— Ковергенция, — мать её! — выругался Андропов. — Никитка, сволочь!

— Там много кого так можно назвать, — хмыкнул я. — Вы посмотрите на сегодняшнее Политбюро. А на другие институты власти СССР. Дипломатов? Экономистов? Науку? Да там все за социализм с человеческим лицом.

— Этот лозунг привёл к «Пражской весне», — буркнул Андропов.

— И у нас приведёт, — кивнул я, — только подавлять некому будет. Вернее, попытаются подавить да, помните, Павел Анатольевич ГКЧП?

Судоплатов кивнул.

— Вот и весь хрен до копейки. Вот и всё подавление. Деморализуют общество и возьмут нас голыми руками.

— И что предлагаешь делать? — сощурив глаза как узкие бойницы, спросил Андропов.

— Сейчас очень важно не дать разворовать оставшееся золото. Его с семидесятого года вывезли более двух тысяч тонн.

— Сколько? — раскрыл рот Андропов.

Я не стал отвечать на риторический вопрос, а продолжил развивать тему.

— Между прочим, если бы продали сейчас, то попали бы в самый высокий курс — восемьсот пятьдесят долларов за тройскую унцию. Дальше курс будет постепенно снижаться, и установится в пределах трёхсот-четырёхсот долларов.

— Значит ты за то, чтобы золото продавать? — спросил Андропов.

— Ну, конечно не всё! — сказал я. — Доллар ещё долго останется резервной валютой. Сейчас США отказались от привязки доллара к золоту, так как тоже продали запасы. У нас рубль тоже не особенно-то привязан к золотому запасу. Если элементарно соотнести количество рублёвой массы к золотому запасу, то окажется, что её в пятьдесят раз больше, чем золота. Поэтому золото не стоит «жалеть». Его нужно сейчас продать за доллары, но не трынькать валюту на условные «колготки», а вложить в офшоры. То, что попытались сделать ваши «умники», но под «проекты» с британцами. Как можно верить англосаксам⁈ Хрен вы сейчас эти деньги увидите! Банки просто в нужный момент «лопнут».

— Что предлагаешь? — спокойно спросил Андропов.

Он уже взял себя в руки.

— Срочно вывести вклады в другие банки, — сказал я.

— Например, в банки Минобэ? — без улыбки и без эмоций спросил Андропов.

— Например. Но есть и другие. Те, которые полностью контролирую только я, являясь единственным учредителем.

Я тоже был серьёзен и неэмоционален.

— Хм! Даже так? — удивился Андропов и дёрнул головой.

— Так, — подтвердил я. — Как Мичи Минобэ.

— Так у тебя, всё-таки, есть японский паспорт?

— Есть, — кивнул я.

Андропов повернулся к Дроздову и погрозил ему пальцем.

— А я говорил!

Дроздов развёл руки и пожал плечами.

— Наш пострел…

Он не стал продолжать банальную шутку.

— Мне не нужен паспорт для перемещений по миру. Он мне нужен, для позиционирования себя как субъект права.

Андропов снова дёрнул головой и сжал губы.

— С ним разговариваешь, как с профессором права и, одновременно, профессором экономики. И чувствуешь себя недоучкой.

— У меня около тысячи высших образований по, примерно, пятидесяти специальностям, — со вздохом сказал я.

— Не понял, — снова приоткрыл рот Андропов.

Я молчал, давая им самим осознать реальность.

— Так ты не две жизни прожил, а больше? — спросил Судоплатов.

— Гораздо больше,Павел Анатольевич. Гораздо больше.

Андропов взялся за голову.

— Бред! Бред! Такого просто не может быть! Я, наверно, просто сошёл с ума!

— Мы все, видимо, сошли с ума, Юрий Владимирович, — пробормотал Дроздов.

Андропов залпом осушил стакан. Наполнил его и выпил снова. Пришлось сходить ещё за Боржомом. Заодно прошёлся и так и остался стоять. Вернее, не стоять, а прохаживаться. Внутри меня всё кипело и мысли, и силовые потоки.

— Эх! — подумал я. — Мне бы сейчас пробежаться вон до того мыса! Раз пять туда и обратно! Или поплавать!

Однако я взял себя в руки, и только пару раз пройдя туда-сюда, снова сел в кресло. Я заставил своё тело не совершать нервные импульсивные движения, «включив» сенсомоторную коррекцию в виде определённого, разработанного ещё «предком» дыхательного ритма и создания успокаивающих визуальных образов. Никогда ещё меня так не «колбасило».

— Вернёмся к обсуждению настоящего политического момента? — спросил я. — Хотя, нет. Не политического, а скорее — экономического. Политический «момент» просран безвозвратно. Фарш обратно не провернуть. А вот с экономикой можно повозиться. Кризис ещё не наступил, но настойчиво стучится в окно.

Я посмотрел по очереди на всех троих присутствующих, и обратился к Судоплатову, так как Андропов, так и сидел, спрятав лицо в ладонях, оперевшись локтями на стол.

— Разрешите продолжить?

Судоплатов молча кивнул.

— Так вот, Павел Анатольевич вам, наверное, докладывал, что цена на нефть, сегодня вполне себе высокая, аж тридцать пять долларов, упадёт до пятнадцати долларов в восемьдесят пятом году. И, казалось бы, в этом ничего страшного нет. Ведь и в семьдесят четвёртом она стоила десятку баксов. Но это довольно сильно ударит по нашей экономике, которая планировала дальнейший рост цены на нефть. Но производство в Европе сильно просядет и потребность в чёрном золоте снизится. Поэтому что? Поэтому, товарищи нужно переходить на газ. В Европу газ поступает с середины семидесятых, а вот на восток — нет. А мог бы, уже сейчас приносить доход. Япония и другие малайцы с Сингапурами, готовы покупать газ. А мы всё решаем: «Быть или не быть?»

— Решили уже, — вздохнул и выдохнул Андропов, отняв ладони от лица.

— Ну, так давайте! — я протянул руку ладонью вверх и удивлённо посмотрел на Юрия Владимировича. — Где оно?

— Отлёживается в Министерстве, — буркнул будущий генсек.

— Охренеть! — выдохнул я, пожимая плечами и переведя взгляд на Судоплатова, словно ища у него сочувствия. — Тут промедление смерти подобно, а они по кабинетам судьбоносное решение перепинывают.

— Процедура, мать её, — процедил сквозь побелевшие губы Андропов.

— Его сейчас хватит удар, — предупредил Флибер.

Андропов схватился обеими руками за грудь.

— Не-не-не-не, — проговорил я и, встав, тоже положил свою ладонь, прикрыв его руки.

Так его и моя силы, направленные на болезненную область, слились. Сердце не остановилось и не выровняло ритм. Начавшие было лопаться нейроны, сие действо прекратили.

— Всё уже хорошо, Юрий Владимирович, — сказал я, глядя ему прямо в широко раскрытые испуганные глаза. — И всё будет хорошо.

— На них невозможно повлиять, — выдохнул Андропов. — Они, как скалы, о которые разбиваются волны.

Я обернулся на мыс, на который, действительно, накатывали волны, и показал на них кивком головы.

Андропов усмехнулся и кивнул. Он снова вздохнул и отнял руки от груди.

— Спасибо! — поблагодарил Юрий Владимирович.

— Да, на здоровье, — кивнул я головой. — Так, и продолжим…

— Садюга, — высказал мнение Дроздов.

— Не я такой. Жизнь такая, — быстро проговорил я. — Продолжаем?

— Продолжай, — сказал Андропов и отхлебнул из стакана, который наполнил я.

— Так вот… Мне известно, что в этом году суммарный объем экспорта советского газа в Европу составит почти пятьдесят пять миллиардов кубических метров. Переговоры о поставках газа в Японию начались во второй половине шестидесятых годов. Японская сторона предлагала строительство газопровода с северной части острова Сахалин (г. Оха) до мыса Крильон протяжённостью тысяча километров, а также газопровод от этой точки до Комсомольска-на-Амуре протяжённостью пятьсот восемьдесят шесть километров. Наша сторона проработала встречный проект, который предусматривал поставку не только сахалинского, но и якутского газа в Японию, общей протяжённостью четыре тысячи пятьсот восемьдесят километров. Однако не договорились. Японцы не могли дать гарантий стабильного потребления десяти миллиардов кубометров в год. А для нашего государства малые объёмы потребления делали проект нерентабельным.

— В семьдесят пятом году, — продолжал я лекцию, — между советской и японской сторонами было подписано Генеральное соглашение по «Сахалинскому проекту» — проекту о сотрудничестве в области разведки, обустройства месторождений, добычи газа на шельфе острова Сахалин и поставке в Японию газа из этих месторождений. Программа работ была рассчитана на десять лет и состояла из двух периодов — по пять лет каждый. Первые пять лет закончились. Найдены потенциальные извлекаемые запасы в размере трёхсот миллионов тонн нефти и четыреста восемьдесят пять миллиардов кубических метров природного газа.