Оставив «Firecrest» под присмотром полиции, я вернулся в деревню. Я устроил киносеанс для тех, кто сопровождал меня, и хорошо выспался; затем, поскольку на мое радиосообщение не поступило ответа, я сел на борт «Santa Cruz», парусника водоизмещением сорок тонн, и через три часа плавания достиг Порто-Гранде. Портовая лодка проплыла рядом с нами и, увидев мои сигналы, подошла к нам, и я перепрыгнул на нее. На борту был капитан порта, который на отличном французском языке сообщил мне, что только что получил мое радиосообщение и спешит мне на помощь. Мы поднялись на борт «Инфанте Дон Энрике» и, указав капитану Бела местонахождение «Файркреста», немедленно отплыли, так как не было времени терять, если мы хотели спасти «Файркрест» до прилива. За хорошим обедом я смог рассказать о своих несчастьях, потому что это была совсем другая лодка, чем та, к которой я привык, с офицерами и многочисленной командой. Через час «Файркрест» появился в поле зрения, и «Инфанте Дон Энрике» бросил якорь. Капитан порта, капитан Бела и я вышли на берег, и к моей радости я обнаружил, что моя лодка не пострадала за ночь. Длинный прочный трос был переброшен с буксира на берег и привязан к мачте «Файркреста», проходя под килем, в то время как вес нескольких туземцев, которых я поместил в мачту, не давал свинцовому килю выпрямить лодку. Трос начал наматываться на лебедку «Инфанте Дон Энрике», и раздался громкий треск, когда «Файркрест» начал спускаться. Этот звук исходил от куска скалы, который пробил дыру в борту лодки. Вскоре она уже плавала в глубокой воде. Море хлынуло в пролом, образовавшийся чуть ниже ватерлинии. Временно остановив течь с помощью матов, часть экипажа с ведрами осталась на борту, чтобы удержать судно на плаву, в то время как «Инфанте Дон Энрике» буксировал его со скоростью десять узлов, чтобы как можно быстрее добраться до Порто-Гранде. Это, конечно, не было тем прибытием, на которое я надеялся, но «Файркрест» снова был в безопасности. На борт поставили мощный насос, и экипаж работал всю ночь. Большая и разноцветная толпа выстроилась вдоль причала и с интересом и любопытством наблюдала за моим прибытием.

На следующий день я договорился с португальской фирмой, и «Файркрест» был поставлен на стапель. Четыре боковые доски были повреждены и их пришлось заменить. Это была небольшая работа, но, к сожалению, наши ресурсы были ограничены, и для ремонта я был вынужден использовать белую древесину, полную сучков и плохого качества.

Капитан порта Даниэль Дуарте Сильва был очень любезен со мной, как и его шурин, сеньор Антонио Сарменто де Васконселос-и-Кастро, французский консул в Сент-Винсенте. Так я смог обнаружить тесную связь между Францией и Португалией и понять, насколько французская культура повлияла на последнюю. Даниэль Дуарте Сильва, внучатый племянник знаменитого португальского химика, который был натурализованным французом и другом Бертело и Сент-Клера Девилля, проявлял свою дружбу и симпатию ко мне тысячами разных способов.

Для меня были изготовлены два новых паруса, один — матросами гавани, другой — на борту «Инфанте Дон Энрике». Ремонт внутренних помещений «Файркреста» занял у меня несколько недель, но 14 августа я снова вышел в море, желая добраться до Франции до наступления холодов. После короткой остановки на острове Сан-Антонио, чтобы еще раз посмотреть на памятное место моего выхода на берег, я взял курс на северо-северо-запад, но «Файркрест» сильно протекал. Мне приходилось постоянно качать воду, и через пять дней я повернул назад к Порто-Гранде, куда прибыл 25 августа. «Файркрест» снова поставили на стапель, и на этот раз я сам все контролировал и смог сделать его вполне пригодным для плавания. Однако было уже слишком поздно, чтобы добраться до Франции до наступления зимы, и я решил зайти на Кабо-Верде и закончить эту книгу.

Таким образом, Firecrest впервые вернулся. Без сомнения, это было разумно и мудро, но было ли это действительно причиной моего поступка? Когда я анализирую свои намерения, я понимаю, что это не так; в первую очередь я вернулся, потому что боялся, что мой круиз подойдет к концу; этот страх постоянно нарастал во мне с тех пор, как я покинул Тихий океан. Прежде всего, я был озабочен мыслью, что по прибытии во Францию «Файркрест» придется поставить на хранение. Вернувшись на Кабо-Верде, я получил небольшую передышку в этих солнечных краях, а вернувшись во Францию следующей весной, я избавил бы себя от необходимости ставить лодку на хранение.

Но с какой готовностью я бы преодолел все опасности и трудности, беззаботно качав насос днем и ночью, если бы моей целью были новые тропические острова, а не Франция, где меня ждал восторженный прием и слава, которая неизбежно ограничила бы мою свободу. Я знал, что на Кабо-Верде я смогу обрести желанный покой, чтобы работать над своей книгой, ведь я, так сказать, не написал ни слова за два года.

Гавань Порто-Гранде представляет собой огромную бухту, окруженную высокими и бесплодными горами. С севера она кажется полностью закрытой высокими вершинами острова Сан-Антонио. На западе зубчатые горные вершины похожи на усеченные шпили, минареты и башни и принимают странные и фантастические формы, которые, в зависимости от национальности путешественника с воображением, напоминают Наполеона или Вашингтона, хотя мои зоркие морские глаза не могли увидеть в них никакого сходства с чем-либо конкретным. Насколько хватало глаз, в необычайно прозрачной атмосфере не было видно ничего, кроме коричневой земли и скал, без малейшего следа зелени. Когда на одной из гор появился силуэт туземца, он казался увеличенным несоразмерно, возможно, потому, что не было травы, которая скрывала бы хотя бы его ноги.

Сент-Винсент казался еще более бесплодным и засушливым, чем Аскенсион (Вознесения), моя последняя остановка, где вершина горы, известная как Грин-Маунтин, была настоящим оазисом зелени.

Через два дня после моего прибытия я сыграл несколько показательных матчей в теннис в месте, где росло единственное дерево на острове, если не считать нескольких кокосовых пальм, посаженных вдоль берега. Рядом с этим теннисным кортом стояла истрёпанная непогодой деревянная фигура, которая когда-то была носовой фигурой знаменитого клипера «Дональд Маккей» и представляла одного из предков гениального американского конструктора с тем же именем, который в свое время создал самые быстрые клиперы, когда-либо бороздившие семь морей.

Неподалеку находился город Минделу с его бесчисленными причалами, с которых баржи беспрерывно перевозили уголь в верфи великих английских компаний и обратно. Это действительно казалось страной угля. Вокруг «Файркреста» на якоре стояли многочисленные баржи, ожидая судов, которые постоянно заходить в Кабо-Верде за углем. Уголь был повсюду; толстый слой его лежал на поверхности моря; шквалы, которые время от времени срывали с якоря суда даже в этой безопасной гавани, были наполнены густой пылью, которая прилипала к канатам и реям «Файркреста».

Остров был заселен людьми всех цветов кожи. Некоторые грязные, оборванные туземцы на пристанях, наполовину черные, наполовину белые, толкали тележки, груженные углем, который они высыпали в баржи. Здесь, опять же, живописные и гигиеничные набедренные повязки Полинезии были бы гораздо более подходящими для работы под тропическим солнцем, чем заношенная одежда белой цивилизации.

Маленькие негритята, совершенно голые, бегали по берегу, постоянно ныряя в воду, чтобы достать из песка разбросанные куски угля; их они тщательно собирали в мешки. По правде говоря, за исключением торговцев, все население жило только за счет угля и судов, которые заходили, чтобы наполнить свои бункеры, поскольку сам остров ничего не производил. Каждый кусочек еды, даже каждая капля воды, доставлялись с соседних, более плодородных островов большим флотом небольших катеров и шхун с неуклюжими корпусами и плохой оснасткой, тяжело груженных фруктами и животными всех видов. В то же время в торговле с островом участвовали и несколько более крупных, отлично построенных в Америке шхун.