Саян изменил мне не просто с какой-то левой бабой, а с ассистенткой, которая наверняка общается с кем-то из нашего действующего персонала.
К тому же, крутится в тех же медицинских кругах, что и мы, и рано или поздно эта унизительная новость облетит всю нашу немногочисленную и узкую братию, поставив нас под удар.
Саяну никто ничего не скажет. Ведь он мужчина.
А вот на меня…
На меня будут посматривать кто с откровенной жалостью, кто со злорадством, что и у меня жизнь не такая сахарная, как представлялось со стороны.
За спиной будут обсуждать предательство Саяна, а мне перемывать косточки, что же я за женщина такая неполноценная, что не родила мужу ребенка, что он залез на другую.
Когда я подъезжаю к многоэтажке сестры, в которой она живет с семьей, пару минут не выхожу из машины, стараюсь унять распалившийся заново гнев. Меня буквально разрывает от эмоций, хочется всё крушить, но всё, что я себе позволяю – это с силой сжать руль, впиваясь короткими ногтями в кожаную обивку баранки.
Некстати вспоминаются изнеженные руки Ермолаевой. Длинные ногти округлой формы с перламутрово-розовым маниюкром.
Мои же в этот момент кажутся обрубками. Пусть и ухоженные, но без лака, ведь я врач, по КЗОТу не положено.
Опускаю щиток над лобовым стеклом и вглядываюсь в зеркало, невольно сравнивая себя и ту, которая понесла от моего мужа.
Мне тридцать три, на лице ни единой морщины, и только взгляд выдает мой возраст.
Не тот легкомысленный и веселый, что был лет пятнадцать назад.
Более спокойный и рассудительный, ведь теперь у меня есть то, чего не было в юности.
Жизненный опыт.
Череда разочарований и печалей, которые наложили отпечаток на мое лицо.
Так что как бы сильно я не хотела и сама стать той самой озорной девчонкой, которая могла легко пережить разрыв с парнем, время не повернуть вспять. Как и пятнадцать лет брака.
Сердце снова сжимается от мысли, что именно привлекло Саяна в Ермолаевой. Ведь он нашел в ней то, чего нет у меня. Иначе бы никогда не пошел на измену.
Чешется между ног – это не про него, признаю я вынужденно.
Тянуть больше не получается, так что приходится взять себя в руки и выйти из машины. Поговорить с сестрой.
Она открывает почти сразу, словно караулила меня у двери. Когда я поднимаю на нее взгляд, Ульяна опускает глаза и скрещивает пальцы обеих рук. Прячет от меня свои мысли и закрывается этой позой. Всегда так делала, когда не хотела в чем-то признаваться, когда ее поймали на горячем.
– Так и будешь молчать? Даже на чай не пригласишь? – первой нарушаю я молчание, догадавшись, что в квартире мы одни. Иначе бы племяшка уже давно выбежала меня встречать.
– Проходи, Люб, я сейчас всё сделаю, – кивает Уля и убегает на кухню, начиная суетиться.
Ей только в радость отсрочить наш разговор, а я и не тороплюсь.
Домой совершенно не хочется, и я никак не могу избавиться от мысли, что теперь я не знаю, когда Саян вернется домой. Во сколько прилетит, с какими мыслями войдет в дом.
Раньше дом был моим логовом, в котором я чувствовала себя в безопасности, а сейчас всё внутри меня сжимается от одной только мысли, что там я теперь, как в капкане.
Стараясь отгонять от себя мысли о том, что его могли осквернить в мое отсутствие, я раздеваюсь и иду в ванную мыть руки. Сама оттягиваю встречу с сестрой с глазу на глаз.
Проходит всего несколько часов после нашего утреннего разговора, а кажется, что целая вечность. Ведь я теперь не знаю, как мне общаться с ней как прежде после сегодняшнего.
Когда я вхожу в кухню, стол уже накрыт, а сама Ульяна стоит ко мне спиной у окна. Обхватывает себя руками и потерянным взглядом смотрит сквозь стекло. Напрягается всем телом, когда слышит меня, но не оборачивается. Словно боится моей реакции, даже трясется вся.
– Давай не будем превращать наш разговор в фарс, Ульяна. Я хочу услышать ответ на свой вопрос без увиливаний с твоей стороны, – говорю я, останавливаясь у порога. Не пересекаю его, как бы воздвигая стену между собой и сестрой.
Мы сейчас далеки так же, как остров от материка, и я не уверена, что эта пропасть может сократиться. Чай нас обоих не интересует, это всего лишь привычка.
– И не ври, что ты случайно подослала ко мне на прием Ермолаеву, не зная, кто она и чего хочет от меня. Ты никогда не была дурочкой, и я обижусь, если таковой считаешь меня. А теперь скажи мне, как давно ты знаешь, что Ермолаева носит ребенка от… – сглатываю, с трудом договаривая, – моего мужа.
Не знаю, чего я ждала от сестры.
Может, ее извинений, что не рассказала раньше.
Или что она сама обо всем узнала случайно и совсем недавно.
Конечно, дыхание у меня перехватывает от разных догадок, одна хуже другой, но я молчу, надеясь, что она развеит мои опасения.
Но она убивает меня ответом, разрушив все мои иллюзии.
– Полгода, Люб, я знаю обо всем с самого начала.
Сестра кидает на меня взгляд украдкой и всхлипывает, прикрывая рот рукой, но я стою на месте, как бы со стороны наблюдая за ее тихой истерикой. Сама поджимаю губы и на несколько секунд прикрываю глаза, чтобы успокоиться и не заплакать.
– Тебе Родион обо всем рассказал?
Я делаю самое вероятное предположение из возможных, ведь Родион – старший брат Саяна, и если уж с кем он мог поделиться тем, что его любовница беременна, так это с братом. Вот только Ульяна отрицательно качает головой, заставляя меня насторожиться.
И когда снова смотрит на меня, что-то такое мелькает в ее глазах, что заставляет меня встревожиться сильнее.
– Не Родион, – выдыхаю я, практически не слыша собственного голоса.
Сердце мое так сильно бьется, что пульс в ушах становится таким шумным, что заглушает практически любые внешние звуки.
Я несколько раз моргаю и сглатываю, чтобы вернуть себе слух, но не получается.
Рот Ульяны двигается, когда она что-то сбивчиво и быстро говорит, заламывая руки, а я почти ничего не слышу. Только обрывки фраз, которые не компонуются между собой в полноценное предложение.
– … моя вина… я попросила… пожалела… сложная судьба… бедственное положение… работу…
Резко встряхиваю головой, когда Ульяна замолкает, и какофония звуков резко врывается в уши, отчего пульсируют виски, но я хватаюсь рукой за косяк дверного проема и впиваюсь взглядом в сестру. Обмираю от догадки и помертвевшим голосом переспрашиваю, пытаясь понять, всё ли я правильно поняла.
– Пока я лежала в больнице, ты за моей спиной попросила Саяна об услуге и пристроила Ермолаеву к нему в ассистентки?
Замираю, впиваясь болезненным взглядом в сестру, и по движению ее глаз уже понимаю, что так оно и есть.
– Люб, я же не знала, что Саян на нее глаз положит. Вы, конечно, похожи, но я не думала, что всё обернется трагедией, – жалобно и едва ли не скуляще говорит Ульяна, пытается поймать при этом мой взгляд. – Саян ведь всегда был верен тебе, и я не думала, что Лиза будет в его вкусе. Просто она так похожа на тебя, и я хотела…
Сестра осекается в последний момент, даже взгляд у нее стекленеет. Мне бы обратить внимание на ее последнюю оговорку, но я так поглощена собственной агонией, что едва держусь на ногах.
В грудине будто колом деревянным проворачивают, вороша мои внутренности и превращая их в кровавые ошметки.
– А Лиза – это… – едва ли не шепчу я, а сама хватаюсь за горло, так как оно сипит, будто там наждачкой проехались.
– Лиза – сестренка моей подруги со школы, Люб. Ты должна ее помнить… Они часто оставались у нас ночевать, когда их родители в очередной запой уходили. Лиза тогда была Барановой, а Ермолаевой уже после школы стала, когда замуж вышла и переехала в другой город. Я ведь рассказывала тебе о ней, что муж ее колотил, в университет она не поступила, санитаркой подрабатывала, а когда смогла колледж закончить, устроилась медсестрой. Она сбежала от мужа и вернулась в город где-то год назад, но мыкалась неприкаянно, а ей ведь дочь на что-то кормить и одевать надо было, и я пожалела ее и…