Я часто играл в бридж с доктором Харсом, увлеченным поклонником тенниса, который был прилежным зрителем матчей Кубка Дэвиса в Австралии, когда Уайлдинг и Брукс были великими звездами тенниса. Мы обсуждали относительные достоинства игры в те дни и в наше время и были единодушны в том, что два великих австралийских чемпиона обладали гением, равным гению лучших игроков современности.

Осборн Гримшоу, сестра которого, мисс Беатрис Гримшоу, известная английская писательница, специализирующаяся на Южных морях, к сожалению, находилась в Австралии, пригласил меня на ужин и подарил мне великолепное копье воина с наконечником из человеческой кости. Меня также принял губернатор Британской Новой Гвинеи сэр Дж. Х. П. Мюррей, который пригласил меня на обед. Сэр Хьюберт был человеком с очень яркой и интересной личностью. Он был чемпионом Австралии по боксу в полутяжелом весе среди любителей в то время, когда лучшие любители были не хуже профессионалов, и уже двадцать лет был губернатором Папуа. Он совершил ряд исследований и глубоко изучил обычаи и диалекты различных коренных народов, находившихся под его управлением. Его беседа всегда была очень интересной, но когда мы заговорили о различных методах управления коренными народами, я был полностью очарован. Он был убежден в опасностях, которые подстерегают первобытные народы, когда они слишком поспешно принимают нашу белую цивилизацию, и он пытался сохранить, насколько это возможно, все хорошее в их древних обычаях, особенно в том, что касалось еды и одежды. В то же время он делал все возможное, чтобы защитить их от эксплуатации торговцами, которые думали только о своей личной и временной выгоде, но не заботились о последствиях для будущего народа. Наконец я встретил администратора, которому я мог изложить свои взгляды, которые он понимал и не отвергал как абсурдные утопии. В моей памяти навсегда останется один из самых приятных эпизодов моего пребывания в Папуа — беседа с этим замечательным человеком, который считал одной из важнейших обязанностей своей администрации защиту и охрану коренных народов. Мои мысли с некоторой грустью вернулись к моим любимым островам в Восточной Полинезии, жители которых так страшно пострадали от последствий белой цивилизации и где быстро исчезающая раса прекрасных людей могла бы быть так легко спасена, если бы белая раса действительно этого хотела.

От города до резиденции правительства пролегала дорога вдоль склона холма, с которой открывался прекрасный вид на чудесную гавань Порт-Морсби. Ниже резиденции находились деревни коренных жителей Хануабада и Танобада, и я направился к ним. У входа в первую деревню многочисленные маленькие голые дети катались на санках по крутому склону холма. Эти густонаселенные деревни были построены племенем моту на сваях в бухте, чтобы их было легче защищать от набегов грозных охотников за головами из джунглей. У входа в каждую деревню стояли четыре больших деревянных столба, вырезанных и окрашенных в яркие цвета; рядом с ними была возвышенная платформа, и все это напоминало посетителю, что он находится в Новой Гвинее, стране колдовства и тотемизма. Деревня Элевара была построена на острове, отрезанном от материка во время прилива.

Жители были хорошего телосложения, с длинными вьющимися волосами, которые выглядели как своего рода головной убор. Мужчины носили только набедренные повязки, а женщины — юбки из полосок коры, связанных вокруг талии. Девушки, которые еще не были изуродованы тяжелым, поденным трудом, который является уделом всех меланезийских женщин, были очень стройными и грациозными. Они носили цветы, обернутые вокруг рук и в волосах, а на лицах и спинах у них были татуировки с изящными и художественными узорами, выполненные настолько тонко, что их можно было разглядеть только с близкого расстояния.

Несмотря на скудность одежды, нравы в этих деревнях казались лучше, чем на островах Восточного Тихого океана, где туземцы носят европейскую одежду. То, что нравы существуют в обратной зависимости от площади носящейся одежды, кажется, является законом природы, который я окончательно установил благодаря своим долгим путешествиям по многим местам.

Разнообразие рас на острове казалось большим, и улицы Порт-Морсби были переполнены туземцами всех оттенков кожи. Был один тип, очень черный, с длинным тонким носом, который бесспорно обладал всеми истинными семитскими чертами и, скорее всего, имел в качестве предков одно из потерянных племен Израиля. Были желтые туземцы, другие светло-кофейного цвета, а еще другие красно-медного оттенка, и все они говорили на бесчисленных диалектах. Были также некоторые меланезийцы из Тупуселей и Гайте, которые не отличались от лучших представителей фиджийцев, и в контрасте с ними были туземцы из Самараи, почти все из которых служили у различных чиновников и носили прически странной геометрической формы, напоминающие стриженные тисы, которые можно увидеть в наших садах.

Некоторые из них курили странные длинные трубки из бамбука длиной около полутора ярдов и толщиной с руку. Табачные листья засыпались в один конец, а курили через другой. Возможно, это было причиной удивительного заявления капитана Кука о том, что с своего корабля он видел туземцев с чем-то вроде палки в руках, из которой вырывались пламя и дым, как при выстреле из мушкета. То, что отважный капитан принял за враждебную демонстрацию, вероятно, было ничем иным, как туземцами, спокойно курившими свои трубки, наблюдая за прохождением его корабля.

В бухте было бесчисленное количество каноэ. Туземцы этой части Новой Гвинеи были искусными мореплавателями и каждый год, пользуясь благоприятным муссоном, совершали длительные путешествия в дальнюю часть бухты Папуа, груженные керамикой, которую они обменивали на саго, их основной продукт питания.

Перед моим отъездом «Файркрест» удостоился чести посещения губернатора и монсеньора де Буаменю, апостольского викария Папуа, и мы долго беседовали о покойном преподобном отце Буржаде, известном летчике во время войны, который прославился уничтожением воздушных змеев. Он умер преждевременно от лихорадки в этом нездоровом климате, и память о нем еще была свежа на этом большом чужом острове, где им очень гордились.

19 мая я снялся с якоря и вышел из гавани Папуа и лагуны по каналу Василиск. Пассаты были далеко не стабильными, и через четыре дня после отправления я все еще мог видеть водохранилище, расположенное на холме, возвышающемся над Порт-Морсби. Даже когда поднимался легкий ветерок, мне всегда мешало сильное течение, идущее из залива Папуа. Вода приобрела желтоватый оттенок, а на ее поверхности плавали огромные стволы деревьев, что вызывало у меня большую тревогу. Вокруг царило необычайное изобилие жизни: я был постоянно окружен множеством рыб и огромным количеством морских птиц, которые с наступлением темноты прилетали на борт, чтобы переночевать. Их крики и ссоры часто будили меня, и я вынужден был бежать на палубу, вооружившись палкой, чтобы восстановить порядок.

Я никогда не уставал изучать повадки рыб. Я уже получил бесчисленные доказательства их интеллекта и способов общения друг с другом. Когда ветер был очень слабый, я развлекался, скользя по поверхности воды приманкой из перламутра. Дельфины быстро поняли всю опасность этой приманки. Они мчались к ней со скоростью молнии, тыкали в нее носом, но не брали в рот, и часами играли со мной таким образом. Я уже хорошо знал об этом инстинкте игры у низших существ. Я видел, как дельфины ловили летучих рыб ртом, подбрасывали их в воздух, поворачивая голову, позволяли им ускользнуть и сразу же ловили снова, играя со своей добычей, как кошка с мышкой.

Когда мимо проплывал кусок дерева или какой-нибудь другой предмет, рыбы устремлялись от Firecrest и играли вокруг него, а морские птицы пикировали вниз с резкими криками, похожими на радостные восклицания. По правде говоря, жизнь этих существ казалась одной непрерывной игрой, что подтверждало мою теорию о том, что игра является одним из первоначальных инстинктов человека; что, хотя вполне разумно, что он должен работать, чтобы заработать на ежедневную пищу, неразумно делать погоню за богатством главной целью существования. Здесь я также нашел главную причину исчезновения первобытных рас, как только они вступают в контакт с белой цивилизацией, которая делает существование слишком скучным и, подавляя инстинкт игры, лишает их всякого интереса к самой жизни.