожалуйста, принеси мне, — раздался тоненький голосок из спальни.

Моей, блядь, спальни!

— Исаев, завтра собирайте вещи и проваливайте вон! Начинай новую жизнь в новом месте, а эта квартира моя! Здесь все мое! Я обустраивала ее так как удобно мне, так, чтобы нашим детям было хорошо и комфортно. Я не позволю тебе здесь все разрушить. Хочешь быть со своей любимой котей, отлично! Но найдите себе другое гнездышко для утех и рождения потомства!

С этими словами обуваюсь, одеваюсь и вылетаю из квартиры.

Надеюсь у него хватит мозгов сделать так как я сказала и завтра они съедут. Мне придется выбросить постельное белье, чайник, чашки и полотенца, к которым прикасались эти двое — но квартиру этому говнюку с его пигалицей я не отдам.

Мне повезло, что консьерж в доме Лизы давно меня знает, поэтому внезапное появление на пороге квартиры старшей дочери будет настоящим сюрпризом. Почти праздничным. Почти веселым.

Я не с пустыми руками — зашла за тортиком, шампанским и шоколадками, чтобы не обидеть внука.

Поднимаюсь на нужный этаж, нажимаю на звонок. Двери неожиданно открывает Соня, а из-за ее спины выглядывает Дима.

— Кто там? — слышу голос Лизы и вхожу.

— Как мило, все мои дети собрались в одном месте и никто из них не на моей стороне, — вручаю то что принесла средней дочери, которая заметно сникла при моем появлении.