Только когда протягиваю руку и кладу в его большую теплую ладонь, я сразу чувствую себя лучше.

Может быть, у этих пар все было правильно с самого начала.

Автоматические двери со свистом открываются и впускают нас в зал ожидания, такой же белый и стерильный, как и само здание снаружи. Вдоль стен стоят жесткие пластиковые диваны, и люди сидят, уставившись в телефоны или на ноги, избегая зрительного контакта.

Я подхожу к даме за стойкой. Она одаривает меня теплой улыбкой, от которой в уголках глаз появляются морщинки, и я чувствую себя немного менее нервной.

— Привет, дорогая. Могу я тебе чем-нибудь помочь?

— Я Джейд. У меня назначена встреча на это утро.

— Прелестно. У тебя есть с собой документы?

Я достаю их из сумочки и передаю через стойку, секретарша берет и начинает читать. Она поднимает взгляд на Стирлинга.

— И это отец ребенка?

Я поворачиваю голову и в шоке смотрю на него. Я никогда на самом деле не задумывалась о том факте, что пары людей и монстров иногда заводят детей, теперь, когда сверхъестественное стало явным. Возможно, такое бывало и раньше, но я имею в виду, что теперь люди знают об этом.

— Нет. Он… э-э… друг, — тот факт, что я изо всех сил пытаюсь подобрать слова, должен беспокоить меня больше, но я очень сосредоточена на том, чтобы просто пережить сегодняшнюю встречу. Сейчас я не могу беспокоиться об этом.

Он сжимает мою ладонь, но ничего не говорит, поэтому я мертвой хваткой сжимаю его толстые пальцы в ответ.

— Хорошо, тогда почему бы вам не присесть, вас позовут, когда будут готовы.

Я послушно нахожу пластиковую скамейку, и мы втискиваемся рядом с женщиной с длинными темными кудрями и скрещенными на груди руками в зеленой рубашке. Она почти мгновенно встает, и, уходя, я слышу, как она бормочет себе под нос.

— …дерьмо неестественно. Загрязняют генофонд.

Я смотрю на нее, пока она идет через комнату. Ничего не могу с собой поделать. Я злюсь. Кем, черт возьми, она себя возомнила?

— В следующий раз скажи мне это в лицо, — кричу я через холл.

Тишина, прежде ощутимая, становится такой мертвой, что отчетливо слышны негромкое покашливание мужчины напротив и скрип стула секретарши.

Женщина ничего не говорит. Она берет журнал и делает вид, что не понимает, о чем я говорю, но я слишком зла для этого. Я вскакиваю со своего места, чтобы пронестись через комнату и встать перед ней, но Стирлинг хватает меня за талию и сажает к себе на колени.

— Эй! — я сопротивляюсь, но он слишком силен.

Парень, сидевший рядом с нами с другой стороны, встает, чтобы присоединиться к сучке в дальнем конце комнаты.

— Оставь это, Джейд, — говорит Стирлинг, дыша мне в ухо.

— Нет, черт возьми, я этого так не оставлю.

— Джейд, ты сказала, что тебе нужна эта встреча. Если ты начнешь конфликт, тебя выгонят. Ты этого хочешь?

Я делаю паузу. Наверное, он прав. Хотя мне это и не должно нравиться.

— Мне все равно.

— Да, так и есть. И, кроме того, ты думаешь, что сможешь переубедить ее, накричав?

Это заставляет меня покорно опуститься в его объятия.

— Нет, — я пытаюсь слезть с его колен, но он удерживает меня.

— Останься.

Теперь я ерзаю по другой причине.

— Они, вероятно, выгонят меня за то, что я трахаюсь с монстрами. Смотри, все на нас пялятся.

Его рука скользит выше, пока почти не касается моей груди.

— Я думал, тебе нравится, когда за тобой наблюдают, Джейд.

Мои соски мгновенно твердеют.

— Кроме того, если ты не можешь что-то начать, это не значит, что ты не можешь заставить их чувствовать себя некомфортно.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него сверху вниз.

— О, ты плохой!

Однако я смеюсь, и мне нравится ход его мыслей. Еще мне очень нравится, как его руки ласкают меня повсюду, не переходя границы того, что было бы приемлемо в затемненном баре или клубе, но в высшей степени скандально в зале ожидания клиники.

Женщина в другом конце комнаты бросает на нас возмущенный взгляд и пытается сосредоточиться на журнале, но я вижу, как каждый раз ее глаза устремляются вверх.

Я прерываю наше порочное веселье, когда молодой человек в синей медицинской форме открывает двери в кабинет.

— Джейд?

Я прочищаю горло, слезаю с колен Стирлинга и поправляю платье.

— Да. Это я.

На минуту я забыла о беспокойстве о приеме и ребенке. Благодаря ощутимому присутствию Стирлинга за моей спиной я следую за юным специалистом в маленькую комнату.

— Пожалуйста, располагайтесь поудобнее. Папа может сесть вон там.

Он указывает на стул рядом с кушеткой, на которой мне нужно лежать, и я не утруждаю себя тем, чтобы поправить его. Стирлинг тоже не делает этого, просто подходит и садится, по пути похлопывая меня по плечу. Я ложусь на кушетку и задираю платье. Я знаю, что будет дальше.

Сердце громко колотится, когда техник выдавливает гель на датчик. Затем он прикасается им к моему животу. Гель холодный и скользкий, и я слегка дергаюсь от прикосновения. Это немного снимает напряжение.

Он улыбается.

— Извините. Не очень приятно, я знаю. Потерпите немного.

Я стараюсь не шевелиться, когда он включает аппарат, и комнату наполняет свистящий звук. Раздается тихий стук, когда он проводит сканером по моему животу. Я задерживаю дыхание. Это было…?

— Это ваш ребенок, — врач подтверждает. Мои глаза устремляются к экрану. Он весь черный. Бледно-белые пятна и линии образуют на изображении неразборчивые закорючки, и я в отчаянии щурюсь, пытаясь разглядеть, что это, черт возьми, такое.

Молодой человек снова крутит датчик и делает паузу.

— Аааа, мне неприятно говорить вам это… — он неловко переводит взгляд со Стирлинга на меня, и я понимаю, что у него на уме.

— Он не отец ребенка, — быстро говорю я.

Глаза врача расширяются, и он облегченно вздыхает.

— Слава богу. Вы даже не представляете, как я рад, что мне не придется сообщать вам, что этот ребёнок… полностью человеческий.

Я смеюсь.

Он возвращается к работе, водя инструментом по моему животу. Затем снова останавливается.

— Здесь головка.

— Здесь? — я пристально смотрю. По-моему, похоже на кляксу. Думаю, я могу ее разглядеть. Если прищурюсь.

До сих пор я не понимала, как сильно я этого хочу. Мне нужно увидеть, что внутри есть настоящий маленький человек.

Врач снова перемещает датчик.

— И грудь. Вы видите маленькие ручки?

— Нет! — внезапно я злюсь. Горячие слезы наворачиваются на глаза, когда я хмуро смотрю на экран и не вижу ничего похожего на руки. — Это просто клякса. Где они?

Врач крутит датчик.

— Теперь видите?

— Нет!

Стирлинг склоняется надо мной, указывая на экран.

— Вот. Видишь?

Что-то подергивается на экране, и я вижу. И да, они больше похожи на обрубки, чем на руки, но имеют человеческую форму. Он реален.

— Я вижу.

Врач смеется, когда я так волнуюсь, что ему приходится переставлять датчик. Он снова находит нужное место и делает несколько снимков. Снимки позвоночника и шеи ребенка, его головы и сердца. Мой малыш. Маленькое существо, живущее внутри меня. Как я могла когда-либо сомневаться, что хочу его?

В сердце теплеет, и, хотя кажется, что мочевой пузырь вот-вот лопнет из-за того, что мне уже несколько часов нельзя было писать, я терпеливо сижу до конца сканирования, улыбаясь экрану и мечтая о маленьком теплом комочке, который однажды смогу взять на руки.

Настоящий, крошечный человечек. Которого я ращу и формирую. Это большая ответственность. Надеюсь, я справлюсь с этой работой.

— Как ты это делаешь? — мы гуляем бок о бок по набережной и едим мороженое, когда я наконец решаю рассказать Стирлингу, что у меня на уме.

— Что?

— Как тебе всегда удается вот так обезвреживать меня, когда я собираюсь взорваться?

Он смеется.

— Как бомба?

Я тоже смеюсь. Я знаю себя.

— Да. Как бомба.

Какое-то время он молчит. Я откусываю еще немного мороженого.