Группа Косого, измождённая до предела, свернула с дороги и устроилась на подветренной стороне невысокого холма. Здесь воздух был тише, ветер не резал щёки, и пахло сухой травой, а не гарью и пылью. Ярослав мог бы продолжать идти, его ноги ещё держали, но старик Ван, Лариска и остальные были на грани – шагали уже скорее на автомате, чем сознательно.

Когда мимо них проходила колонна других беженцев – ободранные, согнутые, с тёмными лицами от грязи и усталости – они удивлённо замерли, заметив, что Косой с людьми остановились.

– Почему вы встали? – крикнул кто-то из толпы.

Ярослав приподнял голову, его глаза сверкнули в полумраке.

– Мы больше не можем идти, – коротко ответил он.

Он опустился обратно на землю и принялся массировать сведённые мышцы ног. На лбу выступил пот, по коже бежал холодок, руки привычно находили узлы боли в икроножных мышцах.

Видя, что разговоров не будет, беженцы махнули рукой и двинулись дальше, шурша одеждой и тяжело шаркая ботинками по мерзлой земле.

– Они что, вправду выдохлись? – переговаривались между собой уже в стороне.

– Ты же видел, он сам себе ноги разминал. Мы хоть чуть-чуть передохнули, а эти вообще не останавливались. Слишком уж умничают – вот и доконали себя.

– Да ладно, он просто слишком вперёд убежал. Волчьего воя не слышал – а услышал бы, ноги в руки и первым бы рванул! – усмехнулся один.

Никто из них не собирался предупреждать Косого и его товарищей о стае, которая шла по следу. Но Ярослав знал и без них. Он прекрасно слышал далёкий вой – низкий, тянущий, от которого мороз пробегал по коже. И понимал, что это не просто волки. За ними тянулись и Подопытные – твари куда страшнее хищников.

Дождавшись, пока колонна скрылась, Ярослав тихо сказал своим:

– У меня есть бутылка воды. Каждый берите кусок ткани, намочите и протрите лицо. Жители крепостей всегда чистые, а мы похожи на оборванцев – нас сразу вычислят как беженцев. Наденьте всё самое приличное, что у вас есть. Нам нужно смешаться с ними и выглядеть так, будто мы всегда жили за стенами.

Слова его прозвучали спокойно, но в них было железо – тот, кто уже заранее готовил план, не сомневался, что им придётся разыгрывать эту партию до конца. Если даже семьям вроде старика Вана, бывшего уважаемого эсквайра, не хватало выделенной нормы воды, то что уж говорить о простых беженцах – им и вовсе доставались жалкие крохи.

Ярослав Косой осторожно достал из тайника во дворце бутылку. Когда-то, пряча там золото и прочие ценности, он всегда оставлял место для двух бутылок чистой воды – понимал, что в пустоши это дороже любых драгоценностей. Конечно, та вода была выпита ещё давно, но сами бутылки он потом наполнил снова.

Запах плотно закупоренной крышки, чуть отдающий железом и стеклом, действовал на нервы – казалось, сама вода внутри источала холодную свежесть. И теперь её нужно было тратить не на питьё, а на умывание.

Дни за днями, скитаясь среди пыли и грязи, они привыкли ходить с чёрными, обветренными лицами, словно масками. Но сейчас предстояло самое трудное – раствориться в толпе жителей 289-й крепости. Малейшая деталь могла выдать их, и тогда ворота останутся закрыты. Что может быть обиднее, чем погибнуть у самой цели – потому что на лице отпечаталась вся дорога?

Ярослав понимал: умыться в пустоши было не так уж трудно. Ручей или лужа – всегда найдёшь. Но раньше его грязь была щитом. С этой маской его могли пройти мимо и не узнать даже старые знакомые – Хромов, Журавлёва или Синявина. Грязь скрывала, делала его безымянным среди прочих.

Но теперь он выдал каждому по кусочку ткани, и они стали обтирать лица. Лёха Проныра, ворча себе под нос, словно резал ножом:

– Да лучше бы эту воду на глоток растянуть, чем на морду лить….

М-да, всё-таки он тупой, хоть и полезный. Лариска прыснула со смеху на его слова, но послушно вытерлась. Когда мимо проходили другие группы беженцев, Косой приказывал Лёхе опустить голову. Его лицо оставалось чересчур чистым – и, не прикройся он, кто-нибудь мог бы вспомнить его.

Они облачились в более-менее целую одежду, тряхнули пыль с рукавов, и на миг показалось – вот теперь они точно сольются с горожанами. Тысячи людей впереди и позади – море лиц, море тел. В такой реке легко раствориться.

Но когда подошёл первый отряд жителей, сбежавших из крепости, Ярослав остолбенел. Перед ним были не сияющие чистотой горожане, а такие же оборванцы – только грязнее их самих! У кого-то грязь свалялась на щеках так густо, что трескалась коркой, у кого-то лоб блестел потом, и чёрные потёки стекали к подбородку.

"Вот дьявол!" – выругался про себя Косой. Он-то думал, что жители будут ухоженными, будто сошедшими с плакатов. Но в бегстве им было не до умываний. Земля дрожала, здания рушились, облака пыли клубились над улицами – и вся эта гарь намертво въелась в кожу.

Теперь его собственная группа выглядела… слишком чисто. Почти как какие-то важные господа, сбежавшие из крепости вместе с элитой. А перед ними шли измождённые люди, похожие скорее на бродяг.

Лариска прыснула от смеха, не выдержав контраста.

– Хм, – пробурчал Ярослав, ни тени эмоций на лице, – придётся снова морды испачкать….

Половина бутылки – насмарку. Жаль до боли.

Они размазали пыль по щекам и лбам, сделали несколько грязных мазков, словно рисовали углём. Теперь было проще – когда основная масса жителей прошла мимо, Косой и его люди шагнули в поток и растворились в нём, как капли в реке.

Шум шагов, сиплое дыхание тысяч глоток, запах пота и пыли смешивались в густой, тяжёлый воздух.

– Держимся в середине, – тихо сказал Косой, – никаких разговоров с другими беженцами. Чем меньше нас заметят – тем лучше.

Его голос тонула в гуле толпы, но те, кому он был адресован, услышали и кивнули. Взволнованный, старик Ван едва не задохнулся от собственных слов:

– Это правда сработает? – голос у него дрогнул. – Там же, наверняка, найдутся такие беженцы, которые нас сразу узнают.

Косой даже бровью не повёл. Он сидел, облокотившись на колени, и лениво мотнул головой:

– Не переживай, – сказал он спокойно, почти равнодушно. – Мы всего лишь испытываем удачу. Подумай сам: если все эти беженцы помрут по дороге, то и некому будет нас выдавать.

Ван уставился на него, глаза его стали круглыми, как блюдца. На секунду старик даже перестал дышать. "Боже правый, – мелькнуло у него в голове, – он это всерьёз сказал?!"

Он хотел возмутиться, но слова застряли в горле. Холодок пробежал по спине. Может, Косой и вправду так рассуждает?

Не успел старик оправиться от шока, как впереди послышались крики, резкий шум, будто скрип разрываемой ткани, и толпа начала колыхаться. Люди толкались, спорили, кто-то ругался матом.

Ярослав мгновенно вскочил и, подпрыгнув, вытянул шею над толпой, словно ястреб над полем. В мутном воздухе, пропитанном пылью и потом, он заметил очаг смятения: жители крепости сцепились с беженцами.

Сердце толпы колотилось в одном ритме – гулкие удары ног, сдавленные крики, чьи-то стоны. И вдруг блеснул металл. Управляющий фабрики шахтой вытащил пистолет и направил его прямо в лоб одному из несчастных.

В воздухе запахло железом и порохом ещё до выстрела. Люди вокруг инстинктивно попятились, кто-то вскрикнул, а чьё-то дитя зарыдало, будто почуяв смерть.

Не ленимся ставим лайки. Для самых стойких: можно и комментарий оставить. Вам не трудно, а мне приятно.

Толпа зашумела, словно пчелиный рой: крики, шёпот, тяжёлое дыхание сотен глоток сливались в гулкий гул, от которого звенело в ушах. Люди вытягивали шеи, поднимались на цыпочки, стараясь разглядеть, что же там, впереди.

Ярослав Косой коротко шепнул Лёшке:

– Убери ствол и жди меня здесь. Я сам посмотрю, что к чему.

– Ладно, – кивнул Лёха, но в его глазах мелькнуло упрямство. Косой понимал: вечно прикрывать парня он не сможет, рано или поздно тому придётся научиться держать оружие ради себя и ради других.