И что же, оказывается, это всё происходило потому… что он уже меня любил?
Дорхар возвращает взгляд на меня, и в его глазах снова появляется стальная серьёзность.
— Чем больше тебя видел, тем больше влюблялся. Но не мог позволить себе сближение, пока был под ударом Веритек.
В ответ на мой вскинутый взгляд, он дёргает щекой.
— Я знал, что они попытаются меня подставить. Слишком уж я им мешал. Все эти происшествия — звенья одной цепи. Конечно, изрядная доля нарушений студентов оставалась на их вине. Но кроме них ещё много подстроенного. И как минимум два десятка студентов не стали бы совершать ничего такого, если бы их не подтолкнули.
— Как меня с маногенератором? — севшим голосом уточняю я.
Дорхар мрачнеет и медленно кивает.
— Сама понимаешь, меня это не устраивало. Поэтому я готовил свой удар. Особенная мастерская... это была ловушка. Я сам собрал там установку, которая должна была дать сбой. Безопасный, контролируемый сбой. Я поставил запрет на вход. Но ты, Кьяра, — он качает головой, и в его улыбке читается странная смесь досады и гордости, — ты обошла мою систему. И решила воспользоваться именно этой ночью. Ирония судьбы.
У меня перехватывает дыхание. Вся картина того вечера складывается воедино, обретая новый, пугающий смысл.
— Компоненты для маногенератора... вот о них я не знал, — продолжает он, и его голос твердеет. — Но сейчас они на проверке. Уверен, корни те же. Веритек. Они подсовывали брак через подставные лавки, чтобы дискредитировать независимых инженеров. Твой же взрыв в особой мастерской... Ты делала своё, а не то, что я запланировал. Чудовищный взрыв с тем оборудованием был бы неизбежен. Я едва успел.
Я смотрю на него, и по щеке снова катится предательская слеза. Не от обиды, а от нахлынувшего осознания всей этой сложной, опасной игры, в которой я оказалась разменной монетой. И в которой он пытался быть моим щитом.
— Всё-таки я была не виновата, — тихо говорю я, и в голосе слышится не упрёк, а боль от несправедливости всех этих месяцев страха и стыда. — Почему... почему ты не сказал мне тогда? Сразу?
Он смотрит на меня, и в его глазах читается та же боль, смешанная с бесконечной, жгучей нежностью.
— Чем меньше ты знала, тем в большей безопасности ты была. У Веритек повсюду уши. Одно неверное слово, один намёк — и они бы стёрли тебя, не задумываясь. Молчание было твоим щитом.
Дорхар обнимает меня крепче.
— Я не мог рисковать тобой.
Он умолкает, и тишина в кабинете становится густой, наполненной невысказанным. Его пальцы медленно переплетаются с моими.
— Индивидуальный план... — начинает он, и его голос звучит приглушённо. — Это был не только предлог. Да, он позволял мне держать тебя ближе, чаще видеть. Но это была и правда. Твой потенциал... он ослеплял. Мне было необходимо дать ему выход, направление. Но я не учел одного.
Дорхар делает паузу, его взгляд становится тяжёлым, проникающим в самую душу.
— Эмориум. Он не может усилить то, чего нет. Он лишь умножает существующие чувства, вытягивает их на поверхность. Я видел, Кьяра. Видел, как ты проникаешься мной. Как твой взгляд ищет меня в толпе. Как ты краснеешь, когда наши пальцы случайно соприкасаются. Это было не усиление. Это было извлечение наружу того, что уже жило в тебе, что ты сама от себя прятала.
Он наклоняется ко мне, и его лоб почти касается моего. Его дыхание, тёплое и ровное, смешивается с моим.
— Кьяра, — его голос звучит тихо, но он отдаётся громом в моей голове. — Ответь мне. Ты полюбила меня? Или тебе ещё нужно время, чтобы осознать, что ты уже меня любишь?
Глава 39. Продуктивность
Люблю ли я его… Он ещё спрашивает!
Закусываю губу, глядя с каким жадным вниманием он смотрит на меня.
Тону в его золотистых глазах. Снова хочется плакать, но я сдерживаюсь. Всё, хватит уже слёз. Хватит с меня недомолвок.
На меня накатывает такое облегчение, от окончательного понимания, что всё это происходит на самом деле.
Дорхар ведь не обманывает меня, я вижу. И кольцо… И его взгляд…
Я прерывисто вздыхаю. Словно громадный, невидимый камень, который тяжестью давил всё это время, наконец-то рассыпался в прах.
Не вижу скрывать правду. Не тогда, когда он так на меня смотрит и так нежно, бережно, словно величайшее в мире сокровище, держит меня в своих больших и сильных руках.
— Ты произвёл неизгладимое впечатление сразу. С первой же лекции, — выдыхаю я. — Когда ты вошёл в аудиторию, все задрожали. И я. Боялась жутко. А ещё не могла оторвать глаз. Смотрела на тебя и думала, какой ты красивый.
Краснею от того, как вспыхивают его глаза, как в них вспыхивает жадное горячее пламя. И от своего признания.
Впрочем, признаваться ему легко. Ведь он молчит, но как он на меня смотрит…
— Всё было терпимо, пока я видела тебя очень редко, — криво улыбаюсь я, и прикрываю глаза, когда его пальцы неторопливой лаской погружаются в мои волосы. — Училась… много. Запрещала себе думать.
Прерывисто вздыхаю и едва не мурлыкаю от ощущения его ласкающих пальцев.
— Но когда ты стал появляться чаще... В парке, в библиотеке, на практикумах. Я думала, совпадение… Или что у ректора просто дурная привычка — пугать студентов своим внезапным возникновением.
Я неуверенно улыбаюсь сквозь слёзы, и тут же моя улыбка становится шире от взгляда на его довольное лицо.
Краснею и опускаю глаза. Но решаюсь быть до конца откровенной.
— Ты начал сниться мне, Дорхар. Я объясняла себе переутомлением и тем, что вижу тебя слишком часто. Ну а когда мы стали близки… и ты был так со мной нежен… так бережен первый раз… А потом учил меня так. Всё время был рядом. Я в тебя просто по уши. Но запрещала себе надеяться. Запретила даже думать об этом.
Дорхар вдруг обхватывает меня ручищами и сильно, но максимально бережно, прижимает меня к себе. Его сердце бьётся гулко, часто, так, как я не слышала даже во время самой нашей ураганной близости.
— Кьяра моя… — его тихий выдох в моих волосах.
Я затаиваюсь в его руках, чувствуя, как рушатся внутри все преграды.
— Люблю тебя, Дорхар, — говорю я просто, и эти слова, наконец-то произнесённые вслух, кажутся сейчас самыми правильными. — Просто боялась себе в этом признаться. Но ты сейчас…
Он отстраняется, пристально вглядываясь в моё лицо.
— Что ты сейчас?
— Ты перевернул мой мир, — мои губы дрожат, когда я пытаюсь улыбнуться. — Особенно сейчас. Тем, что говоришь мне. Я всё ещё не верю…
— Замуж пойдёшь за меня? — прищуривается он.
Я смеюсь и киваю.
— Пойду, Дорхар.
Его вспыхнувшая улыбка ослепляет.
— Любимая моя, — его выдох на моих губах отзывается внутри блаженным трепетом.
Дорхар легко целует меня в губы, слегка поворачивает и заключает в кольцо своих рук. Удерживая мою подрагивающую руку сильными длинными пальцами, свободной рукой вынимает кольцо из коробочки и медленно, не отрывая от меня взгляда, скользит им по моему пальцу.
Холодок металла сменяется теплом кожи. Кольцо садится идеально, будто было создано именно для моего пальца.
Я смотрю на сверкающий изумруд на своей руке, и всё внутри замирает. Это не сон. Это реальность, более ошеломляющая, чем любая наша ночь.
— Сегодня, Кьяра, ты начинаешь жить со мной, — заявляет он. — Я забираю тебя к себе. Главная причина в том, что я не намерен расставаться с тобой ни на минуту. Кроме того, моё время разъездов прошло крайне продуктивно.
— Продуктивно? — переспрашиваю я, всё ещё не в силах оторвать взгляд от кольца.
— Крайне, — он усмехается, коротко и довольно. — Подготовил наш дом для нашей совместной жизни. Доработал в нём лабораторию и собрал все компоненты для жидкого резонатора. Вместе сделаем. И пока Веритек будёт рассыпаться в пыль, ты будешь со мной. В безопасности.
Я ошеломлённо смотрю на него.
— И потом тоже будешь со мной, — неотрывно глядя на меня, говорит он. — Когда твой отец будет свободен от контракта, я познакомлюсь с твоими родителями. Как будущий зять. А ты, моя невеста, возьмёшь академический отпуск. Нас ждёт самая роскошная свадьба в королевстве. И медовый месяц, который я уже распланировал. Покажу тебе варианты, выберешь, что тебе понравится. Если ничего не понравится, то будем искать то, что точно приведёт тебя в восторг.