— Да, детка, обязана. Мне нужно разобраться с ним сейчас и подвести черту. Или я буду терпеть его дерьмо бог знает сколько времени.

Я поворачиваюсь к Карстону.

— Чего ты хочешь?

— Я хочу поговорить с тобой. Я скучаю по тебе, детка.

Стирлинг ничего не говорит, но его большая рука ложится мне на плечо в знак поддержки. Затем выражение лица Карстона меняется. Наконец-то он замечает, как собственнически Стирлинг прикасается ко мне. Я наблюдаю, как формируется недоверие, когда он понимает, с кем именно я живу.

— Какого хрена, детка? Тебе не нужно было жить со всякими монстрами. Я бы позаботился о том, чтобы у тебя был настоящий мужчина. Ты это знаешь.

Я позволила своему лицу выразить все отвращение.

— Карстон, ты никогда не был и никогда не будешь настоящим мужчиной. Так что можешь прекратить это дерьмо прямо сейчас. Настоящий мужчина не оставлял бы меня дома одну каждые выходные, чтобы пить с «друзьями», — я делаю кавычки, выплевывая это слово. Мы оба знаем, что женщины, которых он трахал, не были его подругами. Он, вероятно, даже не может вспомнить их имена. — И уж точно настоящий мужчина не стал бы обременять меня многотысячными долгами.

— О, не будь такой, детка.

Я поднимаю руку перед его лицом.

— Я сделаю все возможное, чтобы ты понял: между нами все кончено. Нам вообще не следовало начинать. Если бы я была умнее, когда мне было шестнадцать, я бы знала это. Если бы я была умнее, когда ты в последний раз повторял это дерьмо, я бы никогда тебя на порог не пустила. Но знаешь что? Наконец-то я поумнела, и это больше никогда не повторится. А теперь, если ты здесь не для того, чтобы сказать мне, что собираешься вернуть часть денег, тебе стоит убраться с нашего крыльца и из моей жизни.

Карстон откидывается назад, оглядывая меня с ног до головы.

— Ты изменилась, детка.

Я выпрямляюсь.

— Да. Наверное, изменилась, — если я и изменилась с тех пор, как ушла от него, то к лучшему. Я больше не могу быть той глупой маленькой девочкой.

Его взгляд опускается на мой живот, и его глаза сужаются.

— Ты… ты беременна!

Я замираю.

Я намеренно ничего ему не говорила. Я не хочу, чтобы он каким-либо образом был вовлечен в это дело.

— Он мой?

Я свирепо смотрю на него.

— Нет.

— Он мой, не так ли? Я это знаю. Не морочь мне голову.

Стирлинг сжимает мое плечо.

— Он мой.

Карстон смотрит. Его глаза вылезают из орбит, они становятся такими большими…

— Что…

Боаз прочищает горло.

— И мой.

— И мой, — низкий голос Найта доносится с верхней площадки лестницы.

— Что за…

— И мой, — кричит Сапфи.

— Ладно, я не знаю что за монстро-трахательное дерьм…

— Тебе нужно остановиться прямо сейчас, — я упираю руки в бедра. — Я теперь та самая монстро-трахательница. И я никогда не изменюсь.

Я бросаю на него взгляд, который дает ему понять, что я точно помню, насколько печален и жалок его член по сравнению с моим стадом.

— Никто и никогда не заставит меня чувствовать себя плохо из-за этого. Особенно ты. Это мой ребенок, и если ты когда-нибудь попытаешься что-то с этим сделать, Боже помоги, я найду способ превратить твою жизнь в ад.

У Карстона отвисает челюсть. Он смотрит на меня, кажется, целую минуту, ничего не говоря.

— А теперь убирайся отсюда, пока я не позвонила твоему кузену и не сказала ему, кто виноват в пропаже инструментов из его гаража много лет назад.

Челюсть Карстона щелкает, и он выпрямляется.

— Я никогда…

— Скажи это Дару.

Я отчасти горжусь тем, лишила его дара речи. Он отступает, спотыкаясь, идет по подъездной дорожке и уходит из моей жизни. Надеюсь, на этот раз навсегда.

Я поворачиваюсь и зарываюсь лицом в пушистую грудь Стирлинга.

— Мой маленький динамит. Тебе вообще никто из нас не был нужен, не так ли?

Я не поднимаю головы с его груди.

— Может, мне и не нужна ваша помощь, чтобы разобраться с ним, но я чертовски уверена, что мне не помешали бы объятия.

Через несколько мгновений я оказываюсь в групповых объятиях четырех единорогов.

— Я просто рад, что был здесь и стал этому свидетелем, — говорит Боаз. — Ты была совсем другой.

Мы плетемся на кухню, и Найт готовит всем горячее какао. Потом играем с малышкой Блисс, пока она не начинает тереть глаза и прижиматься к груди Сапфи.

Когда я снова забираюсь под одеяло к Стирлингу, то даже не вспоминаю о Карстоне. Я думаю о том, как сильно мне нравится быть частью этого стада и как я не могу представить жизнь без них.

Стирлинг

— Хорошо, но ты правда не обязан идти, если не хочешь лицезреть мое «сокровище», — Джейд заходит в комнату с мокрыми после душа волосами, с которых капает прямо на нос. Ее округлившийся живот с каждым днем становится все заметнее, и у меня прямо руки чешутся его погладить.

Она слушает все, что говорит собеседник по телефону, и между ее бровями пролегает очаровательная морщинка.

Она фыркает.

— Ну, не говори потом, что я тебя не предупреждала.

Она заканчивает звонок, хватая мой рогалик из тостера прежде, чем я успеваю до него дотянуться, и одаривает меня дерзкой улыбкой, от которой я воспламеняюсь.

— Эй! — я протестую, но я бы с радостью отдал ей его. Она это знает.

Для пущего эффекта она запихивает рогалик в рот прямо передо мной. Я ухмыляюсь и смахиваю крошку с ее губ.

— По крайней мере, позволь мне намазать его маслом. Малышу нужно больше калорий.

Она закатывает глаза, но отдает надкушенный рогалик. Я кладу его на тарелку, намазываю маслом — заодно и второй кусок — и возвращаю ей.

— Вот. ешь.

— Во сколько нам нужно выезжать?

Я пожимаю плечами.

— Церемония не может начаться без нас, не так ли?

— Да, но я не хочу опаздывать, — она проскальзывает у меня под рукой, которой я опираюсь на скамейку, и приподнимается на цыпочки, чтобы запечатлеть поцелуй на моих губах. — Что произойдет, когда мой живот станет таким большим, что я больше не смогу брить свою киску?

— Тогда не брей ее.

Она фыркает.

— Ничего не выйдет. Я ни за что не позволю акушерке отправиться туда, где все выглядит как заросли в джунглях.

Я встряхиваю гривой.

— Ты больше не думала о том, чтобы рожать в роще?

Выражение лица Джейд становится задумчивым.

— Ты знаешь, я бы хотела этого, но чувствую, что это неправильно. Я такая… человечная. И я боюсь, что они все подумают, что не соответствую этому месту.

— Ерунда. Теперь ты единорог. Ты стадо.

Она дергает меня за заплетенные пряди гривы.

— Пока нет. Для этого и нужен сегодняшний день, не так ли?

— Так и есть. Итак, ты готова?

Ее хмурый взгляд превращается в полуулыбку.

— Может быть.

Когда мы подходим к реке, ярко светит солнце и воздух теплый. Я рад. Я не хочу, чтобы Джейд замерзла. Полагаю, мы могли бы подождать и провести церемонию весной или летом, после рождения ребенка. Но я не хотел ждать.

Родители Сапфи и их стадо приветствуют нас на месте пикника. Ее мама постелила специальную белую скатерть на единственный деревянный стол и приготовила угощение из крошечных пирожных и сэндвичей. Ее грива перевязана белыми лентами, а улыбка почти такая же широкая, как у Сапфи.

— Я так рад, что вы все смогли прийти, — я наклоняюсь для объятий, и мы пробираемся вдоль очереди ожидающих гостей, приветствуя каждого. Родители Боаза не смогли приехать, но несколько единорогов из стада родителей Найта приехали. Плюс, сестра Найта и мой брат. Я знаю, что Джейд изо всех сил старается запомнить имена. Она даже тренировалась. И в целом почти всех правильно называет. Невысокая светловолосая девушка и высокий, спокойный мужчина, одетый в строгий костюм, стоят немного поодаль от остальных. Я смотрю еще раз.

Он не человек.

Конечно. Это, должно быть, Калли и Рин, ее парень-демон. Мы подходим, и Джейд откашливается.