Под это дело из Бара в Плоче сумел прорваться итальянский корабль с нашим оружием. Алексеев расстарался.

— «Радецкий» нас стерег, да только господа австрийские, морские офицеры, рвались в бой, — докладывал наш обер-шпион, — вот я и воспользовался.

— Это как же?

— Так в Баре телеграф в порту, на Пристан, уцелел при взрыве, и австрийцы через него получали новости. Я первым делом снюхался с новым начальником станции, потом телеграфистов подговорил, они мне пару австрийских депеш показали.

Я почти угадал:

— И напечатали новую?

— Нет, у немцев же порядок, они депеши в строго отведенное время получали, для этого дежурный офицер являлся на станцию, прием и отправка только при нем.

— И как же?

— Да проще простого, съездил в Цетинье, подгадал время и отправил. Они как получили приказ срочно пресечь погрузку герцеговинских батальонов в Которе, только «Радецкого» и видели! А когда никаких батальонов там не обнаружили, решили, что опоздали, и винтовой фрегат кинулся в погоню на север за призрачной целью. Ну и мы за ними — на цыпочках.

— Блестяще исполнено, Прокопий Андроникович. Дальше мы сами, а вы срочно включайтесь в работу. Мне нужно знать о любом чихе в Мостаре и желательно вчера.

Захваченные в Сплите современные австрийские винтовки Верндля позволили переворужить ту часть герцеговинцев, которая шастала по горам с фитильными «карамультуками»-арнаутками[21], прибывшие на корабле Алексеева винтовки Мартини-Генри — избавиться от игольчатых ружей. Немногочисленная кавалерия получила винчестеры и револьверы. Одним словом, наша огневая мощь выросла на порядок, и с боеприпасами вопрос на время был закрыт. Но это было еще не все. Картечницы Гатлинга — вот что больше всего волновало мистера Икс.

— Какие-то они не такие, — с сомнением произнес Дукмасов, разглядывая три доставшихся нам шестиствольных орудия на деревянных лафетах. Их привели в боевое положение и установили в месте, где можно было провести испытания. — Когда я командовал батареей…

— Ты, Петя, видел в моем отряде усовершенствованную русским инженером Горловым картечницу с десятью стволами под бердановский патрон. А это американский вариант под бумажный патрон, с картечью или цилиндрической пулей, с примитивным бункером для заряда и существенно более легким стволом и особенно лафетом, — пояснил я, разглядывая доставшееся нам «сокровище».

— Петр, ну что вы нам тут заливаете? — влез Николенька. — Как казачий офицер мог батареей командовать?

Дукмасов оскорбился:

— Хоть у Куропаткина спросите. Мы с ним как-то позиции под Плевной обходили. Дошли до батареи, а там офицера ранили. Вот Алексей Николаевич мне и говорит: принимайте командование. А что я? Приказ есть приказ. Ко мне подходит наводчик-фейерверкер. «Какие указания, вашбродь?» А я знаю? Так ему и сказал. А он мне: «Не изволите беспокоиться. Вы нам только направление укажите». Я глянул: турки густятся. «Давай туда». Ну мы и дали. Наслушался аплодисментов.

— Все так и было, — подтвердил Куропаткин.

— Причем тут овации? — спросил подросток, задумчиво поглаживая здоровенное колесо картечницы, доходящие ему до середины груди.

— Когда эта «карусель смерти» стреляет, раздается звук, похожий на аплодисменты, — снисходительно пояснил хорунжий.

— Меня, меня на батарею командиром поставьте, — взмолился Николенька. — Или главным стрелком.

Я потрепал его по плечу:

— Силенок тебе не хватит ручку крутить. Темп стрельбы — 200–400 выстрелов в минуту. Тут, брат, знаешь, какая силушка нужна. Но если тебе так уж хочется на батареи остаться, можешь себе занятие найти. Или в короб патроны сыпать при стрельбе, или обоймы заряжать. На каждое орудие положено не менее четыре человек, а лучше шесть.

— Какое орудие? — вдруг возбудился мистер Икс.

Обычное. По три штуки на одну батарею. 17–20 артиллеристов, включая офицера.

Возмущение мистера Икса чуть не разорвало мне голову:

— Какая батарея? Какой офицер? Какие шесть человек? Вы еще скажите, что пулеметы стояли на открытой позиции…

Стояли. А как по-другому? В закрытом пространстве расчет задохнется. От черного пороха столько дыма, что о прицельной стрельбе можно забыть. Офицер определяет направление ведения огня.

— Нет, ребята, пулемет я вам не дам! Это надо ж такую дичь творить! По одному пулемету на фланг батальона! Закрытый блиндаж, если время позволяет вырыть. И перевозка на лошадях. Сколько весит этот ствол?

Примерно четыре с половиной пуда. Хмм… на вьюке можно, как горную пушку. С картечницей Горлова так не выйдет, она в два раза тяжелее. А ее легкий лафет от Фишера тем более*. Получается, получив старье от египтян, мы больше приобрели, чем потеряли? Есть возможность попробовать Гатлинг в горной войне.

* * *

Лафет Фишера весил 276.5 кг и годился только для перевозки в запряжке. На вьючную лошадь допускался вес не более 100 кг. То есть перевозка на «вьюке» ствола скорострельной пушки обр. 1871 г. Гатлинга-Горлова весом в 163 кг также исключалась.

— Ну давайте же стрелять! — взмолился Николенька.

— Миша, пристрой ты этого сына полка на батарею. Все ж меньше будет путаться под ногами.

— Кадет! Приказываю освоить специальность заряжающего!

— Слушаюсь! — вытянулся в струнку юноша и тут же испортил все впечатление. — Пострелять разрешите? Ну хоть чуть-чуть…

— Миша, а что у нас с дальнобойными крепостными ружьями, — гнул свое мистер Икс. — У меня на них свои планы…

Ответить ему не успел. Прискакавшая группа харамбаши герцеговинцев набросилась на меня с той же просьбой, что и наш недоросль. Как дети малые, право слово.

— Ваше превосходительство! — окликнул меня Куропаткин. — Когда прикажете выступать?

Вдоль далматинского побережья австрийцами было проложено хорошее шоссе, оно было доведено до самой пограничной черты с Герцеговиной, а вот дальше начиналось то, что турки шутки ради назвали дорогой, а я бы — дурно устроенной между камней тропинкой для одной лошади с повозкой. Теперь мне открылось, отчего 18-я дивизия четыре дня добиралась до Мостара, хотя до него не более пятидесяти верст — ее задерживали обозы и необходимость разворачивать колонны авангарда в боевые порядки, когда случались нападения партизан. Переход от австрийской к турецкой территории настолько бросался в глаза, что оставалось лишь нам посочувствовать. Брошенный турецкий таможенный пост, напоминавший грязную курную избу, выглядел символом навязанной турками азиатчины в мягком подбрюшье Европы.

Если смотреть с этой точки зрения, то австрийское вторжение можно даже оценить как шаг к прогрессу. Если бы ни политические последствия и не то, о чем предупредил мистер Икс… Я тряхнул головой, отбрасывая ненужные сомнения и принялся изучать открывшуюся местность.

Кругом камень да камень и редко-редко попадется бедное село из нескольких хижин с маленькой сельской церквью без креста — не дом бога, а каменная каморка. Трудно выживать там, где нет простора для нивы, где каждую ее сажень нужно вырывать у скал. Еще труднее сохранить веру пращуров, не поддаться искушению отуречиться, выдерживать гонения. Или большой голод, когда за переход в ислам османы давали мешок муки. Некоторые семьи поддавались искусу, но это им поминали столетиями.

Кустарник и мелкий лес немного скрашивал однообразие, особенно чувствительное после роскоши побережья с его фантастическими видами на бухты и мысы, прозрачнейшей морской водой и рощами сосновых деревьев, по которым скакали черные белки. Но меня волновало другое. Рельеф шел на повышение, противник из-за этого получал тактическое преимущество, оказываясь выше нас. Где встречать 18-ю дивизию?

Где встречать… Где?

— Алексей Николаевич, как бы ты дивизию из Мостара повел?