На самом деле Косой чувствовал, что сможет справиться с ними. Конечно, пистолеты едва ли пробьют толстую шкуру этих тварей, но у него ещё оставался козырь – его "теневой клон". К сожалению, палиться не хотелось.

Ярослав не хотел раскрывать себя. Стоит только клону появиться – и Хромов с остальными сразу поймут, что он способен копировать чужие способности. Чем это обернётся – одному Богу известно.

Тем более, скопированный им клон оказался даже сильнее, чем у самого Хромова. А это могло вызвать ненужные вопросы… и зависть.

Ярослав украдкой бросил взгляд на Людвига Булавкина.

"Неужели этот весельчак пробудил своё умение управлять удачей, как Лёшка Проныра? Не верю!"

Он посмотрел на лес, откуда недавно выскочила стая зверей, и пробормотал:

– Что же привело их сюда, прямо к нам? Звери ведь обычно не ладят друг с другом. Но эти… не дерутся, не рычат, даже на нас не кинулись. Значит, в лесу есть что-то пострашнее, чем мы. Они хотели укрыться в этой пещере.

– Похоже, ты прав, – Станислав Хромов слегка кивнул, его глаза блеснули тревогой. – Но раз уж мы тут, им остаётся искать убежище в другом месте.

Ярослав невольно вспомнил вчерашний вечер.

– Помните, слышали странный шум? Как будто кто-то шагал там, за деревьями. Только тогда всё стихло так же внезапно, как началось. Я думаю… может, это были такие же звери. Может, они бежали от чего-то. Но вот вопрос – что здесь, в чаще леса, способно напугать местных "аборигенов" так, что они бегут в панике и готовы терпеть соседство врагов?

Все ощутили облегчение, когда нашли пещеру для ночлега. Тёмная, прохладная, пахнущая сыростью и мокрым камнем, она казалась надёжным убежищем. Никто и подумать не мог, что ночь принесёт такие события.

– Может, нам спрятаться где-то ещё? – шёпотом спросил кто-то, и голос его дрогнул. – А если снова что-то вылезет из леса?

– Не стоит никуда идти, – покачал головой Ярослав Косой. – Звери хотели укрыться здесь, но мы уже заняли пещеру. Это само по себе доказывает, что место безопасное.

– Чего они так избегают? – тихо спросил Людвиг Булавкин, разминая озябшие пальцы.

Хромов стоял у входа, прислушиваясь к ночным звукам. Лес за пещерой казался живым – трещал ветками, шуршал листвой, вздыхал холодным ветром.

– Думаю, они избегают не просто леса, – сказал он медленно. – Они избегают ночного леса.

Ярослав кивнул.

– Верно. Животные куда тоньше чувствуют опасность, чем люди. Их инстинкты сильнее страха. Помните каньон? Там валялось несколько человеческих скелетов… Но ни одного звериного мы так и не увидели с тех пор, как вошли в чащу. Это странно.

Он понизил голос, словно сам боялся разбудить лес:

– Я бросил рыбные остатки и кости в зарослях южнее каньона. Наутро вернулся проверить – и ничего не нашёл. Ни следов, ни возни. Будто их растворили в воздухе. Так же, как исчез труп. Видите связь? Скелеты, останки, труп – всё это пропадает, если попадает сюда, в лес.

– Да, – Станислав кивнул, хмуря брови. – А ещё эти твари – видели, как они шарахнулись? Они действительно чего-то боятся. Лес не просто тёмный – он таит в себе что-то чужое, недоброе."

Лес, который будто сам питается живыми существами….

Все взглянули на тёмную чащу, где туман вязал ветви, словно тонкие пальцы, и начали гадать: неужели растения здесь начали свой путь к хищничеству ещё до того, как животные научились бегать, охотиться и выживать?

Станислав Хромов нарушил тишину, успокаивая, словно тёплым словом отгоняя холод страха:

– Но ведь в этом есть и хорошая сторона. Теперь, когда мы понимаем, что к чему, можем выстроить правила и соблюдать их.

Когда тайна перестаёт быть безликой и непонятной, когда за страхом угадывается хоть какая-то логика – он становится слабее, почти осязаемым.

Все думали об одном: пока никто не сунется в лес ночью – всё будет в порядке.

Мысль согрела, как костёр, и напряжение чуть спало. Ван Лэй даже позволил себе улыбку:

– Значит, надо просто найти место подальше от этой чащи и разбить лагерь до темноты.

Но Ярослав Косой покачал головой:

– Осторожность нужна не только ночью. Мы не знаем, до какой степени здесь мутировали звери и растения. Вдруг они способны пожирать людей и при свете дня?

– Тогда придётся идти по хребтам, выбирая открытые участки, – решительно подытожил Хромов.

Они вновь вернулись к пережёвыванию сосновых корней. Горьковатый, смолистый сок скрипел на зубах, оставляя терпкое послевкусие, как дешёвый настой хвои.

Кто-то нарушил молчание:

– Ярослав, а как ты вообще узнал, что эти корни можно есть?

– В подоле услышал разговор, – ответил он спокойно, подбрасывая в костёр сухие ветки.

Дым тянулся к потолку пещеры, отдавая запахом гари и хвои.

Людвиг Булавкин поспешил выказать восхищение, пытаясь расположить Ярослава:

– Вы, подольские, столько знаете о пустоши. Настоящая мудрость человечества!

Слова прозвучали натянуто, но он и не знал, чем ещё похвалить.

Ярослав хмыкнул и покачал головой:

– Это не мудрость. Кто полез бы жевать сосновый корень, если бы был хлеб, мясо или хоть что-то другое? В подоле лишь говорят, что он съедобен. Но когда впервые услышал это… сразу понял, сколько людей умерло от голода, пока дошли до этой "мудрости".

В мире, где беженцы не знают, доживут ли до следующего утра, каждое действие, каждая мысль – про выживание."

Людвиг Булавкин хотел всего лишь сказать пару приятных слов, но вместо благодарности получил ещё большую неловкость.

Синявина, словно почувствовав натянутость момента, мягко перевела разговор:

– Почему это дикие животные становятся крупнее и сильнее, а люди нет? Мы, выходит, превращаемся не в зверей, а в кого-то… другого. В таких, как Хромов, – в сверхов.

Хромов пожал плечами и ответил после короткой паузы:

– Может, дело в том, что люди развиваются иначе. С древнейших времён они делали ставку на ум, а не на мышцы.

Косой, задумчиво крутя в руках сучок, сказал:

– А я слышал другое. После того, как в прошлом году едва ушёл от волчьей стаи, задал этот вопрос учителю из школы. Он сказал мне: "Есть существа, которые могут наращивать мышечную массу без особых усилий. Вот, например, шимпанзе – зверь из старого мира. Его держали в клетках, и даже если бы он только ел и спал, мышцы всё равно росли бы, становились бы сильнее, чем у человека. А если человек станет только есть и спать – мышцы атрофируются, тело слабеет.

Журавлёва нахмурилась:

– Твой учитель… он точно нормальный?

Ярослав усмехнулся, но без веселья. Он не знал, нормален ли учитель, но точно знал одно – человек он хороший.

– Учитель говорил, – продолжил Ярослав, – что в каждом из нас есть ген, который ограничивает рост мышц. И что этот ген меняется – эволюционирует – когда человек становится умнее. Мол, такова цена за мудрость.

Все притихли, будто каждое слово медленно опускалось на них, как пыль. Казалось, в этом объяснении есть своя логика.

Люди из высшего класса вообще считали худобу и стройность признаком утончённости, а лет пять назад это и вовсе превратилось в моду – истязать себя диетами и тренировками ради "правильной" формы. Даже Людвиг, помнится, пытался соответствовать, но быстро понял – мышцы накачиваются неохотно, а исчезают слишком легко.

И вдруг Журавлёва, словно ведро ледяной воды, плеснула в лицо Ярославу:

– А я видела сверха с мощным телом. И как ты это объяснишь?

Ярослав Косой опешил. Слова сорвались с губ, прежде чем он успел их взвесить:

– А может, его предки... имели внебрачную связь с каким-то диким зверем?

В пещере повисла тишина, вязкая и густая, как холодный туман. Ярослава потеряла дар речи. Хромов застыл, как будто кто-то ударил его по затылку. Булавкин просто раскрыл рот и не издал ни звука. Все уставились на Ярослава, словно он только что произнёс нечто святотатственное.