— А ты видный молодец!

Одежду оценили. Хотя мне и местная нравится. Натуральная и удобная. Разве что такой легкой обуви здесь нет.

— Строимся в ряды!

Все тут же разошлось в стороны, оставив коридор посередине. На меня смотрели улыбчиво, подбадривая шутками. Мне было также радостно, что я уже не чужой для экипажа крейсера. Вместе мы трудились, рисковали, преодолевали трудности, отбивались от диких зверей и бились с ворогами. Настоящая мужская дружба дороже любого злата.

Данияр начал покон:

— Кто представляет жениха — Станислава сына Андреева, странника и перунца?

— Мы!

По сторонам дружно встали Пабло и Белояр. Опа, а мне ведь ничего не сказали. Друзья называются!

— Кто замолвит за добра молодца слово?

— Мы!

Это уже команда ревет во все глотки. Внезапно они начинают петь незнакомую мне разухабистую песню. С моим даром я расслышал некую историю о медведе, которого приручила красавица кудесница и превратила в человека. В повествовании присутствовали весьма фривольные намеки. Но без эротического подтекста не обходится многое из фольклора. Достаточно вспомнить наши частушки.

Хор снова заголосил, это перед рубкой на палубу вывели невесту. Милораду не видно, она покрыта расписным платом. Рядом стоят инженеры. Они свидетели действа, так и запишут в вахтенный журнал «Нахрапа». Это и есть законный документ. В любом порту «поверенный», то есть аналог местного нотауриса может сделать заверенную выписку. Если бы мы жили постоянно в каком-нибудь городке или селении, то таких формальностей было не нужно. Но судьба у невесты и жениха для здешнего мира особенная. Так что заручимся всеми документами и оберегами какими только можно.

Наконец, Данияр берет Милу за руку и ведет ко мне. С нее снимают плат и все вокруг натурально ахают. Я также застыл в немом изумлении и восхищении. Вот это платье! Простое по фасону, но с невероятно красивой вышивкой. Замечаю в ней разные обереги, солнцевороты и прочие славянские солярные символы. Из-за нее белое в целом платье кажется красным. Красное и есть на славянском красивое! Волосы уже заплетены в две косы, в ушах Лунницы, а на голове… настоящая корона! Изящной работы, из тонкой проволоки, но точно золотая и с самоцветными камнями. Откуда такое богатство! От всего увиденного я потерял дар речи и пропустил слова кормчего.

— Жених, есть ли у тебя неодолимые препятствия к совершению таинства?

— Нннет!

— Невеста?

— Нет.

— По любви и согласию вы совершаете обряд создания семьи?

Мы дружно выпалили:

— Да!

Вокруг радостно засмеялись.

— Им уж невтерпеж.

— Не томи, кормчий!

Данияр и сам улыбался до ушей:

— Как кормчий нашей лодьи, и единовластный правитель команды заключаю этот договор между небесами и любящими сердцами. Да соединятся они тотчас!

Милорада потянулась ко мне. Точно, нам нужно поцеловаться! Вергой, у меня аж мурашки по телу аж до пяток пробежали. Это точно просто свидетельство, а не тайный обряд? Кормчий достает при всех большой вахтенный журнал в кожаном переплете и делает запись. Под ней по очереди подписываются инженеры. Ведь они по существу хозяева крейсера.

Я снова оказываюсь в объятьях невесты. Так хорошо на душе стало, что словами не описать. Вот они недолговечные минуты человеческого счастья. Это мы их вспоминаем позже перед смертью. К анчуткам такие мысли! Сегодня у нас праздник. Кто-то берет в руки инструменты, и мы пускаемся в пляс. Я даже не подозревал, что так умею лихо выбивать чечетку. Позже все соединяемся в круг, крутим славянское Коло.

— Ты рад? Только честно?

Нам тесно на такой постели, но все равно хорошо. Первый порыв прошел, хочется отдохновения. После гульбы и трапезы с огромной кулебякой нас не тревожили, понимающе улыбаясь. Так что торопиться некуда. Это завтра мы придем в Тугаев и начнутся будни. Мила гладит меня по груди, я ощущаю ее теплое тело, мне радостно и хорошо в предвкушении последующих удовольствий. Рука опускается все ниже. Вот ведь же хулиганка! Но чего ей опасаться? Она мужняя жена, имеет нынче право на всего меня.

— Ты сама не видишь?

— Вижу, что охоч до сладкого. С самого начала. У вас так принято?

— В моем мире более свободные отношения. Муж и жена даже могут договориться иметь любовников на стороне.

— Как можно! Только не со мной!

Я ойкаю, Мила сжала мне тестикулы, а кулачки у нее сильные.

— Осторожно, а то деток не будет!

— Прости. Чего? Ты хочешь детей?

— Не сейчас, пусть позже. Нам нужен дом и хозяйство.

Некоторое время Мила молчала, затем осторожно спросила:

— Ты давно об этом думаешь, милый?

— Не забывай, что на самом деле я старше, то есть о жизни имею представление и в шалаш тебя не потащу.

— Какой еще шалаш⁈

— Вот видишь.

Милорада посмотрела на меня и засмеялась. Девичьи грудки игриво запрыгали, побуждая меня к действиям. В конце концов, этой ночью мы имеем на них полное право. И даже больше — обязанность.

Но за любым пиром следует похмелье. Я стоял на дежурстве, когда мы подходили к Тугаеву. Город вытянулся вдоль берега на все десять километров. Его защищал с севера Детинец на горе с артиллерией, а также вооруженные лодьи, что встретили нас по пути. Данияр отсемафорил им, и быстроходный учан ушел вперед сообщить о нашей просьбе начальству. Я в это время рассматривал первый мною виденный большой заводской город в мире Беловодья.

Высоченные дымящиеся трубы, длинные фабричные корпуса из красного кирпича и самая настоящая железная дорога с пыхтящим паровозом на ней. Причалы, казалось, протянулись вдоль всего берега. Там стояли множество различных лодий. В том числе и довольно вместительные. Видимо, такие ходили на более полноводной южной части Устюги. Жилые дома ютились около лесистого хребта, что шел вдоль берега. Сразу заметно, что это промышленный город. Инженеров, мастеров и рабочих.

Я был в курсе, что именно здесь собирают большинство «самокатов», то есть автомобилей в мире Беловодья. Самые массовые — это знаменитые пикапы «Самовары». Также популярны «Туры», небольшие грузовички вроде наших ГАЗелей. На Беловодье между городами нет длинных шоссе, ездят в основном недалеко по грунтовкам. А основные грузоперевозки идут по рекам. Но все равно автомобили популярны у многих категорий и слоев населения. Они дают мобильность и помогают с мелкой логистикой. Ну понятно, что владением им обозначает статус.

Мы прошли мимо устья реки Тугаевки. В долине речки в пяти километрах от города коптили огромные трубы «Тугаевской шинной мануфактуры». Здесь производилась почти вся резина и пластик этого мира. И по тому, как пояснил мне Болояр, среди заводчиков Верхоянских заводов голос хозяев Тугаева был весом. Потому они себе и позволяли много. С одной стороны, меня радовал тот факт, что за относительно короткое время люди смогли организовать тут производство, как минимум уровня начало двадцатого века. Но за все надо платить. Жить в такой угнетающей обстановке я бы не желал. Хотя по словам абордажников в заводских городах жить вполне комфортно и что главное — безопасно. Заводчики имеют капитал покупать лучшее оружие и вербовать опытных наемников.

Но Добрыня после сказанных слов лишь хмыкнул. Мы с ним, как и с Белояром в эти дни здорово сблизились. Оба из Русландцев, только судьба у богатыря была еще более захватывающая. Детство в рабстве на отдаленной лесопилке, затем побег, работа на рудниках. Там он сорвал куш и нашел большой слиток серебра, затем схватка с речными бандитами, после которой его подобрали из воды торговцы из Портюги. Там он и осел, прибившись к егерам. И уже не желал ничего более.

Мы пришвартовались где-то на отшибе порта. Неподалеку стоял лишь небольшой учан из патрульных, и в метрах ста к северу странного вида лодья. От основной территории города нас отделял высокий решетчатый забор. По периметру стояли вышки с фонарями. Порт крепко охраняли. Канаты мотали на кнехты местные докеры, они же протянули нам толстый кабель. То есть мы могли заглушить двигатель и не остаться от электричества.