Забавно было наблюдать, как скрежещет зубами Копейкин. Дергается от любой фигни, прикрикивает на пешеходов, что долго плетутся через «зебру».

— Заедем в гипермаркет, нужно продуктов купить, — спокойно продолжила Вера на одной ноте, будто ничего не случилось. — И чтобы тебе завтра никуда не гонять лишний раз, скинь мне деньги на карту. Детское пособие только восьмого числа придет.

Оба понимали, что Димка не откажет. Он же на стадии исправления, ему нужно из кожи вон лезть, чтобы добиться прощения. Плевать, что мужа перекорежило от ее заявок. У Веры впереди еще целая неделя, чтобы отыграться на нем, веревки вить… И желательно вокруг шеи, затягивая потуже.

Для поддержания призрачной надежды, Вера налила Копейкину чай. Коротко рассказала о походе к врачу, опустив некоторые детали. Показала тест, который ее вначале дико напугал, но теперь был весьма неплохим аргументом.

Стыдилась ли Вера своей лжи?

Были моменты. С некоторыми вещами не шутят, особенно касающимися детей. Разные мысли сквозили, и в том числе, неприятные. Но, Вера вспоминала, как сам Копейкин с ней поступал. Про затянутую болячку, которую придется лечить долго с курсом антибиотиков и уколов. Его откровенное вранье. И как бы, все уравновешивалось. Да.

Несколько дней пролетели в блаженном спокойствии. Вера с дочками жила в Копейкинской квартире. Гуляла с детьми. Ходила в магазин. Строила планы.

Пока однажды вечером не прозвенел дверной звонок.

Вера ее сразу же узнала. Светлые волосы. Яркий макияж, чтобы приукрасить простоватое лицо. Вблизи можно разглядеть замазанные веснушки. Намалюй на Веру такой слой косметики, она бы затмила глянцевых красавиц.

Люда топталась у двери на лестничной площадке, словно боялась, что ее сейчас бить начнут, накинувшись прямо с порога. Очковала, но уходить не собиралась. Видимо, не легко ей дался этот шаг.

— Здравствуйте, Вера. Я поговорить пришла. Вы ведь знаете про меня и Диму?

Вера не так себе ее представляла.

Никак неприкаянный вид Людмилы не вязался с той раскрепощенной дамой на фото и видео. В квартиру, где Верины дети спят пускать незнакомку не хотелось. Это на уровне всего млекопитающего мира, взыграл рефлекс защитить свою нору с детенышами.

Вера шагнула за порог, и прикрыла за собой двери. Здесь хоть камеры висят. Мало ли, что у любовницы Копейкина на уме?

— Надеюсь, вы не в поэму уложитесь, а маленький такой рассказец, — Вера показала размер с наперсток пальцами. — Времени и желания вас слушать у меня не особо…

— Я понимаю, — опять печально вздохнула Людмила, теребя ремешок сумки, висевшей на ее плече.

Знаете, бывает такое предчувствие, что плевать на всякие условности и хочется просто сбежать, закрывшись на замок на все обороты. Вера уже пожалела, что вышла к ней. Она этой сучке ничего не должна, ничем не обязана. Пришлось сжать руки в кулаки, чтобы не появилось желание столкнуть блондинку с лестницы.

— Вы удерживаете Диму детьми и этим, — белая лахудра кивнула на ее живот.

И Вере правда не показалось! Раскаяния и смирения в Людке было не больше чем добродетели раздвигать ноги перед женатым мужчиной. Нотки затаенной угрозы можно расслышать, если постараться и откинуть эмоции. Вера напряглась.

— Я его не держу, — сказала она в ответ, пожав небрежно плечами.

Ну, чтобы хоть что-то этой стерве ответить.

Людмила давай реветь в три ручья. Натурально так… Будто в актрисы кастинг проходила. Вера следила за ее рукой, потянувшейся будто бы за платочком в сумку. Мелькнуло что-то металлическое и Вера успела «это» выбить сильном ударом по запястью.

Небольшая зажигалка отлетела к угловой квартире. Обе проследили взглядом… Вера удивленно разглядывала предмет. Людмила с досадой.

— У нас в подъезде не курят, — объяснила свой порыв хозяйка квартиры.

Ее потряхивало от самых разных разрушительных эмоций. Вера злилась на себя, что не послала белобрысую сразу, вышла на разговор. Чувствовала себя нелепо. Но, внутренний голос не унимался, предостерегая, наговаривая: «Зачем Людка потянулась за зажигалкой? Слезы свои сушить огоньком?»

— Психопатка! — зашипела Людмила по-злому, выгнувшись, как кобра для броска. — Понятно, почему от тебя Дима гуляет. Мы любим друг друга! Он все равно ко мне вернется… Ты со своим выводком его не удержишь!

— Слушайте… Ж-женщина, — Вера теряла самообладание. Да. А кто бы на ее месте был спокоен? — Идите отсюда подобру-поздорову. Сами со своими любовями разбирайтесь с Копейкиным. Ко мне нафига приперлись?

За соседской дверью раздалось шебуршание. Это точно бабулька разглядывает их в дверной глазок, развлекаясь как в сериале: «Подожду, кто выживет».

Стоило на секунду отвлечься и чем-то едким обдало в лицо. Непроизвольно, Вера сделала вдох, взмахнув руками в запоздалой защите, и в этот миг потеряла способность видеть, слышать и ощущать. Она не чувствовала холодного бетонного пола в легком халате. Только болью резануло живот, будто что-то взорвалось у нее внутри. Ошпарило. Фейерверки огоньков вспыхнули и посыпались сверху пеплом.

— Я сейчас полицию вызову! — спугнула бабка преступницу, намеревающуюся проникнуть в чужую квартиру. — Звоню ужо! Я все видела!

Людмила, рыкнув от огорчения, попятилась. Прикрывая космами лицо, быстренько сбежала по лестнице, стуча каблуками. Только когда входные тяжелые двери хлопнули, бабка высунула нос в щелочку, подслеповато щурясь.

— Эй! Живая там? Али как?

Вера чувствовала себя ингредиентом какого-то блюда на большой тарелке, в которое постоянно тычут то ножом, то вилкой. Даже наркоз, как ни странно, не отключил окончательно мозговую деятельность. Она все помнила и знала, что с ней происходит.

Когда приехала «скорая» и сотрудники полиции, она успела онемевшими губами сказать про детей. Про мужа, которому нужно сделать звонок…

— Ужас то какой! Ужас! — как шарманка крутился в голове скрипучий голос соседки. — Загубила девку кикимора. Раньше мы — бабы, друг другу космы повыдирать могли… А, эта проходимка резать надумала! Ужас какой, ужас!

Бок намок от теплого и вязкого. Вера понимала, что лежит в луже собственной крови.

Вера знала только одно — она должна выстоять, выдержать, вытерпеть. Ей нужно вернуться к дочкам. Ей хочется взглянуть Дмитрию в глаза и спросить: «Доволен? Твоя шлюха оказалась законченной психопаткой. Всю жизнь ты мне испоганил, Копейкин. Видит Бог, не прощу!».

Возвращаться в мир живых было больно и совсем непросто. Только вынырнет из небытия, и ее затягивает обратно вязкая трясина. Приходится барахтаться в одиночку. Молить. Просить. Торговаться. Плакать. Вере нужно обратно, и она готова ради этого вгрызаться зубами и ползти на свет… Свет, где есть страдание и борьба, где есть твари похуже чудовищ из ужастиков.

— Павел Егорович, есть признаки улучшения. Пациентка шевелит пальцами и смотрите, у нее дергаются веки.

— Из реанимации переводить еще рано. Слишком тяжелые повреждения. Пришлось удалить одну почку, — отвечало белое пятно. — Муж этой женщины твердит про какого-то ребенка… Чокнутый совсем. Еле спасли. Я ему так и сказал: Даже если была беременность на небольшом сроке, то с такой кровопотерей и операцией, невозможно было ее сохранить. Разорался, что мы ту все некомпетентны. Пойдет жаловаться. Даже не поинтересовался, в какой она состоянии.

— Урод, — вздохнул женский голос.

— Согласен, — не возражал некий Павел Егорович.

Шаги и голоса отдалялись. Вере хотелось закричать, чтобы они ее не бросали. Хоть кто-то бы руку подал и вытянул ее из болота. Простое, самое обычное человеческое тепло и участие. Но, нет его. А, здесь так сильно холодно и пусто. Сама, все сама… Слишком много людей ломаются, не подозревая насколько близко они были к намеченной цели.

— Вер, ты меня слышишь? — гнусавил противный Димкин голос. — Людку арестовали. Оказывается, она давно к психологу ходила с навязчивыми идеями. Я тут выдал, что мы расстаемся, Вер. Все, как ты хотела, чтобы мы были вместе. У нее там перемкнуло. Комиссия Людку освидетельствовала и признала вменяемой. Яровой грозит реальный срок. — Копейкин сделал паузу. Закопошился, зашуршал целлофановыми пакетиками.