— Бурная юность? Глядя на тебя сейчас, сложно такое представить.

— Почему?

— Руководящая должность в компании, дорогая машина, — начала я загибать пальцы, — одет всегда с иголочки, держишься со всеми холодно-нейтрально. Это никак не вяжется с образом того, кто принимал в своей квартире толпы пьяных людей.

— С тех пор много воды утекло. Я изменился. Полностью перевернул свою жизнь.

— Интересно. Расскажешь? — попросила я, даже не надеясь на положительный ответ.

— Да что тут рассказывать? — пожал он плечами. — Я просто повзрослел. Понял, что эта дорога ведёт в никуда. И пытаться кому-то что-то доказать — это так по-детски. Всем вокруг абсолютно все равно, даже если в один прекрасный день ты напьешься так, что выпадешь из окна. Наоборот, кто-то даже вздохнет с облегчением. Тогда я оборвал все контакты, уехал в другую страну и принял, наконец, на себя ответственность за свою жизнь.

Я на мгновение замерла. Влад стоял сейчас передо мной такой неожиданно искренний и открытый, без жгучего мороза в словах и глазах, без выставленных острых иголок, что казалось — ещё немного, и он совсем оттает. В голове промелькнула мысль — а, может быть, вот именно сейчас подходящий момент спросить, что вообще случилось между ним и отцом и оттуда такая ненависть к нему и Татьяне, показавшейся мне такой милой. Не заметить отношение Влада к этим двоим мог разве что слепой, эта ярость была почти что осязаемой.

Но я промолчала, так и не задав ни одного вопроса. Во-первых, лезть в душу к человеку со своими расспросами вряд ли хорошая идея, особенно к тому, которого ты знаешь несколько дней, а он сам явно не спешит делиться сокровенным. А, во-вторых, я прекрасно помнила, как от одного неверно сказанного слова, он вмиг превращался в сущего дьявола, встречаться сейчас с которым мне совершенно не хотелось. Мне хотелось задержаться рядом с этим новым, показавшимся из-за тяжёлой брони, Владом.

Поэтому я уселась на высокий стул возле барной стойки, разделяющей зоны кухни и гостиной, и спросила:

— И где же твое обещанное вино?

— Сейчас будет.

Он открыл один из навесных шкафчиков и достал оттуда бутылку вина — кроме нее там ничего и не было. Из другого жестом фокусника извлек два бокала, а я успела заметить там ещё несколько тарелок и кружек. Готова отдать руку на отсечение, что больше на его кухне ничего не было — здесь явно ничего не готовили и не ели. Плита была девственно чиста и больше походила на декорации к рекламе идеальной кухни.

Я взяла протянутый мне бокал и пригубила напиток. В вине я мало понимала, но вкус оказался приятным, и я улыбнулась.

— Неплохо.

— Если бы ты знала, сколько оно стоит, ты бы воздержалась от столь скромных оценок.

— Разве это так важно? Если мне что-то не нравится, то все равно, что это стоит кучу денег. И наоборот. Людей это, кстати, тоже касается. Никогда не оценивала их по благосостоянию. Если человек богат, это не значит, что он лучше бедняка.

— Хорошо, значит не деньги. Но что же тогда делает человека хорошим?

— Честность, доброта, искренность… — начала я.

— Это стандартный набор качеств, подходящих под определение хорошего человека. Но люди гораздо сложнее, их невозможно так легко загнать в рамки "плохого" и "хорошего". У каждого есть шкафчик со скелетами.

— Хочешь сказать, хороших людей нет, все в разной степени плохи?

— Скорее, что у каждого своё понятие о том, что такое хорошо и что такое плохо. Это кажется легким только в детском стишке, а в жизни разобраться бывает очень сложно. Я сейчас, конечно, не про базовые вещи — не убей, не укради.

— А бывает так, что хорошие люди ошибаются и делают плохие поступки.

— И что, это не делает их плохими? — Влад внимательно посмотрел на меня.

— Нет, — я встретила его взгляд, — это делает их… Настоящими, живыми. Все могут ошибиться. Люди вообще существа неидеальные, не надо об этом забывать.

— То есть, даже если человек совершил плохой поступок, он заслуживает быть прощенным?

— Думаю, да.

— А если поступок очень плохой?

— Что значит — очень? У всех разная измерительная шкала, этой меры нет в системе единиц. Но всё-таки да, заслуживает. Не обязательно же продолжать с этим человеком общение, но это прощение нужно нам самим. Обида и ненависть разрушают изнутри.

Он глубоко вздохнул и залпом выпил вино из своего бокала. Расстегнул пуговицы на манжетах рубашки и закатал до локтя рукава. Потом вдруг спохватился:

— Прости, я даже не предложил закуску. У меня есть только… — он задумался, а потом хмыкнул: — На самом деле, у меня ничего нет из еды. Прости.

— Не страшно, — я улыбнулась, — на твое счастье, я люблю пить вино просто так.

— Ты удивительная девушка, Полина.

— Потому что не люблю закусывать алкоголь? — рассмеялась я.

— Нет. Потому что рядом с тобой чувствую себя… Свободным. И это ощущение сводит с ума.

Это признание оказалось таким неожиданным и обескураживающим, что я растерялась, не зная, что ответить. Влад смотрел на меня так внимательно, будто я была каким-то ценным музейным экспонатом, по счастливой случайности, оказавшимся на его кухне.

— Кто-то, похоже, слишком много выпил, — я решила перевести все в шутку и тоже прикончила свое вино одним глотком, потому что от его взгляда меня бросило в жар.

Он лишь улыбнулся, откинувшись на спинку стула, и разлил остатки вина по нашим бокалам.

— Совсем нет, — он дождался, пока последние капли стекут с тонкого горлышка бутылки в бокал, и отставил ее в сторону.

— Ты заигрываешь со мной.

— Расслабься, Поль. Я же обещал вести себя хорошо.

Я рассеянно кивнула. Мой взгляд был прикован к его рукам, лежащим на столе. До этого момента, я видела Влада только в рубашке, но теперь, когда он оголил руки до локтей, на правой из-под одежды виднелась татуировка. Верхняя ее часть заканчивалась где-то на шее, этот участок я видела раньше, но не думала, что она занимает практически всю руку. Что на ней было изображено — непонятно, рубашка все еще скрывала практически весь рисунок.

— Что за тату? — не смогла я скрыть любопытства и кивнула на его руку.

— Хочешь посмотреть?

— Да.

Он расстегнул рубашку, снял ее и бросил на спинку дивана, а я едва удержалась на высоком стуле, совсем не ожидая, что он окажется передо мной полуголым. Его плечо опутывали черные полосы, местами напоминающие графические фигуры, местами замысловатые переплетающиеся узоры. Они спускались вниз по руке, заползали на грудь, терялись где-то на рёбрах.

— Красиво, — выдохнула я. — Тоже отголоски молодости?

— Не совсем. Скорее тату их скрывает.

Я встала и подошла поближе. Он не шевелился, пока я медленно спускалась со стула. Не шевелился, когда замерла всего в нескольких сантиметрах от него. Лишь едва уловимо дрогнул, стоило мне коснуться пальцами причудливого рисунка на его теле. Если присмотреться повнимательнее, то под черной краской можно было разглядеть едва заметные шрамы. А еще — почувствовать, если провести по ним рукой. Один, самый длинный тянулся вдоль плечевой кости, почти на всю ее длину. Остальные, уже меньше и тоньше, попадались то тут, то там. Я тяжело вздохнула, а Влад будто бы вообще забыл, что нужно дышать.

— Что случилось? — поинтересовалась я и сразу же добавила: — Если не хочешь, можешь не отвечать. Я сегодня не в меру любопытная.

Он тихо рассмеялся.

— Может, угадаешь?

— У нас тут что, шоу "Интуиция"? — я отстранилась от парня. — Ладно, уговорил. Начну с простого — ты попал в аварию на машине? Нет, стой! На мотоцикле!

— Ни то, и ни другое.

— Хорошо, — я задумалась. — Упал с высоты? Неудачно нырнул прямиком в острые камни?

— Нет.

— Занимался экстремальными видами спорта? Паркуром?

— Нет, — он даже рассмеялся.

— На тебя напал тигр или медведь? — я сложила на груди руки. — Тоже нет? Тогда я сдаюсь.

— Подрался. Я всего лишь подрался. И не с медведем, а с обычным пацаном, с которым мы не сошлись во взглядах. Только в разгар драки у него в руках оказалась разбитая стеклянная бутылка, которой он меня и полоснул.