После подписания перемирия русские солдаты в Закавказье стали вроде как и не нужны. Местным властям не хотелось их кормить, самим солдатам война за четыре года осточертела, и части Российской армии, находившиеся на Закавказском фронте, ринулись по домам. И тут Комиссариат осознал: конечно, это хорошо, что русские уходят, – но Закавказье-то остается без защиты! Перемирие же – вещь ненадежная. Так что решено было срочно создать национальные войска. А чтобы обеспечить их оружием, требовалось разоружить уходящие части.

Председатель краевого центра меньшевик Ной Жордания отправил на места циркулярную телеграмму:

«Ввиду того, что воинские части, уходящие в Россию, забирают с собой оружие и в случае неудавшегося перемирия национальные части могут остаться без достаточного вооружения для защиты фронта, краевой центр Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов постановил предложить всем Советам принять меры к отобранию оружия у отходящих частей и о каждом случае доводить до сведения краевого центра».[2]

Непонятно, чего в этой телеграмме больше: ясноглазой детской наглости или такого же ясноглазого детского убеждения, будто бы Россия обязана снабжать и защищать свои окраины оружием, что бы те ни творили. Как видим, эта убежденность наших «самостийных» братьев родилась не в 90-х годах прошлого века, а гораздо раньше.

А турки между тем играли свою игру. В полном соответствии с прославленным восточным коварством, они и не думали соблюдать условия перемирия. Едва русская армия оставила фронт, Вехиб-паша, вопреки собственным утверждениям, начал наступление на города Турецкой Армении. Его цель была проста и понятна: Баку, нефть!

В ответ Комиссариат созвал 10 (23) февраля в Тифлисе Закавказский Сейм. (Название большевистское, но большевиками там и не пахло, состоял он из депутатов, избранных от Закавказья в Учредительное собрание, представителей все тех же партий – меньшевиков, дашнаков и иже с ними.)

В ответ турки, едва представители Сейма заговорили о перемирии, тут же вкрадчиво поинтересовались: а кто вы, собственно, такие, ребята? Ах, Закавказская Республика? А признаете ли вы себя частью России? Если да, то, по условиям Брестского мира, ну-ка гоните нам живенько Карс, Ардаган, Трапезунд и Батум!

В ответ Сейм, расставаться с территориями почему-то не желавший, 9 (22) апреля объявил о создании независимой Закавказской Демократической Федеративной Республики, включавшей в себя Грузию, Армению и Азербайджан, со столицей в Гяндже, поближе к бакинской нефти. (К слову, мусаватисты были за отделение от России, дашнаки – против, а все решила позиция грузин.)

Это была как раз та самая ловушка, в которую турки загоняли недальновидных правителей Закавказья. Сразу же после провозглашения ими независимости, Турция предъявила новые территориальные претензии, куда более серьезные, потребовав отдать значительную часть Тифлисской, Эриванской и Кутаисской губерний, и тут же двинула войска на Тифлис, Эриван и Джульфу. Закавказская армия, как уже было сказано, испарилась, у новоявленной независимой республики нормальных вооруженных сил не было, а мусульманская часть Сейма явно больше симпатизировала туркам, чем соседям-христианам. Что же касается христианской части населения, то ничего хорошего в случае победы воинов ислама ее не ожидало.

Так Закавказская республика испытала первый развал – по межконфессиональным границам. И это было только начало.

Закавказское единство не выдержало испытания даже очень небольшим временем. 13 (26) мая Сейм принял решение: «Ввиду того, что по вопросу о войне и мире обнаружились коренные расхождения между народами, создавшими Закавказскую независимую республику, и потому стало невозможным выступление одной авторитетной власти, говорящей от имени Закавказья, Сейм констатирует факт распадения Закавказья и слагает свои полномочия». Сейм сделал свое дело: отделился, не справился с властью и теперь мог с гордо поднятой головой уйти в отставку.

Тогда же, 13 (26) мая была провозглашена Грузинская демократическая республика, 14 мая – Азербайджанская, а 15 мая – Армянская. С этого момента каждый спасался в одиночку.

Едва образовавшись, Азербайджанская республика направила в Стамбул челобитную с просьбой о присоединении Азербайджана к Турции. Были, правда, проблемы, связанные с Баку, но о них несколько дальше.

А грузинское правительство тут же бросилось за помощью к Германии, которая, будучи союзницей Турции в Первой мировой, к тому времени еще не окончившейся, имела на нее некоторые рычаги воздействия. Германия немедленно арендовала у Грузии порт Поти на 60 лет, перебросила сюда несколько рот солдат и занялась грабежом и вывозом всего, до чего могла дотянуться, – но турок она остановила: между Германией и Турцией существовал договор, по которому территории, где находились немцы, не могли быть заняты турками.

Почувствовав себя в безопасности, грузины скоренько побросали позиции на турецком фронте, оставив своих союзников-армян самим разбираться с противником. С превеликим трудом турок удалось остановить неподалеку от Еревана, но вся захваченная территория стала их военным трофеем. От Армении осталось два уезда. С другой стороны, Грузия быстренько захватила все спорные армянские территории, не взятые турками, и заявила, что армянское государство нежизнеспособно и может существовать лишь в составе Грузии. Армяне предпочли голод и призрак близкой смерти.

Но самая интересная ситуация сложилась в Азербайджане. Новообразованная республика просилась в состав Турции, а между тем ведь она не контролировала даже собственную столицу! В столице восседало ни то, ни се: по виду советская власть, а по сути черте что и с боку бантик.

27 октября 1917 года Бакинский Совет рабочих и военных депутатов, едва прослышав о восстании в Петрограде, бегом собрался на расширенное заседание. Большевики, естественно, были в восторге от происходящего, остальные же лишь неодобрительно хмурили брови. Большинством голосов (то бишь совместным решением представителей трех партий – эсеров, меньшевиков и дашнаков) Совет постановил, что восстание следует ликвидировать, всю власть передать Учредительному Собранию, а до того – коалиционному правительству.

Большевикам, оставшимся в меньшинстве, это, само собой, не понравилось, и они прибегли к испытанной тактике: задавить не кворумом, а числом и глоткой. 31 октября 1917 года они собрали еще одно расширенное заседание Совета, куда привели многочисленных представителей заводских, солдатских и флотских комитетов – тех только, разумеется, кто твердо стоял на правильной политической платформе. Новое заседание тут же объявило себя конференцией Совета; а оная конференция немедля постановила, что она-то и есть главный орган революционной власти. Оскорбленные большевистским самоуправством эсеры и меньшевики помещение покинули, зато на стороне большевиков неожиданно выступили… азербайджанские националисты из партии «Мусават» – эти резонно рассудили, что раз дашнаки против, то надо бы поддержать. Совет был переименован в Совет рабочих и солдатских депутатов – по столичному образцу, объявлен высшей властью и немедля брошен на борьбу с другими «высшими властями» города Баку…

Покинувшие же Совет представители других левых партий создали «Комитет общественной безопасности», объявив его единственным демократическим органом власти. Таким образом, в Баку появился высший революционный орган и высший демократический, а помимо того существовали городская Дума и Исполнительный комитет общественных организаций – местный орган Временного правительства. И все были властями, и все – высшими.

Ситуация возникла совершенно бредовая! Закавказье отделилось от России, как белой, так и советской, – и в то же время в самом Закавказье существовал очаг советской власти, находившийся под контролем большевиков и, естественно, отделяться не желавший. При этом существовал он именно в том самом месте, которое больше всего интересовало как большевиков, так и местных товарищей, и иностранцев. Интересовал больше, чем весь остальной регион, вместе взятый, поскольку Баку – синоним нефти.