Стэнсфилд скривился и покрутил отрицательно головой.

— Не поступало такой информации. Вы же знаете наши источники. Такая рыба не прошла бы мимо наших сетей.

— Ну, а что, тогда? — тоже скривился Картер.

Стэнсфилд пожал плечами.

— А какая разница? Ясно одно. У русских таких технологийет и быть не может. У Япов — тоже. И нигде на Земле таких технологий нет. Мы распилили процессор. В нём технологии будущего. Нет такой литографии в этом мире. Даже принципов получения и использования ультрафиолета таких частот — нет. А иным способом получить такое разрешение не возможно. Только ультра-ультрафиолетом, но он поглощается даже воздухом.

— Значит что? — Картер испуганно распахнул глаза.

— Это техника из будущего и она не в наших руках.

— В руках этого мальчишки?

Стэнсфилд кивнул.

— И что будем делать?

Директор ЦРУ чуть дёрнул уголками губ.

— Он часто посещает Японию. Попытаемся его взять и провести экспресс-допрос.

— Медикоментозно, я надеюсь? — проговорил Картер.

— Он даже не заметит, — улыбнулся Стэнсфилд.

Наш третий институтский курс начался десятого октября и примерно тогда же началась во Владивостоке и осень. Почти весь сентябрь было тепло и только в конце его задули северные ветры и посыпали мелкие и нудные дожди. Но солнце порой возвращалось, не желая прятаться совсем в тучах. А числа пятнадцатого задуло и заморосило основательно. Тогда приехала с Сахалина и Лариса. Пару раз встретив её в институтском фойе мокрую, как курицу, я предложил ей переехать ко мне. Чтобы возить её на учёбу. Я-то продолжал иметь свободное посещение, потому, что неплохо справлялся и с зачётами, и с сессиями, и ни один преподаватель не встал на «дыбы», когда заслушивался этот вопрос. Тем более, что я принёс справку, что учусь заочно в военном училище, где сдал вторую сессию на все пятёрки.

Многие преподаватели, как мне потом рассказывала, подхихикивая, англичанка, крутили у виска пальцем, когда заходила обо мне речь, и старались разговор обо мне замять. Слишком уж я был неординарной личностью, да, хе-хе…

А мне было на чужое мнение нас*ать. Главное, ребята, с которыми я учился, не крутили пальцами, и продолжали относиться ко мне почти, как к равному. Почему почти? Да потому, что я всё-таки открыл секцию каратэ в институте, куда записались почти все студенты мужского пола. Во Владивостоке каратэ переживало сумасшедший «бум». Вот я и не устоял перед просьбами.

Да и стал я всё-таки от коллектива отрываться в своём свободном полёте. А так, вроде как снова стал своим. Узнаваемым… Чтобы усилить эффект от объявления о приёме в секцию, я собственноручно нарисовал на компьютере баннер формата А-2, распечатал его на широкоформатном принтере и прицепил на стенде в фойе Баляевского институтского корпуса.

Улыбающийся во все тридцать два зуба чемпион мира по карате, хе-хе, собственной персоной, с медалью в правой руке и золотым кубком в левой, приглашал записываться в секцию! Амуниция на время тренировок выдаётся бесплатно! Безопасность гарантируется! А не фиг! Гулять, так гулять! Стрелять, так стрелять! Учить, так учить! И далее по списку…

Я перевернул принципы и устои каратэ с ног на голову. Или наоборот, с головы на ноги? Это как посмотреть.

У меня в секции не младшие поклонялись старшим и исполняли их прихоти, а наоборот: старшие первые кланялись младшим и во всём должны были им помогать. Такие порядки были заведены мной сразу. Ещё в школьной секции. Таки образом я пресекал обвинения в навязывании культа личности и обвинение в создании авторитарной секты. Такие правила мы с Володей Жлобинским и «проталкивали» в спорткомитете, но их отвергли, взяв за основу принципы японского каратэ. Мы же занимались «русским стилем» каратэ. Так на баннере и было написано: «Русский стиль» каратэ-до.

В разминке я давал удары из обычного и тайского бокса. Во время бега передом, спиной и боком, мы выполняли удары: локтями, кулаками. Со сжатыми клаками и никто кулаки не разжимал. Почему? В каждом кулаке была копеечка. Работали во время бега коленями. Иногда с резким тайским выпрыгом и выдохом. Ставили дыхание. Я не знал, освоят ли они каратэ, но отмахиваться от хулиганов и кулаки сжимать при ударах должны были научаться однозначно. Потом ребята делали растяжки, изучали стойки и концентрированные блоки с ударами, передвижение в каратэковских стойках с ударами и блоками. Не знаю, мне моя система тренировок нравилась. Я сам так занимался.

У меня и этим летом получилось отдохнуть с друзьями Гришки Мицуры в бухте Три Поросёнка и там мы с ним немного позанимались каратэ. Я показал ему основные стойки и технику блоков-ударов. Был на Трёх Поросятах и Саша Баскаков с гитарой и своим другом Олегом Выходцевым. Тем, который бредил каратэ. Мне показалось, что его Баскаков взял специально, чтобы нас познакомить. И вот к осени к моему удивлению и Гришка и Олег показали неплохое каратэ. Э-э-э… Ну, как неплохое? Для трёх месяцев домашних занятий неплохое. Они выучили главные стойки, связку четырёх блоков, прямые удары руками и ногами. А также выучили первое ката (хейан шодан) и, что самое главное, — запомнили разминку.

Короче, они у меня сразу получили жёлтые пояса и стали сэмпаями. Кое что получалось ещё у некоторых ребят, которые подсматривали за мной и в колхозе и на Шикотане и в спортзале, когда я перед, или вместо физкультуры крутил своё каратэ.

Я понял, почему Выходцев стеснялся идти в нормальную секцию и просил заниматься с ним индивидуально ещё на Трёх Поросятах. У него были проблемы с лёгкими, которые я ему немного подлечил. Мы много уделяли внимание взаимосвязи физических упражнений с дыхательными, а потому Олег подумал, что его улучшение состояния лёгких произошло от упражнений. За лето мы сдружились с Олегом и дружба наша продолжила крепнуть. Как и с Гришкой Мицурой.

Олег, как оказалось, не имея никакого специального образования, работал сапожником. И не просто подшивал и подбивал, а шил настоящую обувь. Когда я увидел его «казаки», то подумал, что это, как говорили сейчас: «загранпошив». Однако обувь была пошита самим Олегом. Теснённые, простроченные, где только можно, сапоги смотрелись отлично и стоили прилично. Он шил обувь на продажу. И портмоне он делал великолепные с теснением. А работал он в доме быта.

Олег тоже оказался очень неплохим художником и художником не простым, а миниатюристом. Он друзьям рисовал значки. Продавались такие большие круглые жестянки с изображением, например, зайца и волка из мультфильма «Ну, погоди!». Вот на них Олег и рисовал маслом какие-нибудь картинки. Баскакову он нарисовал, естественно, группу «Битлз». Очень похоже нарисовал.

В отличие от классического сётокана я не настаивал, чтобы ученики сразу вставали в «правильные» дзенкуцу, или кокуцу дачи, то есть в длинных стойках. В них довольно трудно, из-за плохой растянутости связок, было доворачивать таз до правильного положения. А значит и полностью вкладываться в удар. А в «половинных» стойках — самое то. Да и двигаться в них было легче, а значит — не терялась выработанная с детства мобильность. Этот принцип я опробовал на «школьной» секции, мы немного поспорили на эту тему со Жлобинским, но принцип принёс великолепный результат.

Я считал, что ущербность Сётокана в том, что последователей не учат сразу быстро двигаться именно в стойках. Путём импульса таза, корпуса, рук и ног. Потому они потом и начинают «прыгать» в спарринге, даже не как боксёры, а как зайцы. Ведь и разворачивать и посылать тело вперёд-назад и в стороны, можно с помощью рук. Как фигурист начинает закручиваться вокруг оси тела? Путём сворачивания рук вовнутрь. Я и раньше двигался, в основном, за счёт ударов, блоков, отталкиваясь и опираясь на давление противника. Ну, да ладно, о карате…

Банер с моей рекламой был красив и на меня тут же насели комсомольцы-профкомовцы, попытавшись уговорить изготовить для них такого же качества афишу о новогоднем вечере. Я поморщился, удивился, что они думают не только о сегодняшнем дне, и просьбу исполнил. Просьбу исполнил, а сам подумал, что с техническим оснащением альма-матер что-то надо было решать.