Мечта о силе была единственной честной мечтой в этом мире.

Но сверхи были редкостью – как драгоценные камни в грязи. Из сотен тысяч людей едва ли десяток. Ярослав знал наверняка: в крепости прячутся ещё те, кто скрывает свои способности, но их немного – слишком немного для такого огромного города.

Даун, помедлив, посмотрел на отца и спросил:

– Батя… а как стать сверхом?

Старик Ван тяжело выдохнул, будто из груди у него вырвался застарелый камень, и глухо сказал:

– Я тоже не знаю…

Лёха пожал плечами, криво усмехнулся и заметил:

– Может, тут всё от удачи зависит… или от того, в какой семье родился. Родословная, кровь – вот это всё.

Даун сразу сник, лицо у него стало серым, как у человека, которому обрубили последнюю надежду.

– Ну, мой отец ведь тоже не сверх, – пробормотал он, уткнув взгляд в землю.

Проныра тут же встряхнул его бодрым, почти насмешливым тоном:

– Не кисни! Может, он вообще тебе не родной батя?

Даун опешил, глаза его округлились, словно он не понял – это шутка или удар под дых. Он даже не заметил, как на бегу перестал думать о своей потерянной любви, о боли в груди. Но сейчас – слёзы сами вырвались наружу, и он всхлипнул, как ребёнок.

– У вас с братцем, Ярослав, такие грязные языки, – старик Ван едва не сорвался на ругань.

Косой лишь усмехнулся краешком губ, а в голове мелькнула мысль: "Ну и что? Этот Богдан, допустим, сверх… а на его отца глянь – похож он на кого-то с великой родословной? Вот именно…"

Тем временем сам Богдан выплюнул уже с десяток мыльных пузырей – каждый раз они вздувались в воздухе, переливаясь радужными бликами, и с хлопком разрывались, отбрасывая жуков с лицами прочь. Люди, прижатые к руинам, наконец получили передышку – и рванули вон из крепости, куда глаза глядят.

Разрушенные стены перегородили дорогу, словно скальные глыбы, но судьба подарила им шанс: среди каменных обломков зияла щель, настолько широкая, что через неё разом могли протиснуться десятки беглецов. И люди ринулись туда, не думая, не рассуждая.

Когда первый счастливчик сорвался с места, за ним потянулись другие. Масса побежала, и толпа росла, как снежный ком, который катится с горы. В считанные минуты у пролома хлынул поток.

Старик Ван, прищурившись, пытался прикинуть, сколько их – и выдохнул:

– Тысячи три-четыре уже точно бежали… и ещё бегут, всё больше…

Но стоять на месте было нельзя. Ярослав ясно понимал: жуки с лицами не откажутся от такого пиршества. Да и волки тоже уже чуют добычу.

Выстрелы автоматов, что доносились со стен, звучали всё реже, всё тише, а потом почти затихли. Косой нахмурился. Он ожидал, что боевые части Консорциума Потанина будут держаться крепко, что они станут костяком обороны. Но он так и не заметил, чтобы военные вступили в схватку. Может, их база слишком далеко?

Тем временем некоторые несчастные бросились в реку – надеясь, что вода станет защитой. Обычно жуки и впрямь не любили влаги. Но тут мутная поверхность вдруг вздыбилась, и из-под неё раскрылась чудовищная пасть. Несколько человек исчезли разом, как будто их проглотила сама река. Через секунду вода закипела кровавыми разводами, и зловонный запах железа ударил в нос.

Город утонул в дыму, гарь щекотала горло, а в воздухе стоял смрад крови и горелого мяса. Картина была такой дикой, что даже у закалённого Косого волосы на затылке шевелились. Он нахмурился, скривив губы:

– Уходим отсюда. Беглецы из крепости притянут за собой всю эту орду тварей.

Многие из беженцев вокруг едва держались на ногах. Пока они бежали, адреналин гнал их вперёд, но стоило хоть на миг замедлиться – и сразу сковывала усталость. Мышцы ныли, ноги горели, дыхание сбивалось.

У Косого ещё хватало сил, но старик Ван, Даун, Проныра и Лариска выглядели хуже: лица бледные, дыхание хриплое. И всё же, когда он тихо, но жёстко приказал продолжать идти, никто не осмелился возразить.

Все они понимали: выживут только если будут держаться за Ярослава, как утопающие за спасательный круг.

Лариска стиснула зубы, глядя себе под ноги, и, едва не спотыкаясь, догнала его. Остальные тоже собрались и, хрипя, потянулись следом. Косой оглянулся на своих спутников и тихо произнёс:

– После тяжёлой нагрузки мышцы заливает молочной кислотой, – сказал Косой негромко, но так, что слова будто впечатывались в головы. – Потому и надо идти дальше. Остановитесь – и боль только вцепится крепче.

Его голос прозвучал резче щелчка плети, и спутники, задыхаясь, кивнули.

Некоторые из беженцев, видя, что Косой с его людьми упрямо двинулись прочь, тоже потянулись следом, надеясь, что вместе безопаснее. Но многие остались сидеть прямо на земле или на камнях, тяжело дыша, прижимая руки к ноющим бокам. Казалось, что они и рады бы уйти, но цеплялись за иллюзию отдыха: "Жуки нас не заметили… ещё несколько минут – и ничего не случится".

Но Косой прекрасно знал – на такой удаче долго не протянешь. В этом мире всегда находились люди, которые считали себя везунчиками. Обычно они и погибали первыми.

Лариска и Лёха в какой-то момент обменялись взглядом – и только теперь заметили, что среди всех измотанных и потных людей Ярослав выглядел едва ли не самым спокойным. Его плечи не опускались, дыхание оставалось ровным, шаг твёрдым, будто он не бежал до этого десятки километров, а просто прогуливался вечерком.

И в этом спокойствии было что-то жуткое – словно Косой жил по другим законам, и усталость его попросту не касалась.

Некоторые из беженцев упрямо решили, что судьба на их стороне, и что жуки с лицами, насытившись в крепости, больше не пойдут за ними. Они позволяли себе роскошь остановиться, перевести дух, даже пошутить. Но Косой прекрасно знал – настоящая угроза вовсе не в этих тварях. Жуки были страшны, да. Их хитиновые тела и скрежет жвал до сих пор стояли в ушах. Но куда страшнее были Подопытные, вырвавшиеся из лабораторий, и тот кошмарный силуэт, что он видел в жерле вулкана. Вот от кого следовало держаться подальше любой ценой.

Впереди и позади него в толпе неслось около четырёх сотен беженцев. Каждый – оборванец из разорённого города, каждый с налитыми кровью глазами, с пересохшим горлом и сбитыми в кровь ногами. Люди цеплялись за жизнь, будто за последний кусок хлеба. Косой вёл Лариску и Лёху вместе с остальными, но намеренно держался в стороне – чужие разговоры его не интересовали, чужие судьбы его мало касались. Ему нужны были только свои.

Несмотря на усталость, кое-кто всё же узнавал Косого и его ребят – пересуды пробегали меж бегущих, но сейчас всем было не до этого. Слишком сильным был инстинкт: "Беги – или сдохнешь".

Вдруг в гулком шуме шагов и сиплого дыхания раздался чей-то голос:

– Эй, а ведь по пути к крепости 289 должна быть шахта, не так ли?

Молодой парень с острым, голодным лицом подхватил:

– Верно, есть там шахта, "Песчаная". Сам там вкалывал раньше.

– И много там народу работает? – тут же спросили сзади.

– Да человек двести, не больше, – парень говорил, запинаясь на бегу. – В основном мужики за машинами следили. Работа тяжелая, но много рук там были не нужны. А ещё у них при шахте огород большой, овощная ферма…, – он сглотнул пересохшим горлом. – Может, если повезёт, сможем там чем-то поживиться.

Слова о еде разлетелись по толпе, как запах свежего хлеба. У каждого в животе заурчало громче шагов, и мысли о безопасности на миг уступили место первобытному желанию – утолить голод. После долгого изнуряющего бега все чувствовали себя выжатыми досуха, и надежда на кусок хлеба или горсть овощей звучала почти как обещание рая.

– Теперь, когда крепости больше нет, может, вернёмся на свиноферму и зарежем свиней? – сказал кто-то, облизывая пересохшие губы. – Всё равно там уже некому нас остановить.

– Интересно, все ли бабы в крепости такие же красивые, – пробормотал другой, ухмыляясь. – Я Любку Синявину видел пару раз… ух, краля! Теперь-то, коли в крепости беда, можно будет….