Корона ничем не отозвалась в моей памяти, была она моей или нет — непонятно. И приходилось рисковать, надеяться, что я и правда настоящая королева, а советник блефовал, говоря, что надеть её недостойному значило смерть. Даже королева не может быть уверена, что она достойная!

С этими не очень располагающими к спокойствию мыслями я наконец взяла корону в руки. И вспомнила про шляпу. Вот как я вообще должна носить корону, когда в шляпе у меня Клема и бутерброды? В короне они точно не поместятся!

Но делать было нечего. Времени сидеть и разглядывать корону у меня не было, так что я стащила шляпу с головы, сунула Клему в вырез платья, где он от счастья расквакался — видать устал сидеть в тёмном пространстве, и наконец осторожно положила корону на волосы.

Корона легко скользнула чуть ниже и обручем обхватила мою голову, я едва не вскрикнула от неожиданности, а пятая точка потеплела в предчувствии бурных ругательств.

Но ничего не произошло. Я не умерла и не загорелась, хотя были у меня и такие мысли. Но и память… целиком ко мне так и не вернулась. Я почувствовала такое разочарование, что не сразу поняла, что некоторым образом корона всё-таки сработала. Лишь спустя очень растянувшееся для меня мгновение я осознала, почему память вернулась частично. Я помнила ясно и чётко все моменты, когда я была в этой короне, вот в чём фокус!

Проблема была в том, что я определённо не старалась оказываться в короне чаще, чем того требовалось по протоколу, шляпа мне была куда ближе. И в результате я прекрасно помнила помолвку с Дарреном — она проходила на высшем уровне, и пусть я ещё не была коронована, корону на меня водрузили. Вот только браслет он мне надел ненастоящий. Интересно, он уже тогда знал, что не будет со мной? Я теперь помнила, что говорила Арриена про браслет старшего из Гастионов. Или это касалось обоих братьев? Они могли жениться лишь на третьем выборе. Вот Даррен и женился. Был ли он счастлив с Наперстянкой, которую я помнила только с разорванным дикой ведьмой горлом, я понятия не имела.

Я прислушалась к себе. Я вспомнила себя и Даррена на нашей помолвке, вспомнила его с Наперстянкой на моей коронации. Вспомнила, как выглядят и ведут себя все, кто был на коронации — и это было настоящим облегчением. Но во мне не проснулась та самая любовь к Даррену, о которой он твердил так, словно сам её помнил.

А ещё я вспомнила ночь в этой самой комнате, и краска залила моё лицо и уши. Хорошо ещё, что напуганные моей лопатой — я перехватила её покрепче, советники не рискнули пройти за мной и толпились в коридоре.

А я теперь вспомнила нежность и страсть. Нежность усмиряла жаркую страсть, и холод тела моего партнёра вполне перекрывался его поцелуями. Но был ли он тем единственным, с которым я хотела бы провести жизнь? Он был почти идеальным, если не считать того, что до меня у него были сотни женщин, а сам он был немертвым. Но и не живым. Я могла рассчитывать, что моего жара хватит на двоих месяц, два, три… Но не на всю жизнь.

Как он сказал, когда мы нашли его в склепе? Он собирался завоевать для меня пару-другую стран, пока я буду жить без него. Похоже, вампир осознал это раньше меня. Ничего удивительного, живым или мёртвым, он существовал куда дольше и был мудрее. Мне было чуть жаль той страсти, что помнила корона, но…

Я не успела додумать, услышав за спиной шорох. Инстинкты были быстрее мыслей — и я с разворота опустила лопату кому-то на… думала, что на голову, но не рассчитала разницу в росте, так что как следует заехала по плечу.

— Оу, — раздался знакомый голос, и я обнаружила, что передо мной стоит тот самый предмет моих последний размышлений. Вампир потёр руку и широко улыбнулся. — Не думал, что буду скучать по твоей лопате, дорогая.

— Что ты тут делаешь? — краска снова залила лицо, и я сердилась, прекрасно понимая, что вампир чует моё волнение и бьющееся быстрее, чем следует, сердце.

Впрочем, если вампир и хотел позубоскалить на эту тему и поговорить о том, что в прошлый раз мы тоже были здесь вдвоём, только на мне была одна корона, то делать он это не стал.

— Мы решили, что одной тебе небезопасно находиться во дворце, где были заперты Херсты, — пояснил он. — Бовиль не выглядела очень уж опасной, но вот Равер… Понятия не имею, чем ему так не нравились разом и эльфы, и Гастионы, но я успел немного порыскать в библиотеке Гастионов — они единственный род, делающий порталы для Калегосии, а значит, эти перемещающиеся гробы — их рук дело.

Что-то в его словах меня царапнуло, но пока я не понимала, что именно. Да и думать об этом было некогда — все мои спутники, получается, были во дворце, а кто тогда остался снаружи? И кто, бесы их дери, штурмует дворец?

В ответ на эти вопросы Чича расплылся в улыбке.

— Ты не поверишь, но Даррен неожиданно вспомнил, что он некромант, — ухмыльнулся он. — И это королевский склеп вышел проветрить кости. Задание им было, правда, никого не выпускать из дворца, но с этим у Даррена вышел промах — бывшие короли и королевы слишком долго не выбирались из своих каменных гробов, чтобы теперь просто стоять.

— Так вот почему они так вычурно одеты! — сообразила я. И тут поняла, что ещё вспомнила, оказавшись в короне. Я не просто умею говорить с призраками, у меня есть целая группа призраков, которые могут мне помогать. И не только видимые всем дед Фрингвил или Арриена Гастион, но и множество никому не видимых призраков.

И я тотчас забыла и думать про драгоценные мощи, штурмующие дворец. Кто-то другой, может, и возмутился бы, но я-то знала: короли и королевы были не дураки подраться и при жизни, и такая возможность после смерти их ничуть не оскорбит.

— Кайса, — позвала я, удивляясь, как могла забыть ещё одну подругу. Она же даже не имела отношения к короне и тому, что я королева! Отвратительное проклятие!

— Белка! — призрак девушки даже сделал переворот в воздухе от радости. — Наконец-то! В Калегосии творится какой-то кошмар. Фата Эрис из последних сил удерживает университет, повсюду битвы. Ещё и ты пропала и не звала меня!

— Я не пропала, Кайса, я потеряла память, — призналась я. — Да и сейчас вернула её не полностью. И тебя я помню урывками, прости.

— О… Я поняла, — лицо Кайсы исказилось, но она быстро взяла себя в руки, если так можно сказать про призрака. — Но ты ведь не просто так меня позвала, верно?

— Верно, — не стала спорить я. — Очень хорошо, что ты упомянула фату Эрис. Фата Эрис. Меня всегда интересовало, почему её так зовут. И она выглядит молодо, хотя никто не знает, сколько ей лет. Она легко восстанавливает справедливость в университете, но совсем не появляется во дворце. У меня странное чувство, что я упускаю что-то важное, что-то, что знает она. Только вот чутьё требует от меня не спрашивать напрямую. Ты можешь проследить за ней?

— За фатой Эрис? — неуверенно повторила Кайса. — Хорошо, Белка. Как скажешь. Хотя мне и кажется это странным.

— Пусть я ошибусь, — остановила я её. — Но, если нет… боюсь, что я начинаю понимать, причём тут Гастионы и почему и как погибли Ротар и Арриена.

Я немного кривила душой. Как и почему я пока представляла слабо, но дурацкое проклятие неожиданно начало мне помогать. Я вспомнила многих, но не помнила почти ничего, что меня с ними связывало. Чистые ровные нити, не перевитые множеством узлов привязанностей, страхов и привычек. И я могла мыслить с холодным рассудком. Удивительно непривычное ощущение.

Кажется, я стала понимать, откуда появились первые порталы, унёсшие с собой старших Гастионов, откуда порталы были у Юлия Звояра, которого я помнила настолько смутно, что почти что и не помню.

Я была неправа, пытаясь искать ответ в настоящем. Пытаться разобраться, кому досадила я или мой брат, Бриен или Даррен. Да что там, в прошлое я не опускалась дальше, чем в историю этой самой Кайсы! Но начало всему тому, что закрутилось в такой тугой комок, было положено много раньше.

Теперь я поняла, что меня зацепило в словах Чичи. Ну конечно! Дело не в Бовиль и не в Равере, и уж тем более не в Софи. Дело куда глубже.