Понедельник, 10 ноября. Ветер сменился на юго-юго-восточный. Не желая бороться с сильным ветром и бурным морем, я остаюсь на месте с убранными парусами. Мне приходится все время стоять у насоса, везде сыро, и у меня нет ни одной сухой вещи, которую я мог бы надеть. Ближе к 13:00 небо проясняется, и ветер почти мгновенно стихает, но барометр все еще падает и я знаю, что шторм вернется с новой силой. Я пользуюсь затишьем, чтобы высушить некоторые из своих одеял. Около 20:00 ветер снова дует с юго-востока, и к 22:00 становится штормовым. Мне приходится снова сворачивать грот, зеленые волны постоянно заливают палубу, вода проникает через дыры в палубе и даже тушит мою кухонную плиту. Атмосферное давление по-прежнему падает.

Вторник, 11 ноября. Около полудня дует порывистый ветер с востока-юго-востока, который вскоре поворачивает на восток. Я делаю пять оборотов на гроте и два рифа на триселе. Большие волны накрывают палубу, и вода заливает поврежденную палубу. В 8 утра высота волн превышает 30 футов. В полдень, несмотря на все мои починки, бушприт едва держится, и я решаю остановиться, но волны, идущие с двух сторон, постоянно накрывают палубу. Я измотан, онемел и голоден, но море слишком бурное, чтобы я мог что-то приготовить. Я пытаюсь подогреть немного каши, но более крупная, чем обычно, волна опрокидывает ее на палубу, и я вынужден продолжать питаться печеньем. Вода постоянно заливает судно, и я вынужден постоянно стоять у насоса. Штормовой стаксель разрывается, а правый вант ломается, хотя он был совершенно новым и сделан из стальной проволоки диаметром почти полдюйма.

Среда, 12 ноября. Лежа в полудреме, я думаю о дефектах в такелаже, о слишком поспешной работе в Нью-Йорке и обо всем, что придется переделывать на Бермудах, прежде чем я смогу продолжить свой круиз. Над моей койкой висит перевернутый компас, и когда лодка идет по курсу, мне нужно только открыть глаза и взглянуть вверх, чтобы увидеть, как она держит курс. Морская вода проникла через палубу и наполнила чашку компаса сверху; каждый раз, когда она наполняется до краев, она качается и будит меня, когда вода льет на мое лицо холодным душем. Около 4 утра шторм немного утихает, и я могу более прочно закрепить бушприт, поднять трисель и взять курс на юго-восток. К вечеру я замечаю, что стаксель-стаксель сильно износился, и собираюсь его починить, когда внезапный порыв ветра в одно мгновение ломает его и левый аутригер. Я рискую потерять мачту, потому что форштаг ослаблен. Я убираю все паруса и с помощью нового снаряжения устанавливаю временный стаксель. Едва я это сделал, как наступила темнота, сопровождаемая проливным дождем. Мачта изгибается под нагрузкой и, лишенная парусов, лодка сильно качается. К счастью, вскоре после этого восходит луна, и я могу лучше видеть вокруг себя и натянуть передний и стаксельный стаксели. Я снова поднимаю грот и останавливаюсь под укороченными парусами. Затем я ложусь спать и крепко засыпаю между мокрыми одеялами, потому что я измотан.

Четверг, 13 ноября. — Дует сильный ветер, немного больше с востока; я весь день стою у руля и вынужден привязываться к румпелю, так как море сильно взбушевалось. Появляются многочисленные радуги, но между облаками небо слишком бледно-голубое, и я знаю, что плохая погода еще далеко не закончилась. Море становится все более неспокойным, а барометр падает все ниже и ниже. Я очень устал, но часть ночи мне приходится усиленно качать воду.

Пятница, 14 ноября. Ветер немного стих, но море по-прежнему бурное. По моим наблюдениям, я нахожусь в ста милях от Бермудских островов. В небе огромная радуга. Атмосферное давление низкое, но небо проясняется на юге, откуда, как я предсказываю, и придет хорошая погода. К вечеру ветер стихает, и барометр постепенно начинает подниматься.

Суббота, 15 ноября. Я поднимаю первый стаксель и все паруса. Это первый хороший день с тех пор, как я покинул Нью-Йорк. В 15:00 я прохожу мимо почтового судна «Сент-Джордж» с Бермудских островов, направляющегося в Нью-Йорк. Они опускают флаг, и я отвечаю на салют. К вечеру дует только легкий встречный ветер. Ночь ясная, и два астрономических наблюдения показывают, что я нахожусь в пятидесяти милях к северу от Бермудских островов.

Воскресенье, 16 ноября. Весь день я лавировал против сильного встречного ветра и сделал несколько наблюдений секстантом, поскольку Бермудские острова окружены коралловыми рифами, которые простираются в море более чем на пятнадцать миль от северного побережья и уже погубили много хороших судов. Ближе к 15:00 я вижу землю по правому борту, а с наступлением ночи вижу вспышку маяка Св. Давида. Я продолжаю лавировать в сторону суши некоторое время, затем останавливаюсь и ложусь спать, совершенно измученный усталостью. На рассвете следующего утра земля исчезает из виду, и линия Сумнера показывает мне, что я дрейфовал примерно на тридцать миль к юго-востоку. Я лавирую весь день на волнах, набирая много зеленой воды, из-за чего мне приходится постоянно ее откачивать. Около 4 часов утра я снова вижу землю, а в утренних сумерках прохожу мимо американского эсминца и вхожу в гавань Св. Георгия.

Доктор Шелли, потомок поэта, поднимается на борт и дает мне справку о хорошем состоянии здоровья. Он говорит мне, что все прибывающие суда жалуются на плохую погоду и что двухсоттонной шхуне потребовалось пятнадцать дней, чтобы добраться сюда от американского побережья, и она понесла серьезные повреждения во время плавания.

«Файркрест» снова готов к плаванию

К девяти часам утра, после шестнадцати дней бурного плавания, я бросил якорь в гавани Сент-Джордж. К десяти часам я уже нашел мастера-конопатчика, плотника и кузнеца и приступил к ремонту. Я получил разрешение пришвартоваться рядом с небольшим островом, принадлежащим короне, на который только я имел право ступить. К моему большому удовольствию, я обнаружил, что рабочие Бермудских островов, хотя и работали медленнее, чем те, которых я нанимал в Америке, были гораздо более тщательны. После двух недель работы палуба была сделана совершенно водонепроницаемой, а повреждения, причиненные столкновением с пароходом, были полностью устранены. Паруса были очень странно растянуты в штормах, которые я встретил. В Нью-Йорке, хотя я позаботился о том, чтобы грот был на полфута короче по каждому измерению, он оказался на 18 дюймов длиннее, чем гик, и на 30 дюймов длиннее, чем мачта. Я не был удивлен, поскольку новый парус необходимо постепенно растягивать, прежде чем он примет окончательную форму, а в первый день плавания я столкнулся с сильным штормом. Поэтому его пришлось перешить. Подвергаясь воздействию ветра, дождя и морской воды в течение пятнадцати дней, без возможности высохнуть, полотно уже было поражено плесенью. Я тщательно покрасил паруса красной охрой с льняным маслом, что сделало их устойчивыми к погодным условиям, одновременно защитив от влажности тропиков и придав им насыщенный красный оттенок.

Корпус «Файркреста» все еще немного протекал, и я решил вытащить его на сушу. Братья Даррелл, дважды участвовавшие в гонке Нью-Йорк-Бермуды на яхте «Дейнти», очень любезно предложили мне воспользоваться их стапелем. Так я покинул Порт-Сент-Джордж и отправился в Гамильтон, столицу островов, расположенную на главном острове, на другом конце архипелага. Это было чрезвычайно интересное плавание по узким проходам между опасными коралловыми рифами, которые так пугали моряков в старину, что они дали архипелагу название «Острова Дьявола». Каким было их первоначальное название, никто не знает. Овеидо, автор истории Вест-Индии, утверждает, что острова были открыты испанским капитаном Хуаном Бермудесом в 1515 году, но название Бермуды уже было на карте Legatio Babylonica, опубликованной Петром Мартиром в 1511 году. Кто это может знать?

Около 4 часов дня я бросил якорь в гавани Гамильтона, окруженной островами, покрытыми пышной растительностью и носящими имена первых колонистов из Англии, прибывших сюда из Плимута в начале XVII века. Недалеко от меня стояла большая американская шхуна «Зодиак», принадлежащая мистеру Джонсону из Нью-Йоркского яхт-клуба, который пригласил меня на чашку чая на свою лодку.