— Не надо, — Оксана покачала головой. — Я… я не хочу.

— Оксан, — Яна сняла очки. Протерла их краем курточки. Надела обратно. Посмотрела прямо в глаза. — Я знаю, как это. Когда стыдно. Когда не хочешь, чтобы кто-то знал. Но… — Она помолчала. — Ты моя подруга. И подруги помогают друг другу. Правда?

Оксана почувствовала, как в горле встал ком. Горький. Тёплый.

— Правда, — прошептала она.

Яна кивнула. Достала из авоськи булочку — самую большую, с сахаром. Протянула Оксане.

— Держи. И не спорь.

Оксана взяла булочку. Тёплая. Мягкая. Пахла домом, маминой кухней, заботой.

Она откусила.

И закрыла глаза.

Вкусно.

На глаза почему-то навернулись слезы. Она не плакала, когда уходила из дома, не плакала когда отчим поднимал на нее руку, не плакала, когда сидела в жестком кресле на вокзале… но сейчас от доброты подруги почему-то не могла сдержать слезы.

Глава 19

Оксана «Ксюша» Терехова,

ученица восьмого класса «А»

Колокамской Средней Школы № 3

— Ого! Вы чего так поздно шляетесь? — с такими словами встретила их Лиза Нарышкина, открывая дверь. На ней был японский шелковый халатик с розовыми листьями сакуры, летящими по ветру, а на лице нанесена маска из какого-то импортного крема, так что Лизка была больше похожа на Фантомаса из французского кинофильма, чем на будущую комсомолку. Она отступила в сторону, пропустив девочек в прихожую, и осмотрела их с головы до ног. — Так. Выкладывайте.

— Кто там пришёл? Это папа? — послышался голос из зала, и Лизка поморщилась, повернула голову в сторону голоса.

— Это ко мне! — крикнула она. — Девочки пришли! И вообще не твоё дело!

— Лизавета! — огорчённо отозвались из зала. — Ты всё ещё дуешься? Лиза… хочешь, я тебе торт-пломбир достану? Ты же любишь…

— Не надо мне твоего торта! Ничего мне от тебя не надо! — кричит Лиза, и в зале замолкают. Она поворачивается к Яне с Оксаной и складывает руки на груди. — Чего случилось-то? Вы чего такие… странные?

— Ксюха из дома ушла, — говорит Яна. — Я её на вокзале встретила, она там ночевать собралась, рядом с урками какими-то, прямо на лавочке.

— Да ладно? — Лиза смотрит на Оксану. — Правда, что ли?

— Ну… не совсем так драматично, — та отводит глаза в сторону, слегка краснея, и теребит край своей курточки. — Ничего страшного, я бы просто до утра перекантовалась в зале ожидания. Там тепло и милиция ходит… и даже буфет есть.

— С ума сошла! — всплёскивает руками Лиза. — Ты что⁈ Нет, нет и нет! Ты не будешь ночевать на вокзале! Давай я тебе у себя в комнате постелю и…

— Она беспокоится, что твоя мама её родителям позвонит. Или милицию вызовет. Твоя мама… ну она же… — на этот раз уже Яна опускает глаза в пол, стараясь не встречаться взглядом с подругой.

— Терпеть её за это не могу… — шипит Лиза. — Стукачка. Я ей как другу рассказала, а она! Сдала меня! Из-за неё Виктора Борисовича из школы вышибли!

— Лизавета! Чего ты гостей в прихожей держишь? Давай я чай поставлю? С конфетами! — снова слышится голос из зала. — И не поздно ли по гостям ходить? Как они потом домой пойдут, по темноте?

— Не твоё дело! — повышает голос Лиза, повернув голову в сторону зала. — Это мои подруги!

— Лизавета!

— Всё! Слышать тебя не желаю! — Лиза поворачивается к девочкам. — Точно! У меня же ключ есть от Лилькиной квартиры. Давайте там и заночуем.

— Я и думала, что мы Ксюху… Погоди, в смысле «заночуем»? — озадачивается Яна. — Я думала, что она одна там переночует и всё.

— Знаете что? Я тоже из дома уйду, — заявляет Лиза. — Сейчас только маску с лица смою и переоденусь. Всё вместе. У Лильки телефон же есть, оттуда позвонишь своей маме и скажешь, что у меня осталась. А я маме скажу, что у Лили буду ночевать. Давайте девичник сделаем!

— Девичник?

— Честно говоря, Лилька — та ещё бардачница, у неё дома такой кавардак… но на кухне я прибралась. В зале у неё там чёрт ногу сломит, а в спальню я даже не заглядывала. Хомяка кормила… ну, как кормила — воду ему меняла и корм насыпала. Ладно, ждите! — Она исчезает в комнате, оттуда доносится грохот, что-то падает и Лизкино, сдавленное: «Блин! Куда опять она запропастилась⁈»

— А… — Яна оглядывается на Оксану. — Ты не против? Может, ты одна хотела побыть, а Лизка тут со своим девичником… Если что, я ей скажу, что…

— Да нет, — говорит девушка, прислонившись к стенке. — Так даже лучше будет. Одна я буду думать… о всяком. А когда вместе — веселее.

Лиза вернулась через пять минут — без маски, в джинсах и свитере, с небольшой спортивной сумкой через плечо. Волосы собраны в хвост, лицо чистое, розовое после умывания. На губах — блеск. Даже уходя из дома в гневе, она не забыла накраситься.

— Готово, — сказала она. — Пошли.

Мама не вышла. Из зала доносился приглушённый звук телевизора — программа «Время», дикторский голос читал сводки о выполнении плана. Лиза прошла мимо двери зала, не оглядываясь. Оксана и Яна молча последовали за ней.

На лестничной клетке пахло вечером — холодным бетоном, краской на батареях, чьим-то ужином. Из соседней квартиры доносился детский плач, потом — успокаивающий женский голос. Лиза остановилась у двери напротив.

— Вот, — Лиза достала из кармана ключи. Связка звякнула. — Это её квартира.

Оксана замерла.

— Квартира Ирии Гай, место, где живёт инопланетянка с планеты Вестер… — прошептала она.

— Смотри, не разочаруйся в своём кумире, — насмешливо говорит Лиза, вставляя ключ в замочную скважину. — Лилька та ещё бардачница, даже хуже, чем я.

Яна поправила очки. Посмотрела на дверь. Потом на Лизу.

— А она точно не будет против? Мы вроде как… ну, врываемся и хозяйничаем.

Лиза повернула ключ в замке, усмехнулась.

— Лилька-то? — Она толкнула дверь. — Да она вообще пофигистка. Главное — хомяка не забыть покормить. А остальное… — Лиза пожала плечами. — Ей всё равно. Она же знает, что я тут прибираюсь. Скажу — подруги помогали. Обрадуется ещё.

Дверь открылась.

Первое, что ударило в нос — запах. Не плохой. Просто… жилой. Каждая квартира пахнет по-своему, по-особенному. И это был запах квартиры, чья хозяйка много работает, мало бывает дома и не всегда успевает убираться. Лёгкий табачный дым (хотя Лиля не курила — наверное, гости?), что-то сладкое — духи? — и ещё что-то неуловимое. Запах спортивной одежды, пота, резины от кроссовок, сладковатый парфюм…

Лиза отступила в сторону, сделала приглашающий жест рукой.

Оксана вошла первой.

Прихожая была широкая — не узкая, как в хрущёвках, где двоим не разойтись, а просторная, метра три в ширину. Потолок высокий — Оксана подняла голову, пытаясь оценить. Метра три с половиной, наверное. Или даже больше. В углу потолка виднелась лепнина — старая, местами облупившаяся, но всё равно красивая. Завитки, розетки.

Вешалка справа — не убогий крючок на стене, а полноценная деревянная вешалка с полкой сверху. На ней — куртка (джинсовая, с нашивками), несколько спортивных курток с эмблемой «Стальные Птицы», шапка. На полу — кроссовки. Много кроссовок. «Adidas», «Nike», «Puma» — все импортные, все в разном состоянии: одни новые, другие потёртые, со следами зала.

— Ого, — выдохнула Оксана. — Она что — сороконожка? Зачем так много кроссовок?

— Обуви много не бывает, — откликается Лиза. — Всему-то тебя учить нужно, Терехова.

Лиза прошла мимо неё, щёлкнула выключателем. Под потолком загорелась люстра — не голая лампочка, а настоящая люстра, стеклянная, с тремя плафонами. Один плафон был с трещиной. Свет разлился по прихожей — яркий, ровный.

Свет упал на стены. Обои — коричневые, с золотистым узором, старые, кое-где отклеились. На стене — плакат: какой-то азиат в чёрной куртке и с взлохмаченными чёрными волосами, чётко очерченным подбородком, с гитарой в руке, сигарета в углу рта. Рядом с ним — хозяйка квартиры, улыбается в камеру. Чёрно-белое фото. Подпись внизу, от руки: «Мы ждём перемен».