– Чёрт возьми, – выдохнул Косой, чувствуя, как к горлу подступает отчаянный ком. – Вам-то легко, вы оба сверхи, улетите хоть по воздуху, хоть сквозь стены! А обо мне хоть на секунду подумали? Нет?! Да, он опять забыл, что сам тоже уже точно сверх. Потом оглянулся на стремительно приближающиеся ряды и хотел то ли рассмеяться, то ли разрыдаться.

– Грандиозная афера… – выдохнул он, понимая, что оказался пешкой, брошенной на поле боя, где все играют в свои игры, а его жизнь никого не волнует.

Честно говоря, Косой и представить себе не мог, что Любовь Синявина и Ярослава Журавлёва окажутся заодно в такой авантюре. Даже покушение Журавлёвой на Владимира Ланского потрясло его меньше, чем сама мысль о том, что эти две девушки действуют в паре.

В голове сразу всплыл момент их первой встречи: тогда он просил заменить Валентина Бастона кем-нибудь другим для экспедиции. И именно тогда Любовь Синявина бросила быстрый, почти незаметный взгляд на Журавлёву. Никто, кроме Косого, этого не уловил.

Позже, когда вся компания сидела у костра и доедала рыбу, Ярослава протянула кусок Любе, словно заботилась о ней. А однажды, когда на Любовь кто-то начал наезжать, Журавлёва шагнула вперёд без колебаний, встав грудью за подругу, так сказать.

Тогда Косой подумал: ну, солидарность – бабы друг за друга держатся. А выходит, всё было куда хитрее. Они знали друг друга заранее, готовили почву и теперь разыгрывали целый спектакль!

Они, конечно, не раскрывали всех деталей своей игры, но и того, что было, хватило, чтобы обвести вокруг пальца и его, и Станислава Хромова, и даже Людвига Булавкина.

Любовь Синявина выглядела самой обычной девушкой. Привлекательной… настолько, что он, зная кто такой в сравнении с ней даже в голову не брал её как цель, чего не скажешь про Журавлёву. Но и там пролетела птица обломинго. Люба, хрупкая, тихая, почти незаметная. Но в то же время, когда сотни солдат частной армии падали в мясорубке, она сумела дойти до самого конца. Разве это не должно было насторожить? Улики валялись прямо под ногами, только он, идиот, их не замечал. А теперь, после всего увиденного, пазл сложился, и каждый обрывок картины ударил в голову, словно тяжёлый булыжник.

Грудь сжала злость и досада. Косой наблюдал, как плотная тёмная масса войск надвигается на него, словно волны чёрного моря. Он был слишком беспечен, слишком увлёкся!

Да, пословица не врала: чем красивее зверь – тем он опаснее. И в этом мире правило оказалось не менее справедливым, чем на пустошах.

А ведь держали они рядом Булавкина не просто так. Его присутствие прикрывало Любовь Синявину, будто маска, отвлекало внимание. Она сама помогла Журавлёвой вычислить, где прячется Владимир Ланский, и даже выиграла ей несколько бесценных секунд.

Единственное, чего они не просчитали, – то, что у Ланского окажется в окружении сверх, готовый отдать жизнь ради хозяина. Но что такого особенного в Ланском, что даже сверх держится при нём, как верный пёс? Этот вопрос жёг мозг.

В этот момент заржавевшая железная дверь на крыше с грохотом вылетела от удара. Воздух наполнился запахом ржавчины и пыли, металл звенел, как колокол. Косой резко поднял пистолет и, не целясь, открыл огонь в сторону силуэта, заслонившего проход. Пальцы скользили по холодному металлу рукояти, сердце било в висках.

– Чёрт! – сорвалось у него, когда он понял, что времени остаётся всё меньше.

Не прошло и секунды, как на крышу, прорываясь через обломки, выскочил Семён. Его тяжёлые шаги отдавались эхом, а глаза горели фанатичной решимостью. Увидев Косого, он тут же вскинул оружие. Но поймать того на прицел оказалось задачей почти невыполнимой – скорость Ярослава была такой, что Семён только дергался, не поспевая за его рывками.

Внизу, на улицах разрушенного города, чёрные отряды в мундирах текли змеиными колоннами. Их шаги и лязг оружия сливались в ритмичный, зловещий гул, словно сама земля отзывалась на их наступление. Они сжимали кольцо, и ждать больше было нельзя.

Косой знал: ещё секунда – и его сомнут. Нужно уходить, пока сеть не сомкнулась окончательно.

Когда Косой вместе с Ярославой Журавлёвой и Станиславом Хромовым пробирался сквозь обломки и выгоревшие кварталы разрушенного города, он был уверен: если придётся спасаться бегством, то первым вырвется именно он. Лёгкий, быстрый, выносливый – ему ли не прорваться?

Но действительность оказалась куда жёстче. У Журавлёвой и Любови Синявиной, как выяснилось, имелся свой туз в рукаве – и Ярослав неожиданно оказался в положении загнанного зверя.

Не колеблясь, он рванул вперёд и спрыгнул с крыши. Под ногами гулко ухнул железный настил, ветер хлестнул по лицу, пахнув гарью и копотью. Соседнее здание было заметно ниже – десятки метров разницы – но он даже не сомневался: выдержит, приземлится как надо. В его ушах звенела кровь, в горле пересохло, но тело двигалось с отточенной решимостью.

Семён, выбежавший следом, метнулся к краю крыши. Пальцы вцепились в холодный бетон, ботинки скрежетнули по крошке битого кирпича. Он вскинул винтовку, надеясь успеть выстрелить. Но Ярослав уже летел вниз, превращаясь в стремительное пятно тени. Семён выругался и яростно рявкнул в переговорное устройство:

– Цель уходит в направлении десяти часов! Перекрыть периметр! Закрыть ему все выходы!

Город позади трещал и стонал, как гигантская рана, но впереди маячил лес. Там, за серыми стенами и завалами, начиналась линия блокировки – заслон Консорциума Потанина. Целые цепи войск, вооружённых до зубов, рассредоточились меж деревьев. Они ждали неведомой угрозы, слухи о которой ходили неделями, но с ужасом обнаружили, что этой угрозой оказался всего лишь один человек.

До этого мало кто верил, что какой-то беженец способен нарушить их планы. Но вот он, Ярослав, мчался прямо к ним, перепрыгивая через груды мусора, лавируя меж провалившихся стен и чёрных от копоти переулков. Каждый вдох давался тяжело: воздух был пропитан гарью, сладковатым запахом тлеющей пластмассы и ржавчиной. Камни и обломки под ногами скользили, разрывали подошвы, но он не сбавлял темпа.

С того самого прыжка с крыши он держался под низкими стенами и завалами, не поднимаясь на возвышенности – знал, что стоит лишь показаться силуэтом на фоне неба, и его тут же прошьют очередью. Пули визжали где-то позади, ударяясь в кирпич, дробя штукатурку и заставляя стены осыпаться песчаным дождём.

Мысли резали мозг, как бритвы. Почему Хромов не двинулся? Почему он молчит и не прикрывает? Хоть бы кто-то разделил этот огненный шквал. Хоть бы один союзник взял на себя часть ярости преследователей.

Но город оказался шахматной доской, на которой белые фигуры его команды куда-то исчезли, растворились без следа. А чёрные – тяжёлые, громыхающие железом, неутомимые – шли по его следу, намереваясь поставить точку.

Ярослав чувствовал себя пешкой, которая вдруг поняла: на доске осталась одна. И вся партия теперь – против неё.

Косой бежал к лесу по уцелевшей окраине города. Ветер свистел в ушах, забивался в горло сухим пеплом, а лёгкие будто горели изнутри. Он держал курс на север, к Крепости 333, туда, где клубились тучи над действующими вулканами.

Он прекрасно понимал: впереди его уже ждут боевые отряды. Невидимая сеть, расставленная ими, медленно стягивалась, словно удав, и чем ближе он подходил к цели, тем сильнее сжимались эти кольца. Но выбора у него не было. Только пробравшись туда, в самое сердце опасности, он получал хотя бы призрачный шанс выжить.

И вдруг из глубины уральских гор донёсся низкий, звериный грохот. Земля под ногами дрогнула, мелкая пыль посыпалась с перекошенных стен разрушенного квартала. Ярослав вскинул голову – и замер: вдали, прямо в горах, разгорался зловещий огненный свет, словно кто-то прорезал камень раскалённым ножом.

"Чёрт возьми... да ведь это вулкан... Он вот-вот рванёт!"

На миг всё внутри похолодело. Продолжать бежать вперёд – значило мчаться навстречу самому аду. Развернуться? Но позади уже шли по его следу. Там его ждала верная смерть.