Я наклоняюсь над Стирлингом и протягиваю руку через него, чтобы попробовать ручку с той стороны.

Слишком поздно.

Я наклоняюсь вперед и опорожняю все, что есть у меня в желудке. Прямо на штаны Стирлинга. Унижение увеличивается еще в два раза, в то время как водитель такси кричит с переднего сиденья что-то, чего я не слышу из-за шума в ушах и отвратительных звуков.

Когда все заканчивается, я в ужасе откидываюсь назад.

— Ты не можешь просто так заблевать мое такси. Ты должна за это заплатить!

У меня даже не хватает духу ответить ему.

Стирлинг прерывает его, суя кредитную карточку. Я все еще смотрю на свою блевотину у него на коленях.

— Возьмите, сколько вам нужно, чтобы покрыть расходы на поездку и уборку, только, пожалуйста, заткнитесь, хорошо?

К счастью, парень замолкает, выставляет счет Стирлингу и с ворчанием возвращает ему карточку. Стирлинг открывает свою дверь, и от дуновения прохладного воздуха в лицо я всхлипываю. Я все еще застывшая на месте, когда открывается моя дверь и Стирлинг наклоняется, чтобы помочь мне выйти. Смутно замечаю, что он, кажется, куда-то дел рубашку, и его упругие голубые соски отвлекают, пока он поднимает меня на ноги. Затем он снова наклоняется, чтобы схватить мою сумочку и телефон. Он такой высокий, что чуть не ударяется рогом о дверь.

Теперь, когда мы вышли из такси, мне вдруг стало по-настоящему холодно. Я немного дрожу, ветер обжигает голые ноги и проникает сквозь тонкий материал слишком короткого платья, которое я выбрала только для того, чтобы трахнуться с ним. Стирлинг обнимает меня теплой рукой.

— Давай. Который из них твой?

Я больше не задаю вопросов. Я веду его к своему многоквартирному дому и позволяю ему следовать за мной внутрь. Следовать — не совсем подходящее для этого слово, поскольку он фактически несет меня вверх по лестнице. Как только дверь закрывается, и мы оказываемся в моей грязной квартире, я кладу голову ему на грудь и стону.

— Я испортила твои брюки. И на тебе нет рубашки. Почему на тебе нет рубашки?

Он хихикает.

— Почистил ей сиденье, чтобы водитель не занес меня в черный список.

Я снова стону, глубже зарываясь лицом ему в грудь. Мне нравится, что его кожа покрыта мягким пушистым мехом, и мне определенно нравятся очерченные грудные мышцы, которые сейчас ощущаются как лучшие в мире подушки.

— Прости. Пожалуйста, позволь мне постирать твою одежду.

— Тогда мне придется раздеться.

Я, честно говоря, поражена, что ему удается рассмешить меня в подобной ситуации.

— О, думаю, я справлюсь с этим.

Он отстраняется, и я целую минуту сожалею, пока он не тянется к пряжке ремня. Затем я просто наслаждаюсь шоу, когда он быстро расстегивает джинсы, открывая обтягивающее серое нижнее белье, которое не особо скрывает внушительную выпуклость, а наоборот все подчеркивает.

И это еще он вялый. О Господи. Я и забыла, какой он большой.

— Прачечная?

Я выныриваю из извращенного оцепенения, беру у него скомканную рубашку и грязные джинсы, морщась от запаха. Как ни странно, мой желудок уже успокоился, так что я не чувствую, что грозит повторное представление.

— Внизу. Сейчас сбегаю вниз и постираю это.

У меня нет времени беспокоиться о том, что придется оставить его одного в моей квартире. Половина моих вещей все равно до сих пор в коробках, так что он, вероятно, не найдет много компрометирующих улик.

Я засовываю грязную одежду в стиральную машину и запускаю стирку, затем бегу обратно наверх так быстро, как только могу на каблуках, которые все еще не сняла. Какой беспорядок. Я бы не стала винить Стирлинга, если бы он отказался платить за это свидание. Я почти уверена, что окончательно все испортила. Если мое проблемное поведение не сделало этого раньше, то мастерство меткого блевания, несомненно, помогло.

Когда я открываю дверь, то нахожу его на кухне. Он поворачивается с дымящейся кружкой в руках.

— Чай? Я нашел этот сорт в твоем буфете и решил, что это то, что ты пьешь.

Мне следовало бы разозлиться, что он рылся в кухне, но, поскольку есть масса вещей и похуже, которые он мог бы сделать, и поскольку от запаха мятного чая у меня уже ослабевает головная боль, я делаю шаг вперед с благодарной улыбкой.

— Спасибо.

Я делаю глоток.

Мой клиент стоит в моей квартире в одном нижнем белье и подает мне чай. Не просто мой клиент. Парень, который всего несколько недель назад шептал мне на ухо самые горячие, сладкие слова, находясь внутри меня, заставляя меня кончать сильнее, чем я кончала с кем-либо еще. А еще парень, на которого меня только что вырвало.

Да, я действительно не знаю, как себя сейчас чувствовать. Потом я вспоминаю телефонный звонок.

Черт.

Ставлю чай, роюсь в сумочке и достаю телефон. Пропущенный вызов обвиняюще смотрит на меня с экрана. Я прослушиваю на голосовой почте любезное сообщение от секретарши, интересующейся, смогу ли я прийти на прием завтра.

— Если вы получите это сообщение до девяти вечера, то сможете перезвонить нам по этому номеру. В противном случае отправьте электронное письмо в Материнские инстинкты, и мы увидим его утром.

— Не хочешь рассказать мне, что там произошло?

Я смотрю на Стирлинга, наблюдающего за мной из кухни. Взяв чай, я прохожу к дивану и сажусь.

— У меня завтра УЗИ. Вернее, должно быть, но я его всё откладываю.

Стирлинг ничего не говорит. Он подходит и прислоняется к стене между кухней и гостиной, ожидая, когда я продолжу.

— Если я сделаю его, то все станет реальным, понимаешь?

Он кивает.

— И я не готова к тому, чтобы это стало реальностью. Не с тем, как обстоят дела.

— А как обстоят дела? — мягко спрашивает он меня.

Каким-то образом вся эта печальная история вылетает из меня. Карстон, карточные долги и расставание. Глупое замужество в восемнадцать и сожаления об этом. Как я ушла от мужа, а затем потеряла бдительность на одну дурацкую ночь, только для того, чтобы он снова воспользовался мной, прежде чем исчезнуть с моим кошельком. А потом выяснилось, что из-за этой глупой ошибки я забеременела от худшего кандидата в отцы, какого только можно придумать.

Я борюсь с новым приступом слез.

— Я пытаюсь быть в порядке. Просто это не так. Я больше не могу откладывать УЗИ. Вот что это был за звонок. Поэтому я так перепугалась. Мне нужно ехать завтра.

Стирлинг прочищает горло. Его хвост хлещет по ноге.

— Тебе… тебе бы понравилось, если бы кто-нибудь поехал с тобой? Если бы я поехал с тобой? Это бы помогло?

— Ты не обязан этого делать.

Боже, ему не нужно делать и половины того, что он сделал для меня за последние пару недель. Платить мне за мою неприятную компанию, быть бесконечно терпеливым со мной, позволить мне заблевать одежду без жалоб и проводить меня домой в целости и сохранности.

— И все же тебе бы это понравилось?

Я сдаюсь под его нежной настойчивостью.

— Да, — это звучит так тихо и тоскливо, что мне стыдно за себя, но это правда. Не могу этого объяснить, ведь я едва знаю его, но когда Стирлинг рядом, я чувствую себя в безопасности. Настолько в безопасности, что думаю, рядом с ним я наихудшая из возможных версий себя, но удивительно, что он, кажется, не возражает.

— Тогда я приду, — вот так просто. Как будто это самая простая вещь в мире. Может быть, так и есть. В конце концов, это всего лишь УЗИ. А я идиотка, превращающая это во что-то большее, чем оно есть на самом деле.

— Спасибо, — я действительно хотела бы, чтобы эти слова значили больше. Хотела бы сделать их более весомыми, чтобы он знал, что я чувствую. Потому что прямо сейчас, с того места, где я сижу, он выглядит как гребаный герой. И как тот, кого я до сих пор не замечала.

Джейд

Я застыла возле обычного на вид белого здания. Мои ноги почему-то решили перестать выполнять приказы.

Стоящий рядом со мной Стирлинг протягивает руку. Я не из тех, кто держится за руки. По крайней мере, я никогда таковой себя не считала. Меня всегда передергивает, когда вижу такие парочки, разгуливающие за ручку на публике.