— Это не печать подчинения, — предупредила она. — Это узор привязки: тропа будет слышать тебя дальше, чем обычно слышат наверху.

— А пророчество? — спросила я слишком прямо, хотя обещала себе не вываливать всё сразу. — Оно здесь. Я чувствую. И вы — чувствуете.

Жрица улыбнулась так, как улыбаются те, кто знает больше, чем может сказать.

— Слова любят время, — произнесла она. — Сегодня — дорога. Завтра — имя. Потом — огонь. Придёшь — услышишь.

Смысл — как зеркало в полутьме: кажется, видишь отражение, но подойдёшь ближе — окажется глубиной. Я не настаивала. Иногда «потом» — лучший ответ.

Пока мы ждали окончания зарядки, я отдала в храм на хранение копии наших контрактов. Жрица-писарь с серьёзной родинкой у губ проверила формулировки.

— «Права и обязанности сторон… право на отказ… доля урожая… жильё… право голоса в общих спорах…» — она подняла на меня глаза. — Вам скажут, что вы пишете ересь. Но это — письмо о равных.

— Я пишу, как дышу, — ответила я. — По-другому — уже нет.

Мы вышли под каменную арку с тяжёлой тишиной за спиной и светом, который хлынул на плечи, как вода.

— Твоя жрица тебя запомнила, — тихо сказал Риан.

— Я и её, — улыбаюсь. — У нас теперь «долгий разговор».

Иллена шла рядом — задумчивая, но спокойная. Каэль шагал левее — как в ранцах, где всегда находился мой фокус.

— Дом услышит наш голос дальше, — сказал он. — Значит, дорога будет короче.

— И громче, — буркнул Ардан, встречая нас у ворот. — На дороге уже нюхают чужие.

«Контракты, свидетели и первый “нет”»

Зеркала Мирэллы мы приклеивали молча — под балки, к стойкам ограды, на внутренние дверцы кладовой. Дом отвечал коротким вибрированием: «есть». Вода в источнике звякнула — не звук, а ощущение, будто в глубине упало серебряное кольцо и сразу растаяло.

К обеду пришли наши первые «контрактники»: лечец Эрин и братья Нэр с Нораном. За ними, неожиданно легко, — невысокая женщина-дроу с медной косой и спокойным лицом. Поверх плаща — кожаный фартук, в руках — сумка с инструментами.

— Мастерица Тамар, — представилась она. — Строю двери. Те, через которые выбирают сами.

Я не удержалась от улыбки — мир любит точные совпадения.

Свидетелями выступили Иллена и… сфинкс. Я настояла — «вне системы» должен смотреть «вне системы». Он обиделся понарошку, но хвост-кисть вёл записи на дощечке, царапая когтем строгие значки.

Контракты зачитали вслух. Я говорила ровно, без проповеднического пафоса — это соглашение, не молитва. «Срок — год, с правом продления по обоюдной воле. Жильё — предоставляется. Ошейники — подлежат снятию на Верхней земле. Доля урожая —…» — Тамар попросила пункт о личной собственности: «Если ремесленник делает вещь — она его, пока не продаст». Вписали.

— Подписать? — спросила я.

— Да, — ответили трое. Эрин впервые улыбнулся широко — как человек, который нашёл ровную тропу после долгого хождения по сырой щебёнке.

И в этот момент появился первый «нет».

Юноша лет на пять моложе Каэля — хрупкий, с пружинистыми движениями музыканта. На шее — тонкая цепочка, к которой крепится… не ошейник, а что-то вроде бляшки, лёгкой, игрушечной — издёвка. За ним — женщина с жемчужной нитью на запястье. Из тех, кто любит иметь «тонкие поводы».

— Хочу посмотреть, — сказал юноша тихо. — Что у вас за «контракты».

— Хочу убедиться, — сказала она громко. — Что вас не обманывают.

Я смотрела только на него.

— Ты можешь сказать «нет», — произнесла я просто.

Он кивнул — слишком быстро, как те, кто всю жизнь кивает. И в этом «да» было много не «его».

— Я вернусь, — сказал юноша, — когда смогу выбрать сам.

Он развернулся. Женщина не удержала улыбки.

— Одного «нет» достаточно, чтобы система зазвенела трещинами, — заметила Иллена, когда они ушли. — Слышишь?

Слышала. В доме Даг отозвался неслышный ток — ровный и долгий.

Мы подписали первые три договора. Сняли ошейники. Вода в колодце засветилась холодным огнём. Феникс спикировал, оставил на перилах горсть золотистых перьев — «на счастье и на чай» (феликус уже заваривал).

Под вечер пришла Тамар со своими дверями. Дверьми они назывались условно — гладкие панели с врезанными в древесину узорами-решётками. В середине — крошечные гнёзда под зелёные кристаллы. Она врезала их в проём нашей ограды.

— Это не ворота, — объяснила. — Это выбор. Снаружи — ты гость. Внутри — ты свой, если тебе открыли.

— Красиво и честно, — сказала я. — Оставишь один лишний? Для дорожки на юг.

— Оставлю, — кивнула она и провела по дереву ладонью. Доска вздохнула — коротко, как ребёнок во сне.

«Зеркала отвечают, Сарайн атакует»

Мы ужинали вовсю — суп, свежий хлеб, зелёнка, чуть вина, — когда у стены тихо вспыхнул один из зеркальных «глаз». Не ослепительно — мягко, как выдох. Я подошла и приложила ладонь — в пальцы ударило, как от кошачьего статического электричества.

— Пошёл обратный ход, — спокойно сказал Риан. — В чьей-то руке сейчас загорелся такой же знак.

— Значит, нас метили, — добавил Каэль.

— И получили обратно, — закончил Ардан, уже поднимаясь.

В следующую минуту в небе вспыхнула короткая голубая искра и погасла. Где-то на границе леса сухо треснул воздух — будто уронили стеклянную чашу на камень. Ветер принёс вязкий запах… чёрного жемчуга. Сарайн. Поздравляю, леди, вы только что сами себя «подсветили».

Кристалл связи вспыхнул прежде, чем я успела вдохнуть.

— Лана, — в голосе Иллены было железо. — В городе шум. У Сарайн на руке ожог «зеркала». Она орёт про «дерзость верхних дикарок». Совет собирают на чрезвычайное заседание. Они хотят ввести пропуска на выход «для безопасности».

— Для их безопасности от нас, — фыркнула я. — Сколько у нас времени?

— Ночь. Завтра с первым солнцем. Но есть тонкость, — продолжила Иллена, — они не могут перекрыть тропы, которые освящены вчера и ранее. А твоя тропа — уже имеет имя.

— Дом Ланы, — повторила я. — Отлично. Тогда завтра утром у нас «экскурсия». Легальная.

Я закрыла связь и повернулась к своим.

— План простой: идём в храм вместе — мы, контрактники, Тамар, свидетели. Заявляем тропу «Дом Ланы» как общественную «дорожную артерию»: доступ свободный для тех, кто идёт по договору и по зову. Жрицы поддержат — храм всегда любит формулировки про «зов».

— И про ответственность, — напомнил Риан. — Мы отвечаем за тех, кого проводим.

— Отвечаем, — согласилась я. — Плюс: Тамар ставит вторые «двери» у самой арки. Плюс: Мирэллина сетка зеркал — на подходах. Пусть Сарайн попробует «осветить» нас в храме — её же «отблеск» вернётся ей на лицо.

— Красиво, — усмехнулся Ардан.

— И честно, — сказал Каэль. — Мы не ломаем. Мы строим.

---

Ночь была короткой, как хороший тост. Я всё равно успела заснуть — рядом с открытым окном, под шорох Дага, с золотистой тенью феникса на стене. Проснулась от запаха дождя. Первый дождь Верхней земли пришёл тихо и сразу — крупной тёплой росой, что стекала по листьям, как молоко. Дом дышал глубже; я — тоже.

Мы шли плотной группой. Ардан нёс ящик с кристаллами; Риан — зеркала; Тамар — выкрашенную в мягкий зелёный панель-дверь; Эрин — сумку лечца; Нэр и Норан — стойки для будущих вывесок («Дом Ланы. Дорога для тех, кто умеет дышать»). Сфинкс шёл важно; феликус — как тень; феникс — на высоте, под дождём, сиял едва заметно.

У ворот нас ждали. Не храм — он всегда ждёт. Нас ждали чужие плащи, блеск жемчужин и ледяные улыбки. Впереди — Сарайн. Повязка на правой руке, с подложкой из трав и мазей, и злость в глазах — холодная, как тщательно отшлифованный камень.

— Лана, — её голос разрезал воздух. — Ты нарушаешь порядок.

— Я строю тропу, — ответила я. — Освящённую. Легальную. С договорами и свидетелями. Вот храм, вот мы, вот двери — выбор перед богиней-Матерью.

Жрицы вышли навстречу. Эйлин — впереди.

— Храм слышал вчерашние слова, — сказала она. — Тропе дано имя. Она ведёт к дому, где «мы» громче «я». Если придёте по выбору — пройдёте. Если по принуждению — дверь останется деревом.