— И? — Плетнёв поднял бровь. — Каковы указания?

— Никаких, — Холодов развёл руками. — Абсолютное молчание. Ни похвалы, ни осуждения. Единственное, что он написал в последнем сообщении: «Продолжайте заботиться о нём». Вот и всё.

Плетнёв отставил чашку, его пальцы принялись выстукивать по столу неторопливый ритм.

— Любопытно. Получается, Платон просто наблюдает со стороны, не вмешиваясь.

— Именно, — кивнул Холодов. — Создаётся впечатление, что это… Своего рода испытание. Проверка. Платон всегда был сторонником жёстких методов воспитания. Возможно, он с самого начала хотел бросить Алексея в эту академическую пасть, чтобы посмотреть, выплывет он или нет. Станет ли он сильнее… Или сломается. Если за ним не будет стоять род и отец.

Он помолчал, глядя на своего собеседника.

— Так что, можно сказать, я не просто поддерживаю его «авантюру». Я ещё и выполняю указание своего сюзерена — забочусь о его сыне. А забота в данном случае — не уберегать его от всех опасностей, а дать ему возможность с ними справиться. И если для этого нужно дать ему немного верёвки… Что ж, я дам. Пока не увижу, что он начинает вешаться.

Плетнёв задумчиво кивнул, в его глазах читалась напряженная работа мысли.

— Рискованная педагогика. Но кто знает… Может, ты и прав. Может, в этом и была истинная цель Платона — устроить сыну боевое крещение в условиях, где за ним не будут тут же подчищать все ошмётки. Жестоко. Но эффективно. Ты сам рассказывал, что парнишка сильно изменился после переезда.

Холодов кивнул. Плетнёв же допил свой эспрессо и отодвинул чашку.

— Что ж, посмотрим, оправдает ли молодой Стужев надежды своего отца. И твои, Аркадий. Надеюсь, тебе не придётся потом собирать его по кускам.

— Надеюсь, — тихо согласился Холодов, и в его голосе впервые прозвучала лёгкая, едва уловимая тревога.

Да, он был уверен в силе парня. Тот точно выше первой звезды неофита. Если поставить его против Марии, то Аркадий не уверен, что девушка победит. А это много значит. Но даже так — сейчас они вклинились в чужие разборки, а это всегда чревато непредвиденными нюансами.

Воздух в клубе был будто наэлектризован и гудел. Вокруг царил контролируемый хаос, та самая управляемая суета перед спектаклем.

Гном прыгал вокруг двух техников, возящихся с камерами, и орал:

— Я сказал, угол шире! Чтобы всё лицо гостя было видно, когда он будет добивать!

Мужики никак на его окрики не реагировали, а молча выполняли свою работу по настройке оборудования.

Охранники, привыкшие к обычным подпольным боям, нервно перешептывались, поглядывая на Плетнёва — его присутствие придавало всему происходящему официальный, и оттого ещё более тревожный оттенок. Всё же, дела тут крутятся не совсем легальные, хоть и крышуются этим представителем власти. Насколько я знал, он крайне редко сюда заглядывал, сейчас же вне графика согнал всех на работу.

Я скромно стоял в углу, делая лёгкую растяжку, и чувствовал, как по спине бегут мурашки. Это не был страх. Скорее, мандраж перед выходом на сцену. Всё должно было пройти идеально. Один провал — и все эти недели подготовки, вся эта паутина интриг пойдут коту под хвост. Рухнут прямо на меня. Не хотелось бы переиграть самого себя.

Ко мне подошёл Холодов. Его спокойствие в этой кутерьме действовало умиротворяюще.

— Всё помнишь? — тихо спросил он, внимательно смотря на меня.

— Первые две минуты дерусь по-настоящему, — так же тихо отчеканил я. — Показываю, что могу, но не слишком. Потом начинаю уставать. Пропускаю первый сильный удар, падаю.

— И начинаешь работать на камеру, — кивнул он. — Драться, но уже вяло. Уворачиваясь, но так, чтобы он всё равно попадал. И главное — реакция. Боль. Шок. Отчаяние. Ты не просто проигрываешь, тебя ломают.

Я кивнул, сглотнув. Мы уже сто раз это проходили, репетировали. Насколько это, в принципе, возможно.

— Капсулу дашь прямо перед выходом? — поинтересовался я.

— Плетнёв принесёт. Держи её за щекой, не проглоти случайно. Как только он поднимет руку для последнего удара, а охрана начнёт срываться с мест — кусай. Эффект будет мгновенным: пена, судороги, бледность. Идеальная картинка для скорой и для протокола. Но главное — всё это снимается на камеры с лучшим разрешением, чтобы в подробностях.

Мне предложили стакан с мутной жидкостью — коктейль из лёгких анальгетиков и стимуляторов, чтобы я мог держаться и не вырубился раньше времени от настоящей боли. Смысла особого принимать такое вроде не было, ведь мой дар обезболивал. Но, немного посомневавшись, я всё же залпом выпил противную гадость. Мало ли, вдруг гнева от Огнева не будет? И что тогда? Справлюсь?

Плетнёв, появившись как из-под земли, молча сунул мне в ладонь маленькую желатиновую капсулу. Я спрятал её в рот, за щёку. Она была гладкой и безвкусной.

— Остановим вовремя, не волнуйся, — похлопал меня по плечу Плетнёв, но в его глазах я прочитал то же напряжение, что чувствовал сам. Слишком многое было на кону.

Я посмотрел на залитый светом прожекторов ринг. Сейчас там будет настоящая бойня. И я — главная жертва. Добровольная. В голове пронеслись слова, которыми я утешал себя все эти дни: «Всё ради компромата на Таню. Всё ради того, чтобы перестать быть пешкой. Это большая игра, и я в ней главный игрок».

Но сейчас, с горьким привкусом во рту и сжимающимся от волнения желудком, я почувствовал себя не стратегом, а актёром, который вот-вот выйдет на сцену без страховки.

— Приехали! — раздался крик, и все мигом разбежались по своим местам.

Глубокий вдох. Выдох. Пора начинать спектакль.

Интерлюдия.

Миша проснулся от того, что его кто-то тряс за плечо. Надо же, он заснул в автомобиле — неожиданно.

— Приехали, парень, — сказал водитель и Огнев вылез на свежий воздух. — Тебе туда.

Михаил кивнул и направился к двери. За ней — лестница вниз. Спускаясь, он ощущал сладостное предвкушение. Он покажет сам себе и своим новым-старым друзьям, что не сдал позиций.

Кто бы мог подумать, что бастард подобным балуется! Дерётся за деньги в подпольном клубе! Миша знал о существовании подобного места, но это слишком низко для его происхождения. Жалкие простолюдины, слабаки. Это бесчестно для любого аристократа, опускаться до их уровня.

Константин поверхностно знал об этом месте, пару раз бывал, как он сам сказал, в роли зрителя. Но ему быстро наскучило. Это не помешало парню раздобыть номер организаторов, и Миша договорился о встрече и противнике. Даже сумму потребовали не такую большую — сто рублей! Смехотворно. Якобы, это взнос для новичка. А за дополнительную вторую сотню обещали «оценивающим» поставить Дракона. Именно под этим смехотворным псевдонимом скрывался Стужев. Позорище.

Он спустился вниз и оказался в зале, погружённом в полумрак и заполненном зрителями. На больших экранах транслировался бой в яме по центру помещения.

На скамейках для участников Миша увидел парня и сразу узнал. Стужев прикрывал лицо медицинской маской, но это не могло скрыть его личность.

Адреналин ударил по голове, парень чуть было не рассмеялся, радуясь своей удаче. С трудом, но удалось сдержаться. Он осмотрелся, ища регистратора.

— Я Пламя, — сказал он надменно и бросил на стол двести рублей.

Мужчина безэмоционально посмотрел на него и, забрав деньги, спрятал их под столом.

— Через бой твой выход. Противник — Дракон, — сказал он, делая запись в тетради.

Миша ухмыльнулся и направился в зону участников. Она даже подписана была.

Стужев его не узнал, оно и неудивительно. Миша прикрыл низ лица респиратором, на голове капюшон. Даже волос не видно.

Немного, ещё немного, и он отомстит. По телефону сказали, что можно не сдерживаться. Если он победит Дракона, то получит обратно свои двести рублей. Будто ему нужны эти деньги. Сегодня это место станет могилой амбиций ублюдка Алексея Стужева! А сам Миша сможет гордо смотреть в глаза друзьям.