Башмаки. Не помню, в какой уже раз читал «Человек ли это?», когда понял, что они и есть настоящий герой книги. В 16-й из 17 глав этой литературной проработки пережитого в лагере[370] упоминается обувь — настолько важно там было иметь подходящую пару. «Передышка», абсурдистское произведение о возвращении из концлагеря, усыпано ссылками туринского химика на значимость наличия крепкой обуви там, где встретились Лоренцо и Примо.

До конца дней Леви не переставал настаивать: именно от обуви во многом зависело, выживет ли человек в тех ужасных условиях: «Смерть начинается с обуви», — написано в последнем прижизненном издании «Человек ли это?»[371]^, [372].

Обувь определяла границу между жизнью и нежитью. Нормальные башмаки имелись у тех, кто командовал в лагере, и у вольняшек вроде Лоренцо. Прочим же доставалось всякое рванье или тяжеленные деревянные сабо. Для простоты это все именовалось Schuhe — «обувь». Так на языке Аушвица называлось что угодно, если оно способно удержаться на ногах.

«Нам выбрасывали обувь, даже не пару, а просто два разных ботинка — один с каблуком, а второй без. Чтобы научиться в них ходить, надо было быть акробатом, — вспоминал Леви. — Один башмак был слишком тесным, второй болтался, и приходилось прибегать к мудреному обмену, чтобы собрать себе более-менее подходящую пару. Эта обувь в любом случае натирала ноги. У кого была нежная кожа, те в конце концов получали воспаление»[373].

И все же просто переступить порог лагеря уже было счастье: из 650 человек (мужчин, женщин, детей, стариков), «схваченных»[374]^, [375] ранним февральским утром 1944 года, в Аушвице оказались лишь 96[376] — остальных убили на месте. После унижений, избиений, лишения одежды и превращения в стадо цифра 96 вскоре изменилась на 95, потом на 94 и так далее.

Началась борьба за выживание. Убивали голод, холод и ежедневный каторжный труд. Эти 94, 93 — как каждый в Аушвице — в любой момент могли умереть из-за обуви. Об этом Леви рассказывал в 1983 году в телевизионной программе Sorgente di vita — «Источник жизни»: «Слабые и подверженные инфекциям умирали из-за обуви — раны на ногах воспалялись и уже не заживали. Ноги опухали — и чем больше, тем сильнее натирала обувь. Заканчивалось все тем, что приходилось отправляться в госпиталь, но там опухшие ноги не считались болезнью. Поэтому чаще всего несчастные оказывались в газовой камере»[377].

В строительстве Моновица участвовала сотня итальянских каменщиков и разнорабочих, в том числе и Лоренцо. В 1942 году подрядчиком стала компания, принадлежащая Джованни Беотти, а сам он с того же года был зарегистрирован по адресу: город Пьяченца, улица Паллавичино, 4. Из этого я сделал вывод, что и компания тоже создана в Пьяченце. В местном архиве действительно отыскался список «Инженеры и архитекторы Пьяченцы 1870–1930 годов» (Ingegneri e architetti piacentini 1870–1930), а в нем — «Заявление фирмы Aquila e Beotti о закупке работ для исполнения»[378].

Это была зацепка, но весьма ненадежная: через сотню лет в городе может оказаться немало людей с фамилией Беотти. Если верить современному телефонному справочнику, то их как минимум четверо, причем не исключено, что они просто однофамильцы. О Джованни Беотти в государственном архиве Пьяченцы упоминаний нет.

И все же в анналах городской администрации нашелся отчет, предоставивший мне еще одно имя. Совладельцев Aquila e Beotti, как мне удалось установить, звали Чезаре Аквила и Паоло Беотти. Названная ими в честь себя компания в 1920-х занималась укладкой мостовых в Пьяченце[379], а также в Фоссано, где жил 20-летний Лоренцо. Грязь и пыль тогда постепенно вытеснялись за городскую черту.

Найденный мной документ датирован 1925 годом — за 17 лет до подписания итало-германского соглашения. Согласно архивным документам, Джованни Беотти вполне мог быть сыном Паоло, capomastro, как называли в 1920-х владельцев строительных компаний[380]. В судебных реестрах никакой информации о Беотти не сохранилось.

От подруги-адвоката я узнал, что часть архивов пропала при бомбардировках во время Второй мировой войны. Но еще можно было обратиться — правда, без особой надежды — в торговую палату[381].

Версия о родстве подтвердилась: Джованни был первенцем Паоло и родился 9 сентября 1902 года[382] (на два года раньше Лоренцо). Джованни работал проектировщиком[383] и посещал студию известного архитектора Луиджи Моретти[384], построившего Casa del Balilla в Пьяченце[385]. Имя нашлось благодаря публикации о Моретти, и теперь я жду информацию из торговой палаты.

Судя по виртуальной выставке в местном отделении государственного архива, в 1930-е Пьяченца сильно менялась[386]. Джованни Беотти работал сразу на нескольких объектах и, похоже, считался хорошим специалистом из местных. Он был автором «крепких, монолитных, массовых» зданий[387]; в 1935 году получил «первоклассный заказ» в Пьяченце по расширению фабрики картонных и деревянных коробок, которую снесли в 1970-х. Глухой железобетонный фабричный забор до сих пор упоминается в публикациях о Моретти, а еще несколько работ в них подписаны именем Беотти[388].

Судя по отрывочным сведениям, которые мне удалось раздобыть в Государственном архиве Пьяченцы, Аквила и Беотти-старший прекратили совместную работу в середине 1930-х — до того, как Джованни занял место отца в бизнесе. С 1936 года Чезаре Аквила в одиночку вел ремонтные дорожные работы[389], а в 1942-м, как мы уже знаем, Джованни Беотти оказался единственным владельцем компании Aquila e Beotti и единолично подписал контракт с I. G. Farben.

Звонок из торговой палаты застал меня при входе на кладбище, где похоронен Лоренцо. Мне сообщили: в их архивах нет упоминаний ни о компании Aquila e Beotti, ни об итало-германском договоре, которым я интересовался. Однако мне могут подтвердить, что активность Паоло Беотти перестала фиксироваться с 21 января 1941 года — после почти 30-летней работы. Совместная деятельность Беотти и Аквилы, которые вели дела 15 лет, прекратилась месяцем раньше.

Джованни, старший сын Паоло, работал самостоятельно параллельно с отцом с 3 декабря 1932 года. В 1936 году его офис был зарегистрирован по адресу улица Паллавичино, 4. Адрес менялся еще несколько раз — вплоть до 1966 года, метафорического эпилога истории, навсегда оставшейся в XX веке[390].

Но вернемся к нашим поискам. Из-за соглашения между компанией Джованни Беотти и I. G. Farben почти полмиллиона итальянских рабочих до 1943 года[391] были отправлены в Третий рейх, на оккупированные и аннексированные территории. Между 1941 и 1942 годами количество иностранных работников, примерно половина которых была занята в строительстве, превысило два миллиона человек[392]. По словам историка Брунелло Мантелли[393], за несколько месяцев до приезда Лоренцо в Аушвиц итальянцы составляли более трети иностранных строителей в Германии.