Ярослав стиснул зубы так, что скулы свело. Сейчас думать о катастрофе было бессмысленно. Главное – остаться живым. Все остальные вопросы можно будет решать потом.

Позади него, на другой линии, Семён остановился как вкопанный. Гул, идущий от гор, пробрал его до костей. Воздух наполнился серным смрадом, от которого першило в горле, глаза защипало. Он понимал: оказаться в зоне досягаемости извергающегося вулкана – это значит подписать себе смертный приговор. И даже если подойти ближе, то в случае взрыва они просто не успеют отступить.

Многие из солдат и командиров когда-то полагали, что извержение вулкана страшно только тем, кто окажется у подножия. Что лаву можно обойти, что дым развеется…. Но это было детским заблуждением. Настоящая мощь стихии могла охватить десятки, а то и сотни километров, превращая всё живое в пылающий прах.

И теперь, когда земля глухо стонала под ногами, а из трещин рвалось дыхание преисподней, никто не мог быть уверен, что завтра они вообще останутся живы.

Однако Семён лишь на миг заколебался, прежде чем глухо бросить в канал связи:

– Продолжайте двигаться вперёд!

Косой, добежав до окраины, оглянулся. Город позади уже накрывала лавина чёрных фигур – войска Ланского, тянувшиеся, как поток железного песка, жадно разливались по улицам. Гул шагов сливался с ритмом барабана, отдаваясь в груди и зубах. Долго раздумывать было некогда – Ярослав рванул прямо в северный лес.

Там, среди мрачных стволов, войска уже сжимали кольцо. Их движения казались выверенными до последнего жеста – взводы будто тренировались сотни раз, точно зная, кто подвинется вперёд, а кто прикроет тыл. Ряд за рядом они затягивали петлю, как искусный охотник сеть на зверя.

В лесу семь взводов уже получили приказ: окружить и взять Косого живьём. Даже гул уральских гор, где начинался взрыв вулкана, не отвлёк их. Дрожь земли и запах серы в воздухе сливались с металлическим звоном затворов, но ни один солдат не дрогнул.

Именно в этот момент по эфиру прорезался сухой голос Семёна:

"Цель преодолевает сто метров за 3,92 секунды. Сила неизвестна. Всем подразделениям – убить на месте".

Только Ланский знал, какую технологию держал в руках его Консорциум. В его войсках был человек, способный по одному взгляду на расстоянии вычислить скорость и мощь противника. Но даже он не мог до конца прочитать Ярослава. Скрытая сила Косого оставалась за гранью их приборов и оценок.

Владимир Ланский испытывал к нему особый интерес. Он слишком многое связывало их с учителем и хотел бы оставить Косого в живых – как приманку или инструмент. Но сейчас его терпение иссякло. Между приказом взять и приказом убить оставалась лишь тонкая, почти незаметная черта.

Семь взводов одновременно дёрнули за рукоятки перезарядки. Щелчки затворов раздались, как треск сухих веток, и воздух наполнился тяжёлым предчувствием. Стволы опустились, готовые подняться и выплюнуть свинец в любую секунду.

Чтобы никто извне не смог вмешаться, бойцы переключили связь на закрытую частоту. Двести десять человек действовали теперь как единый организм, отрезанный от внешнего командования, способный принимать решения сам и докладывать потом.

Такой порядок всегда навязывал Владимир Ланский. Он был уверен: если в бою солдатам не позволять самим думать и решать, то армия превращается в пустую железяку, безжизненную машину, которая ломается при первом же сбое.

Многие в рядах Консорциума критиковали его за это – говорили, что он отпускает поводья, что рискует потерять контроль. Но Ланский никогда не слушал и слушать не собирался. Ни тогда, ни сейчас.

Ланский всегда гордился тем, что умел командовать иначе, чем большинство. Его люди чувствовали – им доверяют, им дают пространство для решений. Это не была холодная машина, где винтик заменим. Нет, каждый солдат верил, что именно от него может зависеть исход. Именно эта вера и заставляла многие подразделения Консорциума идти за Ланским до конца, не задавая лишних вопросов.

Теперь же Владимир стоял над телом Людвига Булавкина. Тот лежал в темнеющей луже крови, а рядом склонились солдаты, методично обшаривающие труп. Вскоре один из них поднял изодранную, смятую куклу – игрушку, едва державшуюся на нитках.

– Это было при нём, – сказал солдат, морщась.

Ланский нахмурился, взгляд его стал холодным, как лёд.

– Что за чертовщина? – произнёс он тихо, но так, что окружающие вздрогнули.

Казалось, даже он, привыкший к самым диким и извращённым вещам в этой войне, впервые столкнулся с подобным.

***

Тем временем в лесу происходило совсем иное. Сотни солдат осторожно сжимали кольцо окружения. Лязг затворов, сухие щелчки предохранителей, глухой треск веток под тяжёлыми сапогами – всё это смешивалось с пронзительным светом фонарей, пробивающих ночную темноту. Лес пах сыростью и прелой листвой, от влажной земли тянуло холодом.

По информации, полученной Семёном от Булавкина, Ярослав Косой был вооружён пистолетом и тремя полными магазинами. Казалось бы, смешной арсенал против сотен вооружённых людей. Именно поэтому солдаты включили фонари – они были уверены, что Косой не сможет уложить тридцать человек одним махом. Один выстрел – и его тут же изрешетят пулями, превратив в решето.

Семь взводов с северной стороны осторожно двигались к окраине города, когда в темноте мелькнуло нечто. Сначала показалось – всплеск тени, отблеск света. Но через миг все поняли: это не игра воображения.

Из мрака на них налетела чёрная тень – густая, словно вылепленная из туши, быстрая, как хищник в прыжке. Она двигалась с нечеловеческой скоростью, скользя между деревьями, будто те были просто фантомами.

Первая очередь пулемёта с северной стороны мгновенно разорвала воздух. Пули зазвенели, как рой железных ос, но тень резко рванула в сторону – и смертельный дождь прошёл мимо.

Не задерживаясь ни на миг, тень пригнулась, упёрлась ногой в землю и, словно пружина, рванула вперёд. Через секунду она врезалась в передовой взвод, в самую его гущу. Вспышки фонарей на касках выхватили из темноты очертания человека, скользящего с нечеловеческой скоростью.

Это был Ярослав Косой.

Он прекрасно понимал: против винтовок и гранат нет смысла играть в перестрелку. Учитель когда-то сказал ему простую истину:

"Если у врага есть оружие мощнее твоего – ломись к нему в упор. Они не будут палить в тебя наотмашь, если рядом стоят их товарищи".

И теперь Косой действовал именно так. Лес взорвался криками, грохотом, запахом пороха. В темноте мелькали вспышки выстрелов, но Косой уже был среди них, где каждый неверный шаг мог стоить жизни не только врагам, но и самому ему.

Ярослав не знал, шутил ли учитель тогда или говорил серьёзно, но его совет сейчас звучал в голове особенно громко – и, похоже, именно он работал в этой безумной ситуации.

Солдаты, окружившие лес, нервничали. Свет фонарей дрожал, лучи метались по стволам деревьев, будто сами боялись того, что скрывалось в темноте. Один за другим они обнажали боевые ножи, поблескивающие холодной сталью. Стрелять в упор они не решались – черная тень металась слишком быстро, и каждый понимал: в суматохе можно прострелить спину своему же товарищу.

Но для теневого двойника Ярослава Косого эти люди были жалкими и медлительными. Их движения казались вязкими, как будто они плутали в болоте. Он видел каждое вздёрнутое плечо, каждое дрожание руки, слышал, как учащённо колотятся их сердца под бронежилетами.

Тень не боялась их ножей. Всё, что ей требовалось, – один удар. Один рывок – и человеческая жизнь обрывалась.

Внезапно тень резко подняла ногу и врезала в грудь ближайшего солдата. Раздался глухой хруст, как будто ломали толстую доску. Бедняга взлетел в воздух и отлетел на добрых пять метров, рухнув наземь, словно порванный бумажный змей. Его тело сшибло сразу двоих других, разрушив плотный строй.

Ряды дрогнули. Солдаты, привыкшие считать себя грозной силой, застыли на месте. В воздухе запахло железом и потом, кто-то всхлипнул сквозь зубы. Сила этого удара потрясла их до глубины души – будто перед ними был не человек, а само воплощение кошмара.