— Гниль на твою кладку, человек! — избежав контратаки, прорычал дверг на системном наречии. — Раккатош пожрёт твою душу!

— Не дождёшься! — рявкнул я, обратившись жалящим вихрем. Обескураженный противник попятился, с трудом отбивая длинные серии ударов и выпадов. Всё смешалось. Звон стали, крики людей, свист и стрекот умирающих тварей заполнил безымянное ущелье, стиснутое меж каменных глыб. В тридцати шагах над полем боя нависал силуэт Боевой Формы Адама. Так близко и так бесконечно далеко. Наплевав на изначальный план, британец пришёл нам на помощь и не мне его за это судить.

Не имея возможности уклониться от навязанного Ло'Криошем поединка, я выжимал из себя последние силы, тесня ошеломлённого напором противника. Его ятаган был слишком тяжёл и неповоротлив для фехтования. А для того, чтобы реализовать дурную мощь такого оружия, требовалось для начала перехватить инициативу, чего я никак позволить не мог.

— Г-р-р-а! — взревел Ло'Криош, делая пасс левой рукой. Почва ушла из-под ног. Волной сгустившегося воздуха меня отбросило на несколько метров и протащило по острым камням.

Мелкий зелёный ублюдок подскочил со спины, воспользовавшись своим шансом, чтобы сунуть осколок кости куда придётся. Пришлось в бок, но материя куртки выдержала, а вот чешуя твари удар возмездия сдержать не сумела. Отбросив мёртвого кобольда, я поднялся на ноги. Ло'Криош теснил едва живого Заступника. Чёрным летучим туманом сочились кошмарные раны, покрывающие полуматериальное тело. Фамильяр находился на грани развоплощения.

— Линч, вместе! — Знакомое одутловатое, рябое лицо, залитое кровью, искажённое болью и яростью. Лютый, жив! Это мой шанс, отчётливо осознал я. Нельзя терять ни секунды. Пружина разжалась, и тело выстрелило энергией, бросая себя по кратчайшей траектории к цели. Не успею, проскочила предательская мыслишка. Заступник уже лишился головы, снесённой с плеч ятаганом. Ло'Криош, перехватив неуклюжий тычок новичка, вновь занёс своё страшное оружие для удара.

Пять быстрых шагов, одна секунда, растянувшаяся маленькой вечностью. С жадным чавканьем лезвие ятагана вгрызлось в живую плоть, и в тот же миг я вонзил свой клинок в спину дверга. Провернул и с силой втолкнул сталь ещё глубже, расширяя без того смертельную рану. Ло'Криош вздрогнул всем телом. Я чувствовал эту дрожь сквозь обагрённую тёмной горячей кровью рукоять своего меча. Я дрожал вместе с ним, дрожал от удовольствия, поглощая энергию жизни умирающего врага.

— Вам не… Че-ло-ве… — захлебнувшись кровью, дверг отдал душу своему богу. Кому отдал душу Лютый, разрубленный от плеча до середины груди, оставалось только гадать. Смерть остудила горячие головы. Два павших воина повалились рядом, как старые приятели, напившись хмельного, засыпают в обнимку…

— Безумству храбрых поём мы славу, — прохрипел я. Багровый от крови клинок взметнулся в салюте, отдавая дань уважения, которой они оба были достойны. Для мёртвых всё было кончено. Мёртвые могли отдохнуть. У живых же ещё оставалось полно дел. Сверкающая густой лазурью наградная карта величаво вскружилась над телом мёртвого дверга. Малый магический дар (F, 1/5), бесстрастно сообщил интерфейс, сигнализирующий также о множестве пропущенных в пылу сражения уведомлений:

…

Получено 2 ОС! (65/120)

Получено 2 ОС! (67/120)

Получено 4 ОС! (71/120)

Получено 40 ОС! (111/120)

Двумя часами ранее…

Ультиматум — как это в духе подросткового максимализма. Марико ушла, довольная своей выходкой, и Сунь по-доброму улыбнулся. Он уже и забыл, когда в последний раз от него что-то требовали подобным тоном. Немолодой китаец поймал себя на этой мысли, и кончики его губ искривились в горькой ухмылке. Ничего не поделаешь, Марико слишком напоминала дочь, погибшую восемь лет назад в автокатастрофе. Отсюда и стремление оберегать, и забота, и даже ревность. Отеческая ревность. Он был далёк от того, чтобы увидеть в ней женщину. Вот и теперь сердце требовало запретить девочке подвергать свою жизнь опасности. Однако Сунь давно научился соизмерять его порывы с прогнозами рационального разума. В особенности с тех пор, как вся Радуга Вероятностей открылась для его взора…

— Господин, так достаточно? — голос одного из приближённых отвлёк жреца от его размышлений. Парень, чьи азиатские черты смягчались примесью европейской крови, протягивал ему результаты своей работы. Камень размером с куриное яйцо был щедро обтянут полосками ткани. Связать их следовало так, чтобы немудрёный снаряд не расстался с «одёжкой» прямо в полёте, а свисающие хвостами фитильки имели в достатке длины. Кай понятия не имел, зачем он делает то, что делает, но так было нужно, для общей победы.

— Да, мальчик мой. Продолжай. Нам понадобится много таких, — с ободряющей улыбкой промолвил Сунь. Серьёзно кивнув, парень оставил жреца наедине с его мыслями. Плохой исполнитель, прежде чем сделать, спросил бы: зачем? Хороший — сначала сделает, а потом уже даст волю своему любопытству. Молодой ханец, выросший за пределами родины, был редкой породы исполнителей идеальных. Он не задумывался над подоплёкой приказа. Просто делал, что нужно и сколько нужно. Слова жреца служили для него достаточной мотивацией, за что Сунь его и ценил. А с девочкой всё будет в порядке. Если только он сам не вмешается, поддавшись чувствам. Ведь Паутина Судьбы плетётся тонкими нитями, и даже малейшее дуновение способно нарушить хрупкий узор.

Сунь убедился, что рядом нет посторонних, и, тяжело вздохнув, принялся растирать виски. Прикосновение холодной кожи и ритмичные круговые движения пальцев ненадолго уняли головную боль, ставшую вечным спутником жреца Дэйты с тех пор, как Артефакт принял его. Меньше всего заметно то, что маячит на самом виду, поэтому для всех остальных это был просто «навык, позволяющий принимать правильные решения». О том же, что Маска Ткача не была уничтожена, знал лишь один живой человек — он сам. Госпожа, разумеется, знала тоже. В конце концов, это её подарок. Но человек… Дэйта была кем угодно, только не человеком. И как же порою хотелось открыться, чтобы хоть с кем-то разделить это тяжкое бремя.

Впрочем, он давно вышел из того возраста, когда чувства могли бы возобладать над разумом. Эмоции — это пелена, которая заслоняет суть. А суть была в том, что Линч — жестокий, беспринципный, но по-своему харизматичный и совершенно точно не глупый человек, являлся чёрным пятном на Ткани Реальности. Таким же, как Лазарь и в меньшей степени Гаспар. Госпожа предупреждала насчёт последних двоих. Апокрифы защищают носителей от «пристальных взглядов». Но неужели и Линч? Когда Адам под внешне благовидным предлогом предложил продавить расширение Совета, жрец Дэйты пошёл на этот шаг. Однако теперь отчасти жалел о том, что позволил британцу себя уговорить.

Чёрные пятна Апокрифов вводили элемент хаоса, вечной неопределённости в уравнение реальности. В этом и крылась угроза. Ведь, прорицая желаемый исход, Сунь помимо собственной воли вплетал его в Ткань Бытия. Вплетал нитью своей души, оставляя рубец, по которому, будто по тропинке между бесконечности параллельных исходов, обязан был пройти до конца. А иначе Нить Ариадны порвётся, Ткань Реальности разгладится, а часть его души бесследно исчезнет, растворённая в энтропии пространства и времени. Сунь не врал, говоря другим лидерам, что его навык помогает принимать правильные решения. Но знали бы они, какой ценой… Нет. Сунь замер, охватив беглым взглядом несколько десятков тысяч вероятностей. И, поморщившись от стрельнувшей в виски боли, покачал головой. Знать этого им точно не стоило.

— 38 часов, 2:00

Тихо хрустнула зелёная чешуя. Хрустнула и сломалась, окрасившись кровью. Кобольд заверещал, задрыгал конечностями, не понимая, что уже обречён. Придавив недобитую тварь сапогом, я обхватил навершие рукояти левой рукой и усилил нажим, проталкивая лезвие меча сквозь агонизирующие потроха. Секунда — и очередной хитрован, вздумавший притвориться мёртвым, умер по-настоящему (118/120). Трудно обмануть того, кто слышит эхо живого разума. Перешагнув обмякшее тело, я двинулся дальше, стараясь не задумываться, что там такое мягкое и скользкое хлюпает под ногами. Мясницкий труд не доставлял мне особого удовольствия, но если кровь — плата за силу, я готов был искупаться в ней целиком.