— Что? Я подслушивал? Я никогда…

Харлоу дружелюбно приобнял его за плечи:

— Дружище, у меня есть новости. Твой отец не только разрешил, но и одобрил мое намерение поколотить тебя на днях. Когда мне будет удобно, конечно.

Харлоу дружески похлопал юношу по плечу — в этом демонстративном дружелюбии сквозила угроза. Улыбнувшись, он спустился в прихожую, где его ждала Мэри.

— Джонни, поговорим?

— Хорошо. Только на крыльце. А то вдруг у этого юного разбойника по всему дому натыканы микрофоны.

Они вышли на крыльцо и закрыли за собой дверь. Сквозь пелену дождя трек едва просматривался.

— Обними меня, Джонни, — попросила Мэри.

— Слушаюсь. Обнимаю. И даже не одной рукой, а сразу обеими.

— Пожалуйста, перестань так шутить, Джонни. Я боюсь. Я теперь все время боюсь за тебя. Что-то скверное происходит, не так ли?

— Что может происходить скверного?

— Ох, ты просто невыносим! — Она сменила тему. — Едешь в Марсель?

— Да.

— Возьми меня с собой.

— Нет.

— В тебе нет ни капли галантности.

— Что верно, то верно. Ни капли.

— Ну что ты за человек, Джонни? Что ты задумал?

Она крепко прижалась к нему и сейчас же отстранилась, медленно, с недоумением. Расстегнув молнию его кожаной куртки, она извлекла из внутреннего кармана отливающий синевой пистолет.

— Я не собираюсь делать ничего плохого, милая Мэри.

Она опять сунула руку к нему в карман и достала глушитель. В глазах у нее появились страх и тоска.

— Это глушитель, так? — прошептала она. — И ты можешь с его помощью без всякого шума убивать людей.

— Я же сказал, что не собираюсь делать ничего плохого, Мэри.

— Я верю тебе, ничего не объясняй. Но… я должна сказать отцу.

— Если ты хочешь погубить своего отца, то говори. — Прозвучало это грубо, Харлоу это чувствовал, но он не знал иного пути. — Иди. Рассказывай.

— Погубить… почему погубить?

— Мне необходимо кое-что предпринять. Если твой отец об этом узнает, то попытается мне помешать. Он сломлен. А я еще способен бороться, хотя все уверены, что я спился. Но если он мне помешает, то твоя мать может погибнуть, а это убьет и твоего отца.

— Моя мать…

— Твоя мама жива. Я знаю. И постараюсь узнать, где она находится. Если мне удастся, то я освобожу ее еще этой ночью.

— Ты в этом уверен? — Девушка неожиданно заплакала. — Ты уверен?

— Я уверен в этом, Мэри, милая. — Харлоу очень хотелось, чтобы у него действительно существовала эта уверенность.

— Но ведь существует полиция, Джонни.

— Полицию привлечь конечно можно, но они будут действовать в рамках закона, и это может помешать спасти твою мать.

Противоречивые чувства мучили ее. Она с ужасом глядела на пистолет с глушителем в своей руке. Потом подняла глаза на Харлоу. Он слегка кивнул, забрал у нее оружие и, положив в карман, снова задернул «молнию». Мэри, взяла Харлоу за руки и, глядя ему в глаза, тихо сказала:

— Возвращайся, Джонни.

— Конечно, я вернусь к тебе, Мэри.

Она попыталась улыбнуться. Но ей это не очень удалось.

Харлоу поднял воротник куртки, сбежал со ступенек и быстро скрылся в ночи, будто растворился в дожде. Он так и не оглянулся назад.

Час спустя Харлоу оказался в лаборатории Джианкарло, сидя в кресле, он перебирали толстую пачку блестящих фотографий.

— А я оказался хорошим фотографом, судя по результатам работы, — заметил Харлоу.

— Несомненно. — Джианкарло кивнул. — Чувствуется неподдельный интерес к людям. К сожалению, документы Траккьи и Нойбауэра еще не расшифрованы, однако тем больший интерес они представляют для нас, не правда ли? Это не означает, что документы Мак-Элпайна и Джекобсона не заслуживают никакого внимания. Ни в коем случае. Знаете ли вы, что за последние шесть месяцев Мак-Элпайн уже выплатил свыше ста сорока тысяч фунтов стерлингов?

— Я догадывался об этом… но столько! Даже для миллионера это, должно быть, весьма ощутимо. Каковы шансы выяснить, кто счастливый получатель этих денег?

— К сожалению, равны нулю. Это номер банковского счета в Цюрихе и швейцарский банк раскроет тайну вклада только если получит доказательства, что дело криминальное, связанное с убийством.

— Они получат такие доказательства, — пообещал Харлоу.

Джианкарло испытующе поглядел на него и кивнул:

— Я не удивлюсь. Что же до нашего приятеля Джекобсона, то он, оказывается, самый богатый механик в Европе. Адреса в его книжке — это все адреса ведущих букмекеров Европы.

— Азартные игры?

— Да. Ставки делались через два или три дня после гонок на «Гран-при».

— Так, так. Шустрый парнишка наш Джекобсон. Нашел поистине золотую жилу.

— Да, шустрей некуда. Можете взять эти фотографии. У меня имеются дубликаты.

— Нет уж, благодарю. — Харлоу вернул фотографии. — Каково будет, если я попадусь с этой чертовщиной?

Попрощавшись с Джианкарло, Харлоу поехал в полицейский участок. Дежурил инспектор, с которым он имел дело ночью. От его былого добродушия не осталось и следа, теперь вид у него был весьма мрачный.

— Ну что, удалось выяснить у Луиджи кто именно подослал его ко мне? — спросил Харлоу.

Инспектор мрачно мотнул головой.

— Увы, нет. Не успели.

— Как так?

— Мистер Харлоу, вы слишком круто с ним обошлись и врач прописал ему болеутоляющие таблетки. Палату охраняло четверо — двое находились в палате, двое снаружи. Без десяти минут двенадцать прекрасная молодая блондинка-медсестра… по описанию этих кретинов…

— Кретинов?

— Ну, моего сержанта и троих его людей… Она принесла две таблетки и стакан с водой, и попросила сержанта проследить, чтобы это лекарство дали подопечному ровно в полдень. Сержант Флери с галантностью принял таблетки и дал их Луиджи.

— Какое это было лекарство?

— Цианид.

День клонился к вечеру, когда Харлоу въехал на своем красном «феррари» во двор заброшенной фермы, что у въезда в город Виньоль к югу от гоночного трека. Дверь в пустой амбар была распахнута. Харлоу заехал внутрь, заглушил мотор и вышел, стараясь привыкнуть к полумраку сарая без окон. Внезапно фигура в маске из чулка и с занесенной для удара дубинкой возникла прямо перед ним. Чтобы выхватить пистолет не хватало времени и Харлоу нанес сокрушительный удар плечом прямо в солнечное сплетение, так что нападавший рухнул как подкошенный.

Харлоу навалился на него сверху, схватил рукой за горло, а другой попытался достать пистолет, но не успел. Второй бандит, тоже в маске, огрел Харлоу по голове дубинкой.  Харлоу потерял сознание. Человек, которого он сшиб, корчась от боли, с трудом поднялся и яростно дважды ударил ногой лежащего Харлоу в лицо. Харлоу спасло только то, что нападавший был еще очень слаб, иначе удары могли бы оказаться смертельными. Видимо убивать команды не было и напарник оттащил своего озверевшего компаньона в сторону, а сам обыскал недвижно лежащего Харлоу, делая это тщательно и последовательно.

В сарае стало заметно темнее, когда Харлоу начал приходить в себя. Он шевельнулся, застонал, затем с трудом сел. Некоторое время он находился в таком положении, отдыхая и приходя в себя, затем неимоверным усилием заставил себя подняться на ноги, которые не слушались его и подкашивались, как у пьяного. Ощущение было такое, будто по его лицу пронесся гоночный болид. Скорее повинуясь инстинкту, чем разуму, он, пошатываясь, выбрался из амбара, пересек двор, дважды упав при этом, и, пошатываясь, направился в направлении гоночного трека.

Дождь прекратился, и небо прояснилось. Даннет только что вышел из столовой, когда увидел шатающуюся будто в состоянии алкогольного опьянения фигуру метрах в пятнадцати перед собой. Мгновение Даннет застыл, словно окаменев, затем бросился к Харлоу, обхватил руками за плечи, глянул ему в лицо и ужаснулся — лоб был рассечен и обезображен страшными ссадинами, и кровь, которая все еще сочилась из раны, покрывала всю правую часть лица и залила правый глаз. Левая сторона лица была в ненамного лучшем состоянии, она представляла собой один огромный синяк. Кровоточили и нос и рот, не хватало как минимум двух зубов.