– Будем надеяться. Мы располагаем кой-какой информацией по названной вами фирме. У неё молодой директор. До тридцати лет. Его имя Ким Сун Ан. Вам это ни о чём не говорит?

– Впервые слышу. Китаец?

– Судя по фото – нет.

– Кореец, вьетнамец, малаец,- стал перечислять Егоров.

– Европеец, но с азиатским именем.

– Вот даже как!!? Оригинально. Дожились, называется.

– Скажите, Аркадий Петрович, а в транзитной, вы её упомянули, о чём шла речь?

– Было у меня одно поручение, но от лица иного. Он просил меня поговорить с этим Янгом на предмет организации встречи с неким человеком, о котором Янг знает.

– Устроилось?

– Вы знаете – нет. Я даже пытался торговаться в имевшихся у меня пределах, но не вышло. Он мне отказал.

– А чем мотивировал?

– Даже не вспомню точно. Я же был с билетом домой. Башка о другом думала. Да и разговор шёл в присутствии этой дамы. Мы говорили на жаргоне с применением философских терминов. Он намеками и я ему намеками. А вот во что упёрлись…, кажется в мой возврат.

– Домой?

– Да. Я уже в самолёте просмотрел наш разговор и пришёл к выводу, что он не дал добро на встречу по этой причине. Точно, точно!! Какую-то он мне напоследок ляпнул фразу, обозначавшую примерно следующее: "Зачем встречаться, если ты дома не в своей "стране".

– А по архиву как договорились?

– Ни о чём. Эту любовницу обрабатывали многие. Как умер её дедок, сразу взяли в оборот. Крутились там многие. Поскольку не за своё, до крайности никто не доходил. Только пугали. Было и у меня от руководства ГРУ на неё надавить. Я к ней лично ездил. И она тут же исчезла. Дом сгорел и, спустя месяц, она появилась на одном приёме с этим Янгом.

– А вы были с ним до этого знакомы?

– Был. Там его все знали, и все не любили.

– За что?

– За всезнайство. Янки, так те с ним не здоровались. Я своему начальству доложил о её появлении в его сопровождении, и мне дали отбой. Тут ко мне КОРУНД пришёл лично. Сказали так: забери архив или грохни. Я подумал и решил умыть руки. И меня отправили домой.

– А попытки были? Убрать?

– С трагическими последствиями. Они там кого-то подряжали на мокрое и все погибли. А в моё отсутствие что было, не знаю. Может быть, и убили.

– По нашим данным – нет. Аркадий Петрович! Если мы вам покажем фотографии, вы на них сможете опознать Янга?

– Если он не сделал себе пластическую, то конечно.

– Это фото старые. Тех лет, когда вы были знакомы. Держите,- карточки перекочевывают к Егорову.

– Вот этот пограничник, старший лейтенант и есть Янг.

– Вы уверены?

– Не сойти с этого места,- клянется Егоров.

– Тогда ещё раз внимательно посмотрите. И среди пограничников и среди присутствующих.

Егоров долго всматривался и стал возвращать по одной, комментируя:

– Я больших из правительства не называю, их все знают. Вот это – Кириллов из КГБ. Он бежал в США. Вот на этой, да… я этого Кириллова в Швейцарии видел. Он в посольстве ошивался. В январе, в конце января 87 года. Продолжим. Вот на этой знаю двоих. Чухонин – чин в ГРУ. Орладзе – МИД. А вот на этой Туполев. Это кадровый НОР под крышей ЦК. Всё. Среди пограничников больше никого не узнаю. Я, правда, не слышал о службе Янга в рядах ПВ и мне это интересно. Пути господни… А чьи это похороны?

– Это конец декабря 1986 года. Ваганьково. Хоронят начальника контры в разведке КГБ генерал-лейтенанта Сергеева. Он застрелился в своём кабинете.

– Мельком слышал об этом краем уха. У вас фото покойного нет? Привычка во всём идти до упора.

– Прошу,- баррикадовец подаёт фото.

– Господи!!- Егоров бледнеет.

– Вы его знали?

– Господи, господи!! Ну конечно знал. Он такой же Сергеев, как я Джорж Вашингтон. Плохую вы мне принесли новость. Вот что значит служить в разных фирмах и с конспирацией. Будь она трижды неладна! О смерти друга узнаю столько времени спустя. Это же надо до такого позора дожить?!

– Вы дружили?

– Десять лет! Его в школе звали Кромвель. Мы выпускники одной разведшколы. Бог мой, кто бы мог подумать! Какой страшный выбор. Я поеду с вами в Кантоны. У меня есть личный вопрос к Янгу. Он что-то знает, раз присутствовал на похоронах. А что там вообще делали пограничники?

– Я в замешательстве дважды,- говорящий искренен.- Пограничники эти липовые. Все до одного. И кто они и откуда, мы выяснить не смогли. И то, что в одном из них вы опознали Янга, нам новость номер один. Были они на похоронах в качестве похоронной команды. Дело в том, что вдова Сергеева, дочь известного пограничника. Её отец был профессором, и многие годы читал в погранакадемии. Пограничники не вызвали на похоронах и тени сомнений. Мы опросили кое кого из участвовавших в похоронах и все как один подтвердили, что сделано было профессионально и в высшей степени по-домашнему и по-человечески. Достойно, скромно, выдержано и уважительно. А как настоящее имя у Сергеева?

– Не знаю. Но не Сергеев. У нас такие вопросы не обсуждались. Были псевдонимы и имена. В школе его звали Гоша. Ну и Кромвелем. Оливером. Там у них в Англии был ещё один Кромвель, но Томас.

– Извините, Аркадий Петрович! А что за школа? Чья?

– Привет, братцы! Я же коренной в ГРУ. И он коренной в ГРУ. А как он упал в КГБ?!!- Егоров размахивает руками.

– Ваши засылали не только за кордон, но и к своим.

– Все засылали друг к другу. Чтобы не зевали.

– Значит, разведшкола ГРУ?

– Вы что, братцы?! Не шутите так, а то я подумаю, что вы с Марса. ГРУ тогда ещё не было. Это же конец сороковых начало пятидесятых. Побойтесь всевышнего. Школа эта армейская. Армейской разведки. Старшины у нас были при орденах и прямо с фронтов. С войны. Какой силищи были люди!!! Все как один с иконостаса. Нас готовили по стратегическому профилю. Ядерная бомба!!

– Ну, хоть как-то она называлась? В своей среде вы её как именовали?

– Да никак! Школой и называли. Мы же все были предвоенные. Война у нас перед глазами стояла. И голод, и бомбежки, и танковые клинья, и солдаты убитые вдоль окопов. В сорок втором меня привезли в неё из детского дома. Кто мои мать и отец не знаю. Меня подобрали на какой-то станции в июле 1941 года. Мне было пять. И я помню только имя. И вся школа была из таких. И у Кромвеля тоже нет никого. А фамилии нам дали на выпуск вместе с погонами лейтенантов. Только о том, какие, мы друг другу не говорили.

– А где она располагалась?

– Под Кировом. Слободской. Пгт.

– Это учебная база бывшего отдела группы "Плутон",- вступает в разговор первый.- Её закрыли в 1972 году. Вам известен резидент нелегала во Франции?

– Нет. Но фото могло бы помочь.

– Смотрите!

– Да. Этого знаю. В конце семидесятых мы были вместе на базе под Кандалакшей. Дней семь. Но не общались. Там была сводная встреча резидентов ГРУ в шашечном прогоне. Только он не резидент.

– А кто?

– Это ведущий координатор. И это не одно и то же.

– Теперь он Пороховщиков Валерий Дмитриевич. Заместитель генерального прокурора России. Человек "Плутона" в составе "Резеды". Герой Советского Союза. Генерал-полковник.

– И у меня есть эта звездочка и что?!! До лампочки мне звания и медальки. Я не за их служил. Для того, чтобы больше никогда по моей земле не прорывались танковые клинья. Никогда!!! А награды… Гавно всё это. Непотреб. Это для тщеславных. Висюльки.

– Пороховщиков сейчас в большом весе не по линии прокурорской. Он молодых и жуликоватых демократов раздоил на огромные суммы. Ваши данные есть в картотеке "Резеды"?

– Должны быть. Там всех фиксировали, но часть без востребования. Материалов этих из Кремлёвки не получить. Там доступ через одного.

– Вы в работе сталкивались со многими. Через Швейцарию шло много каналов. Имя Чёрного Принца вам известно?

– Слышал о таком, но видеть не видел. И о его смерти знаю. По моему возвращению и выходу в отставку, был с кем-то такой разговор.

– К вам кто-то приходил?

– Приходил.

– Кто?