– Я долго сидел у его могилы. Часов семь. Только ты надо мной не смейся,- Лин отпил из кружки несколько глотков зеленого чая.- Звал его и звал, но приходили другие, и я спрашивал у них о нём, просил позвать его, однако, никто о таком не слышал. Так не бывает, Александр! Это абсурд. Они прожили с ним рядом долгие годы, а мне отвечали как один, что с названным не знакомы. Ты пойми, что души не умеют лгать. Что-то ты мне не договариваешь. И история его жизни тут ни при чём.

– А что ты хотел у него спросить?

– Разрешение.

– Я не случайно сказал тебе, что он рождён и воспитывался в Ла С Капи. Потому ваши их и ненавидели, что считали дикими их традиции, которые они свято соблюдали.

– Убивать старых, больных и немощных – дикость.

– Лин, мы не сможем понять друг друга.

– Ты его убил!!?

– Я по его просьбе выполнил церемониал.

– А душа?

– Не знаю. Меня не учили общаться с душами умерших. Возможно, они как-то стираются перед уходом. По их поверью не должно остаться ничего, кроме серого пепла.

– Его тело кремировали?

– Да. В могиле урна с прахом.

– Где я могу ознакомиться с церемониалом? Мне надо хоть что-то узнать об этой системе.

– Знал, что тебя это заинтересует.

– Не хотел тебе говорить, но…, ты знаешь о ликвидационных отрядах в Китае в период культурной революции?

– Можешь мне про это не рассказывать. Я в курсе. Мне давал данные Дэн, когда я составлял программу для возрождения Китая.

– Я был командиром такого отряда. Скажи, Александр, тебе не бывает страшно?

– За прошлое – нет. Пока – нет. Он мне сказал, что этот страх обязательно приходит, когда встанешь у края. Почему спросил?

– Мне сейчас вдруг стало страшно. Не за себя, за тех, кто придёт к моей душе.

– Дам тебе письмо в Циньский монастырь. Там есть отшельник из Ла С Капи. Он знает, как делается церемониал.

– А сам ты мне его не можешь изложить?

– Могу, но прока в том не будет. Я всё делал под его диктовку, но это официальная часть. Внутреннюю он делал себе сам, так полагаю, и мне о ней ни пол словом.

– Ты уверен, что отшельник её знает?

– Уверен.

– Откуда?

– Один наш когда-то готовился на внедрение в США. Я был ребёнком. На всякий случай он прошёл программу обучения у этого отшельника и по дороге домой мне выборочно об этом поведал.

– Возраст отшельника?

– Твоих лет.

– А в Ла С Капи у тебя концов нет?

– У меня есть туда личный вход. Посторонних они не принимают и не впускают. Да то, что ты из Небесного монастыря определят мгновенно. Нечего тебе там делать.

– Это верно.

– Отшельнику скажешь, что пришёл от Ари Мэй Тиса.

– Ох, мне эта их многоимённость никогда не нравилась. И что это твоё имя обозначает?

– Родившийся завтра снег.

– Интересно они тебя назвали.

– А я пришёл к ним с серой аурой, со свободным языком и они во мне не смогли ничего увидеть. Подумали и назвали, что, мол, делать, если он закрыт. Родится завтра. А снег по двум причинам. Я с Севера и все мы уходим.

– Когда ты к ним ходил?

– После смерти Ло. В 1996 году.

– Ясно. Теперь я не знаю, брать мне его рукопись или нет. Без позволения, да ещё для меня чужого, нельзя.

– Это не рукопись. Он всё завещал моему брату для перевода с разрешением издать по желанию. Брат решил издать. Достояние обращенное можно брать всем.

– Ты подкидываешь мне, к тому, что уже собралось, ещё толику проблемностей.

– Только не говори, что не рад.

– Александр, я очень рад, что у меня есть над чем в тишине подумать. Одно знаю наверняка. Нет, ты мне не лжешь, но и правды не говоришь. Не тот ты человек, чтобы какая-то тайна прошла мимо тебя и осталась не востребованной. Ты в курсе, но по какой-то причине не хочешь об этом. Табу.

– Мимо меня прошло много тайн. Ты прав. Я не опустил ни одной. В дорогу взял всё. Но не все они мне раскрылись. Есть оставшиеся в сомнениях. Потому не оглашаю. В этом причина. Я у них многих вещей не понял. Делиться не понятым – вредно. Это внутреннее табу. Есть у меня древнейшие книги, которые написаны на ясном мне языке, но я их никому никогда не покажу, потому что не понимаю их содержания.

– Тогда коротко и конкретно.

– Они потомки иной цивилизации и, так повелось, не совсем умелые, потому что ассимилировали в свою культуру частицы веры и традиций тех, кто жил рядом. И при этом часть чужой веры взята для камуфляжа, чтобы сильно не отличаться. А что есть основа – хрен их знает. Пока я до этих высот не докопался. Но то, что они иные – факт. Больше того. В мире подобного нигде нет даже отдалённо. И сравнить не с чем.

– Очень оригинальна?

– Инородное что-то.

– Сразу приходит мысль об исчезнувших атлантах.

– Нам, Лин, не грозит быть ими в глазах потомков.

– Шутник ты тоже неизменный. Почему?

– Кариес.

– Ах!! Ну, конечно, же! Все ссылаются на значительные изменения зубов в черепушках человека, найденных в разных точках платы, а наши все будут со вставными,- Лин расхохотался.- Так что ты решил? Будет встреча или нет?

– А что решили стрелки?

– Все сто процентов за.

– Тебе лично это единогласие ничего не напоминает?

– Мне, Александр, это многое напоминает, но я – это я, а вы – это уже инородное, как ты выразился, и мне с моей горки многое уже не видно.

– Но у меня всё-таки спрашиваешь?

– Народонаселение…,- начал Лин, но Сашка его остановил жестом руки.

– В 1976 году после смерти Мао Дзэ Дуна Дэн мне сказал об этом прямо и вывел проблему за рамки, уповая на принимаемые меры. Я с ним тогда не стал спорить, только заметил, что это ни к чему хорошему не приведёт. И не стерилизация, ни лозунг: "Одна семья – один ребёнок", вам не помогли. Да, вас четверть от общей численности землян и плодиться продолжаете. Не обижайся, Лин, но это не повод для получения льгот и преимуществ. Интересы большинства не всегда идут на пользу этому большинству. Сильно долбанул доллар при своём падении по китайской экономике?

– А кого он не зацепил?

– Когда вы начинали свои реформы, я вам составил программу. Дэн Сяо Пин даже встречался со мной по этому поводу и предложил бросить свои дела и её осуществлять, так она ему сильно понравилась, но я не согласился.

– Я знаю об этом. Твой доклад лёг в основу наших реформ. Я его читал.

– А там, Лин, не шла речь об инвестициях. Их я не предполагал вообще, так как это инструмент давления на политику государства извне и расписал всё до мелочей.

– Я помню.

– Так почему вы так не стали делать?

– Я хочу это выяснить в Пекине.

– Умных советов никто выполнять не хочет, но все просят себе кусок прижучить.

– Александр, не сбрасывай со счёта человеческий фактор.

– Ещё сошлись на плохое питание.

– Ты, конечно, прав, но и нас пойми. Миллиард четыреста надо кормить.

– Никто никого не кормит! Брось эту махровую коммунистическую пропаганду. Каждый кормит сам себя своим трудом и китайцы не исключение. Знаю, что ты мне сейчас тысячу аргументов приведешь в ответ о том, что в Китае особая ситуация. Слушать не хочу. Границы, Лин, не я городил. Не Я! А на встрече речь пойдёт о региональных интересах. Я не президент Земли и отдать китайцам какие-то территории не могу. Нет их у меня. Для Китая вопрос продовольственной безопасности стоит ребром, так и работайте в этом направлении, создавайте соответствующие условия. За вас их никто создавать не станет. Вот вы привязались к доллару, и наступила эйфория благополучия, чтобы её продлить профинансировали Клинтона на второй срок, а где результат? Ты им поясни, я уже устал им вдалбливать, что любая привязка к мировым финансам – голод для миллионов потому, что денег всё время хронически не хватает в таких системах на элементарные вещи, не говоря уже о реформах в сельском хозяйстве. Вон в Советском Союзе партия так кормила – с голода пухли. Кормильцы сраные.

– А что я могу им пообещать?

– Только то, что у нас есть. Слушай, Лин, я не знаю, что будет на встрече, если она вообще состоится. Лично в ней участвовать я не отказываюсь. Всё что имеется по технологиям. Металлообработка – прошу. Реконструкция энергоемких производств – внедряйте. Но льготы?!! Ты вообще-то меня кем стал считать?