— Смешно, — прошипел тот, приоткрыв пасть и издав серию клокочущих горловых звуков. С некоторой натяжкой их действительно можно было принять за смех. Последовавшая за этим ремарка в тот момент показалась мне достаточно странной: — Этот старик склоняется перед силой молодости, явленной ему Гостем.

— Не припомню, чтобы являл тебе свою силу.

— Вспомнишь, — клацнул зубами Кураш. — Но ты прав, прошлое останется в прошлом, нам стоит поговорить о другом. О будущем, в котором Лаккона принадлежит кобольдам, а люди убрались туда, откуда пришли.

— У нас нет выбора, ящер, — произнёс я, покачав головой. И прошествовав к поваленному стволу грибодерева, оседлал трухлявую древесину, настроившись на серьёзный разговор. Раз уж драться мы сегодня не будем, следовало озаботиться минимальным удобством, а заодно показать собеседнику, что я его не боюсь.

— Продолжай, человек. Этот пария внимательно слушает.

— Как было сказано, выбора у нас нет, — повторил я. — Решает Система и боги, а игроки подчиняются, потому что хотят жить. Впрочем, верно и то, что геноцид вашего народа не является для нас самоцелью. Если люди и кобольды придут к соглашению, дальнейшего кровопролития можно будет легко избежать. Для начала скажи мне, Кас'Кураш, кто ваш вождь и можно ли вести с ним дела?

— Человек пусть зовёт парию просто Кураш, избегая упоминания имени его кладки. Другие «Кас» давно вручили души свои Раккатошу. Человек задал вопрос, но у парии нет на него ответа. Также как и племя уже много циклов живёт без вождя.

— Ещё скажи, вы тут коммунизм успешно построили, — хмыкнул я, чтобы выиграть время. — Ни за что не поверю, что кобольды топят за равноправие. Вождь, староста, полководец — уверен, ты понимаешь, о чём я толкую.

— У нас они зовутся Старейшинами, — согласился Кураш. — Круг Мудрых хранит заветы Ушедшего Бога. Они те, кто даёт наставления младшим, устанавливает очерёдность закладки яиц, научает каждого кобольда, как и ради чего ему жить и умирать.

— Ты говоришь от лица Круга?

— Я говорю от лица всех детей Раккатоша, готовых смотреть в будущее, а не оглядываться на прошлое, которое они знают лишь с чужих слов.

— Тогда слушай и не говори, что не слышал. Нам нужен Пилон…

— Ваши устремления не есть для меня загадка, — покачал головою дверг. — Пария желает знать, на что вы рассчитываете, пытаясь осквернить нашу святыню.

— Святыню? Вы поклоняетесь дохлому накопителю маны?.. Ладно, зайдём с другой стороны, — отступил я, увидев, а скорее почувствовав замешательство на лице собеседника. — Ты, верно, не до конца понимаешь расклады, ящер. Лаккона — это маленький винтик… Нет, так ещё хуже… Лаккона — это косточка в теле Системы, которая по неизвестной причине сломалась и никак не желает срастаться вновь. Поэтому мы здесь. Для того, чтобы вернуть этот мир в рабочее состояние. Не больше, но и не меньше. А там, чем чёрт не шутит, может, и Раккатош ваш вернётся. Имеются у меня основания полагать, что без него здесь дело не обошлось.

— Старейшины посчитали бы твои речи верхом кощунства, чужак. Гости одержали победу, но исход этой войны решится в пещерах Гнезда. Защищая свой единственный дом, кобольды будут сражаться неистово.

— Подумай, Кураш, — произнёс я на выдохе, растирая ладонями уставшие глаза. Недостаток сна имел отвратительное свойство накапливаться. — Подумай вот о чём. Сколько кобольдов остаётся в Гнезде? Сколько из них представляет хоть какую-то опасность для игроков? Мне ты можешь соврать, приукрасить, выдать желаемое за действительное, но самого себя не обманешь. Назови эту цифру в своей голове, а затем удвой её и следом, удвой ещё раз. И наконец, осознай, что это даже не близко с теми людскими ресурсами, которыми обладает Земля.

— Пленные говорили… разное, — голос дверга стал вкрадчивым и серьёзным, растеряв покровительственные нотки. — Но им не поверили. Больше ста тысяч, человек?

— Много больше, Кураш.

— Насколько больше?

— Нулей эдак на пять, — почти что не приукрасил я.

— Немыслимо! — возбуждённо прищёлкнул пастью мой собеседник. Хвост заметался, выдавая бушующие эмоции ящера. И тогда я забил последний гвоздь в крышку гроба самонадеянности аборигенов, происходящей от их же невежества:

— Мы будем приходить раз за разом, убивать и калечить, жечь и ломать. Мы принесём с собою оружие. Настоящее оружие, а не эти железки. Настолько мощное и смертоносное, что покажется тебе столь же немыслимым, как и наша численность. Рано или поздно мы вырежем всех кобольдов до единого.

— Договаривай, человек! — В отсутствии развитых мимических мышц Курашу не составляло труда удержать лицо, но изменившийся голос и дрожащий в нетерпении хвост выдавали его с головой.

— Или так, — кивнул я, — или кобольды отойдут в сторону, обеспечив нам свободный доступ к святыне. Лаккона должна ожить снова — такова наша цель.

— Мы на одной стороне, — дверг тяжело покачал головой. Казалось, он и впрямь опечален сложившимся положением.

— Но?

— Старейшины считают иначе. А пария… не может вести за собой племя. Как и дверг не имеет права становиться вождём.

— В нашем мире есть одно слово, мой чешуйчатый друг, ломающее любые стереотипы. Это слово — революция.

Застыв в раздумьях на пару секунд, Кураш поднял на меня горящий взгляд:

— Парии нравится то, что он слышал. Революция созвучно слову надежда…

— Драть, скупаться бы, — протянул Налим, вырывая меня из плена воспоминаний. Расправляясь с остатками очередного брикета, пройдоха тоскливо поглядывал в сторону озера. Робин угрюмо пялился в никуда. Марико с улыбкой на лице наблюдала, как маленький светлячок пытается выбраться из клетки скрещённых пальцев. Навух, казалось, просто дремал. В густой тени здоровенного коричника было темно и влажно.

— Сдурел? Там же змеи! — Смайт храбрился, желая показать себя в лучшем свете. Но чем дальше, тем больше застарелый страх перед пресмыкающимися гадами сам вылазил наружу, превращая мужчину и игрока в малахольную девицу, того и гляди норовящую свалиться без чувств.

Последний отрезок пути занял достаточно много времени, хотя скрытность и безопасность группы однозначно стоила этих трат. Теперь, когда кобольды, подстрекаемые Кругом Мудрых, готовились к последнему бою, повторять мой старый маршрут было бы сродни коллективному самоубийству. Небольшой отряд вроде нашего на Севере Лакконы ждала лишь смерть.

Именно этими соображениями я руководствовался, по большой дуге обходя земли, которые коротышки считали своими и ревностно охраняли от посягательств любых чужаков. Даже когда царство мёртвого камня сменилось буйством прибрежной растительности, а в воздухе запахло стоялой водой, я не стал командовать остановку, продолжая гнать отряд дальше на запад. Километр за километром, покуда охотничьи угодья кобольдов окончательно не скрылись за горизонтом. Здесь простирались нейтральные земли до которых, в контексте сложившейся ситуации, скорее всего, никому нет особого дела. И меня это абсолютно устраивало.

Задание Совета формально было исполнено. В групповой чат отправилось сообщение приблизительно следующего содержания: «Кобольды запрашивают переговоры и готовы к уступкам, но если не поторопитесь, они просто обрушат входы. В любом случае, дальше это исключительно ваши заботы. Я самоустраняюсь. Адиос!»(38/140) А затем, не обращая внимания на сыплющиеся вопросы, попросту вышел из чата. Грыз меня червячок подозрений, что Сунь каким-то образом способен отслеживать абонентов своего навыка. И всё равно приманка получилась до одури притягательной. Уверен, теперь армия игроков будет в холмах уже через сутки, а дальше… Дальше за дело возьмётся чешуйчатый «Че Гевара».

Возвращаясь к делам насущным, стоит заметить, что за время долгого перехода резерв маны наконец-то преодолел значение в двести единиц, произведя тот самый эффект, которого стоило ожидать. Система зафиксировала взятую высоту, разродившись уведомлением о естественном росте параметра мудрости (2). Теперь неплохо зарекомендовавшую себя Магическую стрелу можно будет использовать дважды, даже без допинга в виде камней маны. Главное — не частить, чтобы не сжечь энергоканалы. Последствия такого рода казусов желательно проверять на ком-то другом. В моём же окружении обладателей магического дара, которыми можно пожертвовать ради науки, как-то не наблюдалось.