— Там вообще почти никому не нравится.

— Чем дальше, тем все интереснее. Ещё подсказки будут?

— Полин, мы не на "Поле чудес".

— Ладно, молчу, — я уставилась в окно, поняв, что мы едем куда-то к выезду из города, — надеюсь только, ты не решил меня убить и закопать мой труп где-нибудь в лесу.

— Я бы мог это сделать уже тысячу раз.

— И то верно, — я продолжила всматриваться в окно, пытаясь разгадать наш маршрут.

Но когда машина, мягко прошелестев колесами по земле, остановилась возле ворот кладбища, я не смогла сдержать возгласа удивления. Округлив глаза, я посмотрела на Влада.

— Ты, конечно, выбрал крайне неожиданное место для прогулки. Если ты вдруг не догадался, я не любительница пройтись по здешним дорожкам. Подожди! Ты что, вампир?

— Не говори ерунды, — он не смог скрыть улыбку. — Я просто хочу тебя кое с кем познакомить.

— Влад, ты хотя бы понимаешь, как это жутко звучит перед воротами кладбища? С кем? Своими друзьями-зомби? — я нервно рассмеялась.

— Ты пересмотрела ужастиков.

— Да, и хочу заметить вот такое начало, как сейчас всегда плохо заканчивается.

— Идём, — он повернулся к заднему сиденью и взял оттуда букет алых роз.

А я так и осталась сидеть с открытым ртом, не в силах вымолвить очередную шутку. В моей голове начали понемногу складываться детали этого пазла, и по телу пробежала мелкая дрожь. Я вышла из машины и молча направилась вслед за парнем.

Он шёл впереди, накинув на голову капюшон от кофты, спасающий от мелкого надоедливого дождя. Красный букет в его руке — самое яркое пятно на фоне окружающей серости. Даже погода сегодня была совершенно под стать нашей прогулке. Всю неделю светило солнце, а сегодня его даже не видно за тучами.

Нам не пришлось долго идти — уже совсем скоро Влад замер у одной из могил. Мое сердце едва не вырвалось из груди, когда я увидела на памятнике фотографию молодой красивой женщины так сильно похожей на Влада. Те же глаза, овал лица, тот же изгиб губ в улыбке. Я глянула на годы жизни — она умерла двенадцать лет назад, не дожив даже до сорока лет. Дышать стало почти нечем, а слезы сами собой полились из глаз. Влад аккуратно опустил на землю цветы рядом с почти таким же букетом, даже еще не успевшим завянуть — значит, он был здесь совсем недавно.

— Знакомься, Полина. Это Пахомова Алла Юрьевна, моя мама, — произнес он. — И она здесь не случайно — ее убили.

— Что? — мой голос сорвался на сдавленный шепот. — Кто?

— О, ты знакома с этими людьми. На одного из них ты работаешь, а вторая — его милейшая жена Татьяна.

— Ты серьёзно? Убили?

— Ну, чисто технически они этого не делали, — он поморщился так, словно это в его глазах не имело совершенно никакого значения. — Не приставляли пистолет к ее виску, не перерезали ножом горло. Но это не меняет сути дела.

— Что случилось?

— Она умерла, когда мне было пятнадцать лет. До этого мою жизнь можно было назвать счастливой. Беззаботное детство, в котором самой большой бедой были порой слишком занятые на работе родители. Та компания, в которой ты работаешь, ее создала мама. Отец сначала ей просто изредка помогал, потом, по мере расширения, занимался все больше. А после ее смерти, как видишь, полностью взял управление на себя.

Но в какой-то момент мама стала замечать, что отец все чаще где-то задерживается, срывается на ней по пустякам, все меньше проводит с нами время. Дома почти постоянно были ссоры и выяснения отношений. Но он все отрицал, каждый раз находя какое-нибудь объяснение. Пока в один "прекрасный" день все не встало на свои места — когда он объявил маме, что больше ее не любит, хочет развестись, и вообще — у него давно есть другая женщина, которая ждет от него ребёнка. Был жуткий скандал, крики, слёзы, а я сидел у себя в комнате и мечтал, чтобы это оказался плохой сон.

На эмоциях она уехала, видимо, просто не могла больше находиться с ним в одном доме. И попала в аварию, не справившись с управлением. Нельзя было садиться за руль в таком состоянии, просто нельзя, но он даже не остановил ее. Мог, но отпустил, позволив выехать на дорогу в истерике. Она прожила еще целый день и умерла в больнице, так и не приходя в себя.

Я подошла к нему ближе и обняла, уткнувшись лицом ему в спину. Любые слова тут были излишни. Он коснулся моих рук, сцепленных у него на животе, проведя по ним большим пальцем. Крепко сжал.

— А потом у нас дома появилась Татьяна, а ещё через пару месяцев родился Кирилл. Два месяца, понимаешь? Больше полугода какая-то женщина ждала от него ребёнка, а он уверял маму, что она все себе придумывает и ничего не изменилось. Прекрасно зная, что у него вот-вот родится сын. Татьяна пыталась быть милой, но я ненавидел ее всей душой. Ее и отца. Как можно было так предать маму? Найти другую? Позволить ей умереть? Разрушить сразу две жизни?

Он немного помолчал, а затем продолжил:

— Я плохо помню первый год после ее смерти. Я уничтожал себя и отравлял все вокруг. Я ненавидел их настолько сильно, что это затмевало собой все остальные чувства — не было больше ни боли, ни разочарования, ни печали. Только животная, дикая ярость, разрывающая изнутри. Нет чувства сильнее и искреннее, чем ненависть. Я связался с какой-то плохой компанией и перестал появляться в школе и дома. Почти всегда был под чем-то. Изводил их скандалами, постоянно доводил Татьяну до слез и истерики, и только это доставляло мне хоть какое-то удовлетворение. Отец был в бешенстве. Орал, пытался использовать силу, заявлял, что я просто избалованный ребенок, который требует внимания. Он просто разломал мою жизнь надвое и бросил разбираться со всем этим самому. Я и разбирался — как мог. Я был всего лишь ребенок, который потерял самого близкого человека, а он старательно делал вид, что ничего не произошло.

Потом, когда директор явно намекнула, что школу я не закончу, Татьяна предложила отправить меня в интернат для трудных подростков. Это было преподнесено, как помощь мне. Место, где мне смогут помочь. Там опытные специалисты, там строгий режим, там я окажусь оторван от влияния плохой компании, да и вообще от всего внешнего мира — вот, что он мне говорил. На деле они просто не справились. Он даже не пытался. Не попробовал понять и помочь, отмахнулся, как от надоевшей, испорченной вещи. Завел новую семью, а от меня просто избавился, сбросив с себя ответственность.

Я почувствовала, как все его мышцы напряглись под моими руками. И обняла ещё крепче. Мелкие капли дождя стекали по лицу, но я едва обращала на них внимание. Почему нельзя перенестись на много лет назад и просто вот также обнять несчастного мальчишку, которому так отчаянно не хватало человеческого тепла?

— Интернат — это отдельная история. Я не хочу даже вспоминать то время. Я прожил там больше года, и это худшее время в моей жизни. Там было разное, но, что я могу сказать точно — там никому не могут помочь. Добить, сломать, растоптать — да. Но никому из нас так и не помогли. Родители радовались, что избавились от детей, с которыми слишком тяжело, и в их домах снова воцарилось спокойствие. А мы просто пытались выжить и сохранить остатки себя. Все, чего я достиг за время проведенное там — я больше никому не показывал все, что было внутри. Злость никуда не делась, но теперь я научился ненавидеть тихо.

— Это ужасно, — пробормотала я, но он, похоже, меня даже не слышал, продолжая говорить.

— После выпуска я поступил в институт. Отец постарался, видимо, решив, что этим исполнит свои родительские обязанности. Затем купил мне квартиру, чтобы я пореже появлялся в их доме и портил им нервы. И отправил в самостоятельную жизнь. Сначала было много разных людей, реки алкоголя, тусовки, компании, от которых лучше держаться подальше. Потом я понял, что так больше продолжаться не может — я просто закончу свою жизнь в тридцать лет в какой-нибудь подворотне. Не мог доставить им такую радость. Взялся за ум, закончил институт постарался начать нормальную жизнь. После окончания мой однокурсник предложил уехать в Лондон — у него там жила вся семья. Помог с документами, жильем и работой. Я, не раздумывая, согласился. Это оказалось удивительно правильным решением, и жизнь там заиграла новыми красками.