Михаил видел, как охранник подошёл к Стужеву, и тот спустился, скрывшись за регистратором. Поначалу Огнев даже заволновался, что его цель сбежала от страха, что его предупредили. Но вскоре и к нему подошли, позвав на бой.

Этот момент пришёл. Час расплаты.

Стужев вышел на ринг первым. В его глазах, пытавшихся казаться спокойными, Михаил уловил то, что и ожидал — затаённый, животный страх. А всё потому, что Огнев скинул капюшон и снял респиратор, сунув в карман.

Стужев узнал его, но не спешил сбегать.

«Дрожи, червь. Твоё время истекло», — с наслаждением подумал Огнев, вставая в стойку. Диктор что-то говорил, но Миша не слушал, он был в предвкушении.

Гонг возвестил начало.

Первый раунд Михаил отвел на разведку. Стужев метался, пытался работать на дистанции, отскакивал. Его удары были быстрыми, но пустыми, словно комариные укусы. Огнев парировал их почти небрежно, каждой клеткой ощущая своё превосходство. Пара точных, несильных ударов по блоку Стужева — просто намёк, приглашение к танцу, где ведущим был он, Михаил.

А потом Стужев пропустил первый удар — жалкий джеб. Устал! Он выдыхался!

Огнев начал наращивать давление. Каждый его удар был молотом. Ребро ладони, апперкот — каждый раз, когда они достигали цели, тело Стужева вздрагивало, а в его глазах вспыхивали искры паники.

Алексей начал чаще пытаться обхватывать его руками, чтобы перевести всё в борьбу, но Михаил с силой, от которой противник аж закашлялся, отбрасывал его, как назойливого щенка.

— Что, Стужев? Уже устал? — прошипел Огнев, отправляя Алексея в стену точным ударом ноги в живот.

Тот не упал, хоть и ударился о бетонную стену, а по его лицу пробежала гримаса настоящей боли. Медицинская маска уже валялась на полу — порвалась резинка.

Злость, чистая и прекрасная, закипала в Михаиле. Это был тот самый кайф, тот нектар власти и превосходства, которого ему так не хватало все эти недели, нет, месяцы. Все неурядицы и проблемы, что свалились на него снежным комом и норовили похоронить заживо, будто рассосались. Костя оказался прав, ему нужен был этот бой. Огнев впервые за долгое время ощущал себя вновь свободным.

Стужев был уже не бойцом, а живым манекеном, мешком с костями, который Михаил методично, с наслаждением избивал. Защита противника рассыпалась на глазах. Правый хук в печень — Стужев согнулся, издав сдавленный стон. Левый в челюсть — его голова дёрнулась назад, брызги слюны и крови разлетелись в свете прожекторов, как грязные блёстки. Алексей покачнулся, и в его глазах Огнев увидел то, чего ждал, — животный, неприкрытый ужас. Ужас перед неотвратимой силой.

Михаил не останавливался. Это было слишком сладко. Каждый удар был не просто ударом — это было стирание позора той дуэли, восстановление попранной иерархии. Он мстил за всё: за наглость, за этот вызывающий взгляд, за тот чёртов браслет, который не должен был болтаться на запястье выскочки. За всё, что с ним случилось из-за этого никчёмного бастарда, возомнившего себя выше его, самого графа Огнева!

Стужев рухнул на грязный бетонный пол, беспомощно прикрывая голову руками. Гонг? Нет, ещё рано. Огнев навис над ним, обрушивая град ударов. Они сыпались на рёбра, по почкам, по затылку. Он слышал хрипы Алексея, видел, как его тело дёргается в конвульсиях под его кулаками. Это был триумф. Абсолютный и безраздельный.

И тут тело Стужева затряслось в странной, неестественной судороге. Изо рта вырвалась пена, окрашенная в розовый цвет кровью. Его глаза закатились, и он обмяк, окончательно прекратив сопротивление.

Раздался гонг, а в яму ворвался охранник, оттаскивая Огнева. К Стужеву рванули врачи.

И тогда это накрыло Михаила сокрушительной волной. Не просто удовлетворение, а ликующий, всепоглощающий триумф. Он выпрямился во весь рост, поднял сжатые кулаки и издал рык — низкий, дикий, первобытный крик победителя. Он сделал это. Он не просто победил. Он уничтожил его. Стёр в пыль. На его глазах. При всех.

Вот только… Это вообще нормально? Ничего страшного же не случилось? Появился червь сомнений, который Огневу не нравился. И которого он пытался всячески игнорировать.

Словно ответом на его вопрос послужила похвала охранника и поздравления с победой. Он пророчил Пламени высокие рейтинги, но парень его не слушал.

— Да не переживай ты так! Щас его подлатают, — засмеялся охранник, хлопнув Огнева по спине. — Тут не умирают, всех лечим. Будешь ещё сегодня выступать?

— Нет.

— Деньги не забудь свои забрать, чемпион, — снова радостно засмеялся мужчина.

Наконец, Миша оказался наверху, на улице. Он дышал полной грудью, словно сбросив с души тяжкий груз. Он отомстил, он смог это сделать. Никакой Стужев, никакие интриги — ничто не могло остановить его. Это был его час. Его настоящий триумф.

Он опять уснул в машине. Видимо, перенервничал. Не помнил, как добрался до общежития и завалился спать прямо в одежде.

Голова гудела, будто в ней поселился рой разъярённых шершней. Каждый вдох отдавался острой болью в рёбрах, и я почти физически чувствовал фиолетовые пятна синяков, проступающих на коже сквозь пот. Я оттолкнулся от бетонного пола, пытаясь подавить стон.

Меня подняли и залили в рот зелье, которое могло поставить на ноги и мёртвого. Взгляд еще не сфокусировался, но я узнал эти голоса — Плетнёв и Холодов.

— Алексей! Ты как? — прозвучало как будто из-под воды.

Адреналин ещё не до конца отпустил, и инстинкт заставил меня резко отмахнуться.

— Отстаньте! — прохрипел я, делая вид, что едва стою на ногах. — Водянов… Он же смотрит…

Плетнёв коротко усмехнулся, а Холодов крепче взял меня под локоть, помогая удержать равновесие.

— Расслабься, артист. Трансляцию уже пять минут как прирезали. Макс видел только твой эффектный финал с пеной у рта. Всё, спектакль окончен.

Облегчение волной прокатилось по мне, такое сильное, что ноги на мгновение действительно подкосились. Меня быстро подхватили и повели в зал.

Зрителей уже не было — все разошлись. Меня потащили дальше, в местный общественный санузел, где я умылся и быстро переоделся, не без помощи Холодова. Он же сунул в руку бутылку с водой.

— Ну что, герой, — вошедший Плетнёв похлопал меня по плечу. — Готов завершить представление? Макс уже позвонил, отчитался хозяину. Пора его неприятно удивить.

Сделав последний глоток, я кивнул. Боль давно прошла, а раны затянулись. Я ощущал бодрость, хоть и был бы не против нормально помыться. Но не сейчас, не время. Надо заканчивать.

Я расправил плечи, бросил пустую бутылку в мусорку и вышел в коридор. Несколько шагов, и вот мы перед дверью, за которой ждал Максимилиан Водянов. Пора было собирать плоды своей маленькой победы.

Тот сиял от счастья. Он расхаживал по маленькому вип-помещению, не в силах усидеть на месте. Огромный экран на стене был выключен, пахло вином и закусками, что находились здесь же на столе.

— Только что говорил с Озёрским, — выпалил Водянов, подойдя ко мне и положив руку на плечо. — Всё чисто. Он более чем доволен. Запись у нас в кармане, благодаря тебе мы, наконец, почти загнали графа Огнева в угол. Вот он удивится, узнав о ночных похождениях своего сыночка!

Он засмеялся и похлопал меня по плечу. И тут его взгляд упал на Плетнёва. Тот стоял, прислонившись к косяку, и на его лице играла такая откровенно довольная, хищная ухмылка, что Макс резко замолк. Воздух в комнате мгновенно переменился, став тяжёлым и зловещим.

— Что происходит? — спросил Макс, и его голос потерял всю свою предыдущую восторженность, став плоским и настороженным.

Я сглотнул. Сейчас, возможно, самый важный момент всего моего плана…

Макс нервничал, да и я, собственно, тоже. Тем более стоя впереди всех. Именно тогда Плетнёв и решил вступить в игру. Он мягко оттолкнулся от косяка, и его голос прозвучал с ядовитой издёвкой.

— А происходит, дорогой Максимилиан, то, что ты попался. Просто и банально. Запись… — он сделал драматическую паузу, — ты её сегодня не получишь. Если вообще получишь когда-нибудь.