Рядом стояли два европейца, один из которых был стариком с белой бородой, а другой, худощавый и аскетичный, был одет в одежду священнослужителя. Старик был датским шкипером, который служил лоцманом Роберту Луи Стивенсону в его путешествии с Маркизских островов на атолл Факарава на корабле «Каско». Его долгое пребывание на островах явно не улучшило его характер, потому что первые слова, которые он произнес, были полны зависти и ненависти. «Я называю это, — сказал он, глядя на мои подарки, — предложением яйца в надежде получить курицу»; это утверждение было совершенно ложным, поскольку за все время моего пребывания на острове я обнаружил, что совершенно невозможно заставить туземцев принять даже самый маленький подарок. Другой европеец был миссионером адвентистов Седьмого дня, и с ним я провел много интересных бесед.

Несмотря на свою краткость, мое пребывание на Макемо оказалось одним из самых приятных за весь круиз. Впервые я увидел полинезийское население, абсолютно здоровое и в хорошей физической форме, ведущее естественный образ жизни на свежем воздухе. Хотя они и были склонны слишком часто надевать европейскую одежду, все же их часто можно было увидеть в лагуне, одетых в элегантные парео с красными и белыми цветами.

На следующий день после моего прибытия толпы детей ловили рыбу с крошечных каноэ недалеко от Firecrest. Они часто ныряли в воду, чтобы посмотреть, не соскочила ли наживка с крючка. Заметив под своей лодкой большие мрачные фигуры, проплывающие над коралловым рифом, я предупредил их, что поблизости есть акулы, но мои слова были встречены смехом, и они продолжали нырять и резвиться, как ни в чем не бывало. Что касается меня, то я вскоре стал купаться в водах лагуны, не обращая внимания на чудовищ, которые проплывали в десятке саженей подо мной.

Я был очень счастлив среди этих амфибийных людей, рыбача в глубинах лагуны или устраивая соревнования по нырянию с молодежью. Их совершенная легкость движений под водой была действительно необыкновенной. Если я с большим трудом мог нырять на пять сажен, то для них спуститься на десять было проще простого.

Однако лучшие ныряльщики отсутствовали. Они уплыли на остров Хикуеру, где добывали лучший перламутр во всем архипелаге, поскольку начался сезон добычи жемчуга. Среди ныряльщиков острова Макемо славились своим мастерством. Мне сказали, что некоторые из них могли погружаться на тридцать сажен, а одна женщина даже погрузилась на двадцать пять сажен.

Птица, которую мне подарили жители, с самого первого дня доставляла мне неудобства. Оно лишило меня ощущения одиночества на борту, и это невыносимое существо не давало мне спать спокойно. Преодолев свое крайнее отвращение, ведь я делал такое впервые, я решил забить ее, и сделал это с помощью ружья; затем, с помощью молодого туземца и вооружившись кулинарной книгой, я ощипал и почистил птицу по всем правилам искусства и в конце концов сварил по-туземному.

Я провел на этом восхитительном острове всего семь дней, потому что чувствовал, что должен уехать, пока не привязался к нему слишком сильно, и все же я до сих пор сохраняю неизгладимое воспоминание о необыкновенной красоте этой узкой полоски кораллов, увенчанной зеленью, с вечно близким морем — спокойным внутри лагуны, но грохочущим в ужасающих волнах на коралловых блоках снаружи.

Несколько молодых туземцев умоляли меня взять их с собой. Никогда еще я не испытывал такого соблазна взять с собой команду, как среди этих потомков знаменитых мореплавателей Туамоту, чьи подвиги теперь принадлежат миру легенд; но я хотел закончить свое путешествие в одиночестве. Видя этих счастливых молодых людей на их солнечном острове и сравнивая их юность с моим печальным детством, проведённым вдали от свежего воздуха и солнечного света, идея, зародившаяся на Маркизских островах, начала развиваться в моих мыслях и заставила меня мечтать о далёком атолле, будущем пристанище для моего корабля, где я мог бы устроить дом и куда мог бы возвращаться между своими путешествиями к далёким берегам.

Когда я пришел, чтобы поднять якорь, я обнаружил, что цепь полностью запуталась вокруг коралловых валунов на дне, но несколько рыбаков заметили мои трудности и сразу же пришли мне на помощь: одни на палубе тянули цепь, а другие, совершенно не испытывая неудобств на дне лагуны с десятью саженями воды над головой, разматывали цепь и освобождали ее. Течение в узком проливе было очень быстрым, волны огромными и море, которое накрывало палубу «Файркреста», заставило бы меня думать, что я в большой опасности, если бы это был мой первый опыт такого рода. Водовороты заставляли море кипеть и пениться на расстоянии более мили от прохода, но это было вполне ожидаемо, поскольку лагуна в Макемо — огромный бассейн длиной 50 миль и шириной 10 миль — имеет только два узких канала, по которым она может опорожняться при отливе.

Во второй половине дня в день моего отъезда из Макемо я увидел атолл Катиу. На закате я находился у входа в проход через риф и мог видеть деревню Тоини. Толпа туземцев стояла на берегу и махала мне рукой, когда я проплывал мимо. Ночью я прошел между атоллами Рарака и Катиу, а на следующий день проскользнул через опасные рифы, окружающие Фааите и Таанеа. С некоторой грустью я смотрел, как верхушки деревьев исчезают за горизонтом, потому что предчувствовал, что нигде больше в моем путешествии я не найду островов, которые были бы мне дороже, чем Маркизские и Туамоту.

Чуть позже я заметил вдали на юге чудесное зеленое отражение в небе. Оно было вызвано мелкой лагуной атолла Анаа, самого густонаселенного острова в этой группе. Сейчас было южное лето, и пассаты были слабыми. 14 марта на северо-западе появился горный остров Мехетия, а на следующий вечер я наконец увидел самые высокие вершины острова Таити. Ветер по-прежнему был очень слабым, с периодическими затишьями. На следующий день я оказался у полуострова Тайрарапу, мыса Таутира и рифа, на котором капитан Кук едва не потерял свой корабль во время второго плавания.

Я многого ожидал от Таити, но его красота нисколько не разочаровала меня. С вершиной Орофенуа, скрытой в облаках, любопытным и удивительным пиком Диадем, глубокими долинами, спускающимися к морю, коралловым поясом, окружающим его, на который без перерыва обрушиваются волны океана, он показался мне более величественным, чем любой другой остров, который я видел, и поистине королевой южных морей. Погода была спокойной, но легкий ветерок позволил мне оставить позади шхуну, которая сопровождала меня все утро, и таким образом обогнуть мыс Венера и залив Матавай, чьи названия вызывали воспоминания о Уоллисе, Куке и Бугенвилле. Наступала ночь, и к тому времени, когда я вышел из пролива, ведущего в Папеэте, наступила полная тишина. Приплыла моторная лодка и предложила отбуксировать меня. Вопреки своему обыкновению, я согласился, и в 18:00 18 марта я бросил якорь в водах лагуны, счастливый, что наконец-то достиг острова, о котором так долго мечтал.

При свете дня я обнаружил, что город раскинулся вдоль берега среди деревьев у кромки воды. Даже гофрированные жестяные крыши, причалы и склады не могли полностью разрушить красоту пейзажа, который, должно быть, был прекрасен до прихода белой цивилизации. Вскоре я услышал шум моторов и начал сожалеть о менее цивилизованных островах Маркизских и Туамоту.

После незабываемого приема, который мне устроили жители тех островов, я боялся, что мое уединение будет нарушено. Таити был, по сути, первым островом с французской колонией, на котором я побывал, и я боялся слишком восторженного приема. Мне не стоило беспокоиться: мое прибытие на Таити было официально полностью проигнорировано, и никто не беспокоил меня на протяжении всего моего пребывания там. Однако я получил удовольствие от получения поздравительного письма от г-на Жоржа Лейга, министра морского флота. Это доставило мне большую радость, поскольку это был первый случай, когда правительство проявило какое-либо признание или хотя бы малейший интерес к моему путешествию.