Все вокруг замерли. Но тут Владимир Ланский почувствовал резкую, как лезвие, боль в висках. Он тоже не был обычным человеком.

В тот же миг вспышка с дула снайперской винтовки Ярославы Журавлёвой разорвала ночную тьму, вспыхнув ярким, почти огнедышащим светом. Пули, вылетающие со свистом, разрывали воздух, оставляя за собой шлейф жара и металлизированного запаха.

Телохранитель заметил вспышку периферийным зрением и мгновенно прекратил преследование Любови, бросившись к Ланскому. Его долг был защищать хозяина, а не убивать противников. Он рявкнул от ярости:

– Снайпер!

Пуля, пролетая длинной дугой по ночному небу, искажала воздух, словно раскалённое стекло, проходя сквозь плотные слои ночи. Свет прожектора освещал площадь вокруг Ланского, превращая всё в театральную сцену напряжения и страха.

Когда снаряд достиг белых светящихся вееров телохранителя, они с треском и треском разлетелись на осколки, рассыпаясь, как стекло под молотом. Телохранитель видел узоры вращающейся пули, да- да, боеприпас тоже обычным не был – серебристый след длиной с руку, который рассеялся в воздухе с оглушительным шорохом.

Время будто сжалось до мгновения, и каждый вдох, каждый звук сердца ощущался словно удар молота в груди.

Сразу после выстрела пуля пронзила тело телохранителя. Она прорезала мышцы и сердце, а потом, с взрывным свистом, вылетела из другой стороны с брызгами густой тёмно-красной крови. Эта крошечная, но смертоносная металлическая линия, пролетевшая более километра, обладала поистине необыкновенной способностью – она прошла сквозь плоть и магическую защиту сверха, прежде чем, наконец, рухнула на холодный бетон, зазвенев с приглушённым стуком.

Два белоснежных веера, сиявших в руках телохранителя, казались невероятно сильными, их свет переливался, как ледяные языки пламени. Но даже их энергия оказалась бессильной против неминуемой гибели.

Воздух вокруг наполнился запахом крови, тяжёлым, металлическим, пряным, смешавшись с холодным запахом бетона и пыли разрушенного небоскрёба. Кровь вспорхнула брызгами, как дождь из распустившихся гранатов, и осела на безупречно белый костюм Владимира Ланского, превращая его в полотно красных пятен. Оттенки напоминали только что распустившиеся лепестки сливы, застигнутые зимним морозным утром.

И всё же, несмотря на этот кошмарный хаос, Ланский оставался удивительно спокойным. Его глаза были холодными, а дыхание ровным, как будто весь этот взрыв насилия касался кого-то другого, но не его самого.

– Как жаль, – тихо произнёс он, почти не меняя интонации. Люди рядом замерли. Они не могли понять, к чему именно относились его слова. Он сожалел о телохранителе – сверхе, которое ценой собственной жизни спасло его? Или о белом костюме, испачканном кровью, который теперь выглядел как реликвия в руинах?

Ветер скользнул между разрушенными стенами небоскрёба, приносив с собой запах сажи, ржавчины и прелой бумаги, а холодный морозный воздух словно подчеркивал всю трагичность момента. Всё вокруг замерло на мгновение, как будто сам город задержал дыхание, наблюдая за тихой, хладнокровной реакцией человека, который мог оставаться хозяином своей судьбы даже среди хаоса и смерти.

Обычная пуля калибра 7,62 мм обладала кинетической энергией около 2 600 джоулей, а тяжёлая 12,7 мм – почти 15 000. Цифры сухие, но, если вдуматься, трудно даже представить, какую страшную силу они скрывают. Когда такая пуля входит в человеческое тело, прорывает плоть, ломает кости и вылетает наружу – это уже не просто оружие, а сама смерть, летящая со скоростью выше звука.

Телохранитель Владимира Ланского был сверхом, и именно это поражало сильнее всего. В то время, как многие организации пытались арестовывать и прятать подобных существ, Ланский использовал их в своих собственных интересах. Он не прятал силу, а подчинил её себе.

Сейчас, среди руин и запаха пороха, этот молчаливый "тигр" Консорциума, известный своей жестокостью и холодным умом, стоял в центре внимания, будто на сцене театра. Ветер трепал края его окровавленного белого костюма, и в этой картине было что-то завораживающее. Он наклонился, поднял с земли пулю и, чуть улыбнувшись, произнёс:

– Диверсанты, значит, наконец решили нацелиться и в меня?

Его окружение замерло, ошеломлённое словами. Значит, покушение устроили они – та самая теневая группа, о которой ходили лишь смутные слухи? Та легенда, что будоражила организации?

Ланский повернулся к Людвигу Булавкину. Его улыбка не потеплела, но в ней появилось что-то насмешливое:

– А ведь ты, как её агент, даже не знал, что твой клиент – сверх. Глупец. Покойся с миром. В этой эпохе нет места тем, кто ничего не стоит.

Он схватил Людвига за волосы и, будто это было делом обыденным, прижал к его глазу ствол пистолета. Глухой хлопок, короткий вскрик – и тишина. Людвиг обмяк, как кукла, у которой обрезали нити.

Руки Ланского были в крови – алая жидкость стекала по пальцам, оставляя липкие следы, быстро темнела на воздухе, отдавая металлическим запахом. Ветер разнёс этот запах по руинам, смешав его с гарью и пылью. В этом жесте не было ни малейшей спешки – лишь холодное равнодушие человека, привыкшего вершить судьбы чужих жизней.

***

Прямо сейчас Ярослав Косой стоял на крыше высотки, ошеломлённо глядя вниз. Его глаза расширились, когда он увидел, как Ярослава Журавлёва, не теряя ни секунды, поднялась с винтовкой в руках и стремительно развернулась. Будто заранее знала: второй попытки прикончить Владимира Ланского у неё всё равно не будет – даже если продолжит стрелять, исход предрешён.

И вдруг – секунду спустя – чёрное дуло винтовки перевернулось и поднялось прямо на него. Холодный стальной глаз прицела уставился в грудь Ярослава, и парень ощутил, как спину пробило холодным потом. Ветер гнал запах гари и пыли, но сквозь него он словно физически почувствовал убийственное намерение, идущее от девушки.

Косой оцепенел. Конечно можно было вызвать тень и защититься от угрозы, но и палиться не хотелось. Так и стоял разрываемый двумя почти противоположными желаниями. Сердце бухало в груди, словно пыталось вырваться наружу. В голове крутилась одна паническая мысль:

"Стой! Разве ты не должна стрелять ещё раз в Ланского, раз уж первый выстрел не сработал?! Почему ствол смотрит теперь в меня?!"

А Ярослава Журавлёва стояла спокойно, будто не она только что пыталась свести счёты с самым опасным человеком Консорциума. Её лицо было отрешённым, словно решение уже принято. Она потерпела поражение – и теперь для неё не существовало дороги назад.

Выстрел расколол воздух оглушительным треском. Металлическое эхо прокатилось по крышам, сдало звонким отголоском в ушах. Но выстрел оказался пустым – пуля просвистела мимо, даже не задев Косого.

Он замер, потом нервно сглотнул. Знал слишком хорошо: с её мастерством промахнуться в упор – невозможно. Значит, она сделала это намеренно. Но зачем? Чтобы отрезать его от возможного выхода? Чтобы показать всем, что теперь они по разные стороны? Или… всё дело в Любови Синявиной?

Мысли метались в голове, как перепуганные птицы. И вдруг – новое потрясение. На вершине небоскрёба, куда только что исчезли тени, появилась Любовь. Она словно нарочно махнула Косому рукой, как будто приветствовала старого знакомого, а затем схватила Ярославу Журавлёву за запястье и потащила её прочь – в глубину тени. И в следующее мгновение обе растворились.

Косой остался один, ошарашенно таращась на пустую крышу. Его дыхание сбилось, лёгкие горели от ветра и страха. А внизу, по улицам, уже катился гул: многочисленные отряды боевиков Консорциума Ланского слаженно и быстро шли в его сторону.

– Эй! – голос его сорвался на визг. – Вы, значит, просто уйдёте? Даже не подумаете взять меня с собой?!

Броневики ревели моторами, сапоги били в такт по асфальту, металлические детали оружия звенели в унисон. Картинка становилась всё мрачнее.