Холодок пробежал по спине. В висках глухо стучало: "Что теперь делать?..". Тянуло набрать номер отца, выдохнуть всё в трубку, но усилием сжал пальцы – привычку прятаться за чужой спиной следовало ломать. Решение должно родиться здесь, в этой комнате, среди запаха пластика, металла и лёгкого аромата дорогого виски, оставшегося с прошлой ночи.

"Следовать плану… только плану" – слова прошли, как клятва.

Пальцы скользнули по экрану, отыскивая нужное имя в длинном списке контактов. Лёгкий хруст суставов, глухой звук нажатой кнопки – вызов пошёл.

Голос в динамике прозвучал удивлённо, с ноткой раздражения:

– Почему звонишь?

Вопрос был резонным. Поводов для общения не существовало – кроме одного.

Без лишних вступлений в трубку полетел сухой вопрос:

– Ты всё ещё в комиссии по ценным бумагам?

Тишина на мгновение сгустилась, и голос стал глухим, усталым, с хрипотцой бессонных ночей:

"Не напоминай… из-за "Генезиса" домой не выбирался уже неделю."

– В курсе. Сам вложился. Доходность – более шестисот процентов.

Пауза, в которой слышался только шелест воздуха, словно собеседник не поверил ушам. Потом короткое, взрывное:

"Что?!"

После спокойного, почти ледяного объяснения ситуации Джерард переслал другу отчёт об инвестициях Сергея Платонова. В голове пронеслась колкая мысль: "А сработает ли это…?"

План казался до смешного прямолинейным. Если Сергей сорвёт куш, тогда его можно будет обвинить в инсайдерской торговле. Доказать её существование – вопрос туманный, но подозрений хватало, чтобы разжечь огонь. Стоит только появиться железным уликам – и Платонов превратится в преступника, из блестящего аналитика в изгоя.

Собрать доказательства – забота не Джерарда, а Комиссии по ценным бумагам. Он мог лишь затаиться и ждать. Тем более охота уже началась. SEC взяла Платонова в плотное кольцо наблюдения. Случай с Genesis всколыхнул рынок так, что дрожь прошла даже по кабинетам старых финансистов. Такой взрыв был беспрецедентен, и теперь под лупой оказывался каждый, кто ухитрился сорвать немыслимую прибыль.

Аналитик из Goldman, заработавший 637%, уже попал в поле зрения. Джерард лишь подбросил масло в огонь – вложил в руки комиссии ключевой козырь.

– Он предсказал рост более чем на пятьсот процентов, – холодно бросил Джерард, подавая отчёт.

Этот отчёт стал гвоздём в крышке будущего гроба Сергея – доказательством, что информация у него была заранее. Получив документ, SEC не стала мешкать – началось официальное расследование.

Но продвижение шло с натугой.

***

Платонов оказался словно бронёй прикрыт.

– Дата моей инвестиции – одиннадцатое декабря. В тот момент даже комитет, разбирающий данные, не ожидал таких результатов, – его голос звучал ровно, словно стальной клинок.

Декабрь. Холодный, тревожный месяц, когда комитет Data and Safety Monitoring всё ещё нервно ждал повторных биопсий участников клинических испытаний. Ответы задерживались, и приходилось проверять лишь половину массива данных. Проще говоря, оценивали полтеста, как будто ставили итоговую оценку, заглянув лишь на первую страницу. Даже специалисты не предвидели грядущего прорыва. Какое уж тут инсайдерство, если даже те, кто сидел внутри процесса, пребывали в неведении?

Логика его доводов казалась кристально чистой. Но следователи SEC не могли просто развести руками.

– Genesis – единственный в своём роде кейс. И в этот самый период вы вкладываете весь капитал в одну-единственную акцию? Это, по-вашему, случайность? – хрипловатый голос следователя разнёсся по комнате, будто лезвие по стеклу.

Весь капитал. Всё до последнего цента. Безумие для любого здравомыслящего инвестора – и вдруг такой взрывной рост? Не может быть простого совпадения! Он что-то знал, иначе как решился на такой шаг?

Сергей, едва заметно улыбнувшись уголками губ, выдал неожиданное:

– Это была ошибка.

– Ошибка? – в голосе следователя промелькнула тень злорадства.

– Глупость. Давление, страх – и разум улетел в окно. Решение оказалось чисто эмоциональным, нелепым.

Он назвал вложение ошибкой. Безрассудным, отчаянным поступком новичка, который пытался доказать всем свою значимость.

– То есть сто миллионов долларов – по вашей версии, ошибка? – смех следователя прозвучал горько, с хрипотцой, как скрип застарелых петель.

Абсурд. Хотелось фыркнуть в лицо этому наглецу. Но Платонов, словно кремень, произнёс:

– Именно так. Просто повезло. Обычно такие решения оборачиваются полным крахом.

– И вы рассчитываете, что мы в это поверим?

– Неопытность – это теперь преступление?

Слова казались фарсом, жалкой уловкой. Но…. Каждый сотрудник Goldman, допрошенный комиссией, подтвердил сказанное Сергеем. До последней запятой.

Тусклый свет настольной лампы отражался в полированных панелях стены, придавая комнате холодный блеск. В воздухе стоял едва уловимый запах кофе, смешанный с металлическим оттенком напряжения. Глухие голоса звучали негромко, будто в конспиративной квартире, где каждое слово могло стать уликой.

– Предупреждение прозвучало чётко: "игра меняется, когда ставки слишком высоки", – произнёс кто-то, тихо постукивая ногтем по столешнице. – После этого с ним произошло что-то странное. Словно кто-то коснулся оголённого нерва. А на следующий день… он пошёл ва-банк.

За окнами гул города казался далёким, приглушённым, но напряжение внутри офиса давило, как тугой воротник.

– Конечно, пытались остановить. – Голос прозвучал глухо, почти сдавленно. – Но он не слышал никого. Ни одного слова. Будто разум выключился, а осталась одна горячая импульсивность.

Как ни крути, все ответы сходились к одному: решение Сергея Платонова поставить всё на карту родилось не в расчёте, а в каком-то безумном порыве. Однако следы привели к Джерарду.

– Слухи ходят такие, – сказал следователь, слегка склонившись вперёд, так что запах его табака коснулся воздуха, – что этот рискованный манёвр Платонов совершил из-за твоих условий. Мол, ты загнал его в угол. Говорят, пункт в контракте требовал покрывать половину убытков. Это правда?

Джерард едва заметно скривил губы, пряча усмешку. Платонов – загнанный? Что за чушь. Перед глазами возникло лицо Сергея – холодная улыбка, уверенность, почти хищная игра взгляда.

– Чушь собачья. Ситуация ему, похоже, даже нравилась.

– Он утверждает, что действовал из гордости, из показного хладнокровия.

– Совсем не так выглядел.

– Но пункт об ответственности за половину убытков ведь был?

– …Был.

Холодок нехорошего предчувствия прошёл по спине, словно кто-то провёл лезвием. Ответы давались честно, но внутри нарастало что-то липкое, тревожное.

Джерард осторожно задал вопрос, выбирая слова так, будто держал хрустальную вазу:

– Скажите… нет ли шансов, что тут замешана инсайдерская торговля? Как инвестор, который вложил деньги, не могу не беспокоиться…

– Инсайда нет, – ответ прозвучал слишком быстро, как щелчок пальцев.

– То есть, он чист?

– Доказательства слишком очевидны. Временные рамки исключают инсайд полностью.

– Но он вложился в одну единственную акцию…

– Его стратегия кажется безрассудной, да. Но он клянётся, что решение было эмоциональным, под давлением. Свидетелей – хоть отбавляй.

Губы Джерарда дрогнули. Всё происходящее пахло не правдой, а тщательно выстроенной декорацией. Каждая деталь – словно нарисованная тушью, чёткая, безукоризненная.

– А если… – голос стал тише, – а если это спектакль? Если он знал всё заранее и только спровоцировал меня? Подстроил ситуацию, чтобы всё выглядело так?

Следователь хмыкнул, едва заметно усмехнувшись:

– Даже если бы это была правда, инсайда не было. Он сделал ход одиннадцатого декабря – а на тот момент никакой внутренней информации не существовало. Это факт.