Ну, и так далее все в том же духе…

Тут что еще интересно: в чью голову пришла идея обвинить Берию, никогда не замеченного в какой-либо сексуальной озабоченности (в отличие от многих других деятелей советской верхушки), именно в этом? Кто вообще придумал столь наглую дезу? А кто придумал объявить человека, всю жизнь боровшегося за соблюдение законности, «карманным палачом» Сталина? Министра, первым шагом которого на этом посту стал приказ о запрещении пыток, ославить как садиста? Государственного деятеля, все делавшего открыто, будь то «подсиживание» Молотова или признание преступлений МВД, объявить заговорщиком?

Впрочем, стиль узнаваемый. Мы знаем, в чьих мемуарах Сталин, не пивший ничего крепче вина, ославлен как алкоголик, он же, не боявшийся ни пули террориста, ни немецких бомб, представлен трясущимся от страха за семью запорами параноиком, в чьих рассказах о последних годах его жизни вождь, никогда не терявший ясности мышления, представлен впавшим в маразм.

Сама ложь о Берии, бьющая через край ее пошлость и беспардонность, выдает автора с головой. Назвать этого человека? Это те же уста, которые утверждали на ХХ съезде, что Сталин воевал по глобусу. Политик, воспринявший всем существом бессмертный принцип Льва Давидовича Троцкого – врать надо нагло.

Человек этот в своем роде уникален. Почти у каждого из нас есть совесть, есть хоть какая-то, но мораль. И каждому свойственно мерить других по себе. Поэтому столько гадостей и вышло в широкий мир с легкой руки Никиты Сергеевича Хрущева, что простому смертному трудно понять: бывают люди, у которых совести и морали нет совсем…

В этом деле, помимо Берии, еще множество действующих лиц. После его убийства прокатился целый вал арестов в органах и по стране – брали тех, кто имел и мог иметь дело с Берией. Но мы сейчас не о них, а о членах их семей. Как Хрущев, нарядившийся в украденную тогу «отца реабилитации», поступил с родственниками расстрелянных?

После осуждения Берии и его кавказских соратников их близкие родственники были высланы из Грузии в Свердловскую область, Красноярский край и Казахстан. Чтобы не возмущались. А если и будут возмущаться, то пусть не в Грузии.

Сестры Берии и другие сородичи, высланные в Казахстан, как значится в записке Серова от 19 сентября 1955 года, «продолжают и ныне восхвалять Берия, утверждать о его невиновности и высказывать недовольство решением об их выселении». Сестру Берия и ее мужа даже решено было привлечь к ответственности «за злобную антисоветскую агитацию».

«В 1953 году, – пишет Серго Берия, – обеих моих бабушек, одной в то время было 84 года, другой – 81 год, в одночасье вышвырнули из квартир и отправили в дом престарелых в сотне километров от Тбилиси. Никому из родственников взять их к себе не разрешили…» Поскольку их не выселили из Грузии, то, надо понимать, даже центральные власти решили не трогать старушек, это была уже самодеятельность местных товарищей.

А теперь о самых близких Берии людях…

Серго Берия задержали в тот же день, 26 июня, в Кремле. Арестовывать пока не стали, просто отвезли на дачу, к матери, жене и детям. Дача была окружена военными, во дворе стояли бронетранспортеры.

«Не останавливаясь, прошел в дом, – вспоминает он. – Все – и мама, и Марфа (Марфа Пешкова – жена Серго. – Е. П.), и дети, и воспитательница – собрались в одной комнате. Здесь же сидели какие-то вооруженные люди.

И мама, и жена вели себя очень сдержанно. Меня явно ждали.

– Ты видел отца? – это был первый вопрос мамы.

Я ответил, что, по всей вероятности, его нет в живых, и в присутствии охранников рассказал, что увидел недавно дома.

Мама не заплакала, только крепче обняла меня и тут же принялась успокаивать Марфу: моя жена ждала третьего ребенка.

Не прошло и получаса, как в комнату вошел человек, одетый в военную форму.

– Есть указание вас, вашу жену и детей перевезти на другую дачу.

Мама оставалась здесь.

– Ты только не бойся ничего, – сказала она очень тихим и спокойным голосом. Впрочем, возможно, мне показалось, что она говорила очень тихо, потому что Марфа тоже услышала. – Человек умирает один раз, и, что бы ни случилось, надо встретить это достойно. Не будем гадать, что произошло. Ничего не поделаешь, если судьба так распорядилась. Но знай одно: ни твоих детей, ни твою жену никто не посмеет тронуть. Русская интеллигенция им этого не позволит».[93]

И в самом деле, внучку Максима Горького хоть и вызывали в МВД, и допрашивали, но арестовать не решились. Насчет своей судьбы ни Нина Теймуразовна, ни Серго не обольщались: они были уверены, что прощаются навсегда.

Нину Теймуразовну арестовали 19 июля 1953 года. Андрей Сухомлинов прочел и ее дело. О чем оно? Да все о ерунде какой-то. Родственные связи с Евгением Гегечкори, с Теймуразом Шавдия, который был осужден за измену Родине. О каких-то «особых условиях» отдыха – салон-вагоне, обслуживающем персонале.

«Можно сказать, что дела в отношении ее и ее сына Серго были возбуждены незаконно. Оснований для их ареста и содержания под стражей в течение полутора лет также не было. Да и в ссылку они были направлены без всяких законных оснований…», – пишет прокурор.

Ну, естественно, незаконно – а как же иначе? А вот насчет того, в чем их обвиняли, – тут все было несколько по-другому. Тюремщики знали, чего хотели…

«Я сидела в Бутырке, – рассказывала Нина Теймуразовна. – Каждый день приходил следователь, который требовал от меня показаний против мужа. Говорил, что “народ возмущен преступлениями Лаврентия”. Я ему ответила, что никогда не дам сведений – ни плохих, ни хороших. Меня больше не беспокоили. Больше года была в тюрьме.

Обвинение? Как нет? Предъявили, но не смейтесь, это было вполне серьезно: я обвинялась в перевозке одной бочки краснозема из Нечерноземной зоны России в Москву. Дело в том, что я работала в сельскохозяйственной академии, изучала состав почвы. И по моей просьбе мне в самом деле когда-то привезли одну бочку краснозема, а он, как оказалось, был привезен самолетом. На этом основании меня обвинили в использовании государственного транспорта в личных целях.

Второе обвинение состояло в использовании мной чужого труда. В Тбилиси жил некий известный портной по имени Саша. Действительно, этот Саша приезжал в Москву, сшил мне платье, и я заплатила ему за это… Но что в этом преступного – я и сейчас не знаю…

Как-то в тюрьму пришел один мой “доброжелатель” и посоветовал, чтобы я написала заявление с просьбой о переводе в больницу, так как в тюрьме невыносимые условия. Это правда, я находилась в очень тяжелых условиях. О карцере, об “одиночке” слышали? Так вот, в “одиночке” я и была. Ни лечь, ни сесть. И продолжалось так больше года. Но я от больницы решила отказаться, потому что надзиратель мне тайком поведал, будто меня хотят поместить в психиатрическую больницу…».[94]

Все ж таки слабо верится, что эта женщина могла написать то униженное письмо о помиловании, после которого ее выпустили из тюрьмы. Нет, письмо-то она, конечно, написать могла – но не такое. «Я беру на себя непозволительную смелость обратиться к Вам (Хрущеву. – Е. П.), к партии с просьбой ходатайствовать…» Это письмо сломленного человека. А если б Нино Берия удалось сломить, то она, уж верно, подписала бы показания против мужа. И ведь она рассказала далеко не все из того, что ей пришлось пережить.

Тогда же арестовали и Серго. Спрашивали тоже о какой-то ерунде – с чьей помощью он писал диссертацию, сам или ему кто-то помогал. (Правда, впоследствии на основании этих допросов его лишили не только ученой степени доктора технических наук, но и диплома.) Затем начались настоящие вопросы – об отце. Он не был так непреклонен, как мать, и кое-что сказал. Что именно, кроме «морального разложения», о котором мы уже писали?