Как только беженцы, перешёптываясь, отвернулись и потянулись обыскивать других, Ярослав вдруг лениво бросил:

– Эй, ребята… идите-ка сюда.

Они замерли. Время будто застыло вместе с ними. Потом медленно повернули головы, как куклы на тугих шарнирах. Один хрипло выдавил:

– Что?..

– Часы у тебя ничего так, – небрежно заметил Косой, словно говорил о семечках на базаре.

Беженцы переглянулись. Они только что обчистили больше тысячи человек, а теперь кто-то посмел ограбить их – да ещё и прилюдно?! Толпа ахнула, раздались приглушённые вздохи. Люди не верили своим глазам: нашёлся тот, кто оказался ещё более безжалостным, чем эти шакалы.

Один из грабителей, побледнев, молча снял с руки часы и протянул их Ярославу. Он помнил. Помнил, как этот паренёк уложил людей в школе – без тени сомнения, без дрожи в руках. Лучше потерять железку на ремешке, чем жизнь.

Но не успели они развернуться, как голос Косого снова полоснул воздух:

– Ты… и ты… и ты! А ваши часы тоже ничего. Давайте сюда.

Четверо нахмурились. Сил никаких, но возразить? Попробуй, когда на тебя смотрят такие глаза. Губы пересохли, пальцы дрожали – и один за другим они сняли свои трофеи и покорно протянули их.

Вся толпа застыла в изумлении. "Насколько же этот парень безжалостен?!" – витало в воздухе.

Ярослав, не торопясь, собрал добычу. Но дальше он не стал давить. Связываться с беженцами ему было ни к чему, слишком много шума. Взмахнул рукой:

– Всё, катитесь.

Те улизнули, будто их ветром сдуло. Недавняя наглость испарилась, осталась лишь тень трусости.

Ярослав выложил часы – блестящие браслеты с циферблатами – и протянул их своим. Старик Ван моргнул, не веря глазам. Лариска осторожно взяла из его рук блестящий корпус. Лёшка Проныра, сияя, уже щёлкал застёжку на запястье.

– Держите, – гордо сказал Косой. – Теперь мы не хуже прочих будем смотреться.

– С этого момента мы всегда будем знать, который час, – с оттенком важности сказал Ярослав Косой, словно вручил товарищам не простые часы, а ключ от новой жизни.

Старик Ван впервые в жизни держал такой предмет. Холодный металл приятно охлаждал ладонь, браслет чуть звякнул, когда он щёлкнул застёжкой. Морщинистое лицо озарила улыбка, будто он снова стал мальчишкой. Он тут же ухватил ещё одни часы – те, что Ярослав кинул для Даунa – и, подмигнув, протянул их сыну:

– Давай, живее, поблагодари дядю Костого!

Даун сморщился, и в глазах у него тут же защипало. Всё внутри протестовало: какого лешего он теперь должен называться "племянником" этого Косого?! Но слова застряли в горле, а гордость и слёзы смешались в один горький ком.

Ярослав же смотрел на происходящее с лёгкой ухмылкой. Мысль о том, что он только что ограбил самих грабителей, щекотала его изнутри, как тёплый ток. Обычно он не любил подобных дел – чужого не трогай, и тебя не тронут. Но сейчас? Разве плохо наказывать мерзавцев их же оружием? Разве грех забирать у шакалов то, что они заграбастали у честных людей?

В груди у него разливалось странное чувство. Смешение вины и сладкого удовольствия. Нечто сродни хмелю: лёгкость в голове, азарт и тихий голосок, шепчущий – "а ведь ты мог бы и дальше так делать… только против злодеев. Разве это не справедливо?". Короче, ему так и захотелось вкусить славы Робин-гуда.

Несколько тысяч жителей крепости, едва успевших вырваться из пылающего ада, оказались безжалостно ободранными кучкой в несколько сотен беженцев. Те не стеснялись ничем – вырывали часы прямо с запястий, срывали серьги и кольца, выгребали деньги и последние куски хлеба. У людей буквально вытаскивали из рук их жалкие узелки, в которых были крохи еды. Вечером у большинства не осталось ни зерна, ни корки – ничего.

А ведь еды и до этого было смехотворно мало. Кто в крепости думал о запасах? В момент катастрофы у знатных господ и чиновников не хватило даже воображения, чтобы сунуть в сумки крупу или сухари. Для них голод был чем-то далёким, почти нереальным – сказкой, которой пугают детей. В итоге даже те, кто прихватил что-то в спешке, имели припасов лишь на пару перекусов.

И всё же были те, кого мародёры не тронули. Вокруг Ярослава Косого образовался невидимый круг в пять метров. Никто из грабителей не рискнул сунуться ближе – словно перед ними была пропасть. Каждый понимал: задержись хоть на миг – и Косой заметит у тебя что-то ценное, и тогда ты сам останешься без штанов.

Ярослав сидел, вертя в руках новые часы, которые только что отобрал у наглецов, и делился находкой со стариком Ваном и остальными. Он и не подозревал, какими взглядами сверлили его со всех сторон. Особенно пристально глядела молодая учительница. В её глазах было столько всего намешано – и тревога, и уважение, и непонимание.

Люди, спасшиеся из крепости, видели всё ясно: беженцы тряслись перед этим худым подростком, будто перед палачом. И хотя Ярослав вовсе не был бездумным мясником – в городе он убивал лишь тех, кого вынуждали обстоятельства, – тень страха при одном его появлении ложилась на всех. Будто сама смерть шагала рядом с ним.

Этот новый мир не оставлял места иллюзиям. Здесь правили законы пищевой цепи: сильный пожирал слабого, а слабый, зная это, только сильнее трепетал перед хищником.

Когда беженцы закончили грабёж, сгребя всё, что приглянулось, они гурьбой вернулись к своему главарю. Несколько человек наклонились к управляющему, что-то зашептали прямо в ухо. Тот резко выпрямился, глаза его блеснули, и он обернулся, уставившись туда, где стоял Ярослав.

В тот миг Косой ощутил, как будто чьи-то глаза буравят его спину. Он медленно обернулся и поймал тяжелый взгляд чиновника.

Спокойный, холодный, лишённый малейшего страха взгляд Ярослава встретился с мрачным, угрюмо-колючим выражением лица управляющего. Взгляд кочевал, словно оценивая, стоит ли нападать прямо сейчас. Некоторое время тот молчал, а потом, чуть склонившись к стоявшему рядом беженцу, произнёс вполголоса:

– Пока не трогайте Косого. Если вздумает выкинуть что-то уж слишком наглое – преподадим ему урок.

Ярослав заметил, как глаза чинуши скользнули в сторону, и усмехнулся краем губ. "Задирает слабых, а перед сильным хвост поджимает…" – мелькнула мысль. Он прекрасно знал, кто такой этот начальник. Их городок был невелик, управленцев там можно было по пальцам пересчитать. Имя этого проныры он слышал не раз.

Старик Ван, словно угадав его мысли, негромко пробормотал:

– У этого типа крестная мать в крепости живёт. Только благодаря ей и уселся управляющим на шахте.

– Понятно, – кивнул Ярослав. – Забудь о нём, не стоит тратить нервы.

Задержка, вызванная обысками и наглым мародёрством чиновника, измотала всех окончательно. Люди уже еле передвигали ноги, и, когда появилась возможность, многие просто рухнули прямо на землю, как скошенные. Тяжёлое дыхание, сипение и даже лёгкое похрапывание быстро слились в общий гул. Кто-то сидел, обняв колени, кто-то валялся на боку, прижав к груди узелок с остатками пожитков. Запах пота, сырой земли и копоти стоял в воздухе, будто напоминание, что беда ещё рядом.

Ярослав окинул взглядом своих спутников и тихо скомандовал:

– Отдыхайте. Первую половину ночи я дежурю. Лёха, Старик, на вас вторая.

Он и Алексей не могли позволить себе уснуть вместе – слишком рискованно. У обоих было оружие, и, если хоть один ослабит бдительность, вся их маленькая артель окажется в беде.

В их компании – у старика Вана, Лариски и тупого Дауна – не было ни сил, ни интереса в том, чтобы строить козни против Ярослава. Он не рассказывал им о золоте, спрятанном в своём дворце, да и без него они всё равно не добрались бы живыми до крепости 289. Так что пятеро держались отдельной кучкой, словно островком посреди мутного человеческого моря.

– Брат, – тихо сказал Алексей, устроившись рядом, – может, ты первым ляжешь? Я за первой половиной посмотрю. Ты же выжат сегодня, как лимон.