– Я хочу, чтобы ты признал, что он твой, – говорит Вика, и в ее голосе сталь. – Хотя бы для себя. Потому что если ты продолжишь притворяться, что его не существует – это разрушит тебя. И меня. И его.

– Ты угрожаешь мне? – спрашиваю я тихо.

– Нет, – она качает головой. – Я просто говорю правду. Кирилл, у тебя теперь есть сын. Живой, настоящий мальчик. Или ты будешь платить и участвовать в его жизни, или я расскажу Лене все. Весь твой выбор – как именно ты будешь отцом для Макара.

Шантаж.

Снова.

Всегда.

– Сколько? – выдыхаю я. – Сколько тебе нужно, чтобы ты заткнулась и оставила меня в покое?

Вика смотрит на меня долго, и в ее глазах я вижу разочарование.

– Дело не в деньгах, Кирилл. Дело в том, что ты отец. Мне нужна поддержка. Настоящая поддержка, а не только деньги на карту раз в месяц.

Я стою и пытаюсь переварить ее слова. Она хочет, чтобы я участвовал. Чтобы приходил, видел ребенка, играл в отца.

Но как? Как я объясню это Лене? Как объясню, почему я вдруг так интересуюсь сыном ее сестры?

– Ты спятила, – шепчу я. – Это невозможно.

– Тогда я расскажу всё сестре, – Вика повторяет спокойно, как приговор. – Сегодня же. Позвоню ей и скажу правду. Что ты изменил ей со мной. Что Макар – твой сын. И пусть она решает, что делать дальше с вами обоими.

Паника накрывает меня с головой. Она не блефует. Я вижу это в ее глазах. Она реально позвонит Лене, если я откажусь.

– Дай мне время, – говорю я отчаянно. – Подумать. Придумать, как это устроить. Но не звони Лене. Пожалуйста.

Вика смотрит на меня, потом на Макара, потом снова на меня.

– Неделя, – говорит она. – У тебя есть неделя. Придумай, как ты будешь участвовать в его жизни. Иначе я все расскажу.

Дверь открывается, входит медсестра.

– Время вышло. Роженице нужен отдых.

Я киваю, иду к выходу. Оборачиваюсь напоследок. Вика сидит на кровати, держит Макара, смотрит на меня. На ее лице нет торжества, нет злости. Только усталость и какая-то грустная решимость.

Я выхожу из роддома в холодное октябрьское утро. Небо начинает светлеть, первые лучи солнца пробиваются сквозь тучи. Город просыпается. Где-то едут машины, где-то открываются магазины, где-то люди идут на работу.

А у меня родился сын.

Макар.

Три килограмма четыреста граммов настоящей, живой угрозы моему браку.

Я сажусь в машину, кладу голову на руль. И впервые за все эти месяцы я плачу. Рыдаю от бессилия, от страха, от чудовищной несправедливости всего происходящего.

Как я в это вляпался? Как одна ночь разрушила всю мою жизнь?

Телефон вибрирует. Сообщение от Лены: «Как там? Справились с аварией? Я волнуюсь».

Я смотрю на это сообщение, вытираю слезы, набираю ответ: «Всё под контролем. Скоро буду дома. Люблю тебя».

Ложь. Сплошная ложь. Ничего не под контролем. Все разваливается на части.

Я завожу машину, еду домой. Солнце поднимается выше, город оживает. Люди улыбаются, болтают, пьют кофе. У них обычное утро.

А у меня родился сын, о котором никто не должен знать.

И я понятия не имею, как жить дальше.

Глава 6

Я забыл телефон дома.

Такая глупая, банальная ошибка. Выскочил утром в спешке – встреча с застройщиком в девять, опаздывал. Схватил ключи, портфель, выбежал за дверь. И только когда сел в машину, понял, что телефона нет. Но возвращаться было некогда. Подумал: ничего страшного, переживу один день без связи. В офисе есть рабочий телефон, по делам дозвонятся.

Не подумал о главном.

Лена дома. У нее выходной. И мой телефон лежит на зарядке в спальне.

Я сижу в переговорной, смотрю на чертежи торгового центра, киваю в нужных местах, отвечаю на вопросы застройщика. Но мысли где-то далеко. Весь год – целый год – я живу на грани. Плачу Вике деньги каждый месяц, плюс дополнительные расходы на Макара. Подгузники, смеси, одежда, врачи. Список бесконечен. Она присылает фотографии – мальчик растет, улыбается, начинает сидеть, потом ползать. Каждое фото – как удар ножом. Я вижу себя в его чертах: мой нос, мой подбородок, мои глаза.

Мой сын.

Которого я вижу раз в месяц, когда тайно встречаюсь с Викой в кафе, передаю деньги наличными – решил, что так будет лучше. Она приносит его с собой иногда, и я смотрю на Макара, пытаюсь не выдать эмоций. Играю роль дяди. Милого, заботливого дяди, который просто помогает сестре жены.

Лена ничего не подозревает. Или подозревает, но молчит – не знаю, что хуже.

Наши отношения превратились в театр. Я играю любящего мужа, она играет счастливую жену. Мы говорим правильные слова, делаем правильные вещи. Целуемся на ночь, болтаем о работе, ходим в кино по субботам. Но между нами невидимая стена, которая с каждым днем становится все выше.

Она чувствует. Знаю, что чувствует. Иногда ловлю ее взгляд – изучающий, грустный, полный вопросов, которые она боится задать. А я боюсь отвечать.

– Кирилл? Вы согласны с этим пунктом?

Голос застройщика вырывает меня из мыслей. Я смотрю на документ, киваю механически.

– Да, конечно. Все устраивает.

Встреча затягивается до обеда. Потом обсуждение с Андреем, потом звонки подрядчикам. День летит в привычной рутине, и я почти забываю о телефоне. Почти.

В четыре часа дня я еду домой. Лена звала меня пораньше – хочет поговорить о чем-то важном. Голос по рабочему телефону был странным: спокойным, слишком спокойным. Напряженным спокойствием человека, который держит себя в руках из последних сил.

Что-то случилось.

Я чувствую это нутром, когда поднимаюсь в квартиру. Открываю дверь ключом, вхожу. Тишина. Ни музыки, ни телевизора, ни звуков готовки. Просто гнетущая, давящая тишина.

– Лена? – зову я, снимая ботинки.

– Я здесь, – ее голос из гостиной. Ровный, пустой.

Я иду туда и замираю в дверях.

Она сидит на диване, прямо, с идеальной осанкой. Руки сложены на коленях. Волосы убраны в хвост, лицо бледное, без косметики. Глаза красные – плакала, давно и много. А на столе перед ней лежит мой телефон.

Сердце проваливается куда-то вниз.

– Забыл, – говорит она, глядя на меня. – Утром. На зарядке.

Я стою, не двигаясь. В голове лихорадочно прокручиваются варианты. Что она видела? Сообщения от Вики? Но мы переписываемся осторожно, никаких прямых упоминаний о ребенке. Или она звонила? Господи, что если она позвонила Вике?

– Думала, поставить заряжаться в другую комнату, чтобы не мешал, – продолжает Лена тем же пустым голосом. – Взяла телефон, и он завибрировал. Сообщение. Я не хотела читать, честно. Но на экране высветился текст. – Она делает паузу, смотрит мне в глаза. – От Вики. «Макару нужны новые ботинки, размер вырос. Переведешь три тысячи?»

Время останавливается.

– Я подумала, – Лена продолжает, и её голос начинает дрожать, – что это какая-то ошибка. Что она перепутала контакты. Но потом открыла переписку. – Она берет телефон, смотрит на экран. – «Макару год, хочу устроить праздник. Нужно пятнадцать тысяч на аренду кафе». «Макар заболел, срочно нужны деньги на врача». «Можешь приехать в субботу? Макар соскучился». – Она поднимает глаза. – Год переписки, Кирилл. Целый грёбаный год.

Я открываю рот, но не могу выдавить ни слова. Горло сжато тисками.

– Сначала я не поняла, – говорит Лена, и слёзы начинают катиться по ее щекам. Она их не вытирает. – Думала, ты просто помогаешь ей. Финансово. Как родственник. Но потом прочитала дальше. «Он похож на тебя всё больше». «Когда скажем Лене правду?». «Я не могу так жить, Кирилл». – Она бросает телефон на стол. – Я позвонила ей.

Нет.

Нет, нет, нет.

– Лена, – наконец выдыхаю я. – Подожди...

– Позвонила, – повторяет она громче, перекрикивая меня. – И спросила напрямую: «Чей ребенок?». Знаешь, что она ответила?

Я молчу.

Не могу говорить.

Не могу дышать.

– Она расплакалась, – Лена смеётся, и этот смех хуже любых криков. – Расплакалась и сказала, что это была любовь. Что вы с ней встречались больше года. Что Макар – ваш общий ребёнок, которого вы планировали. Что ты обещал уйти от меня, но не решился. – Она встает, подходит ко мне. – Это правда?