- Я не понимаю.

- Это мечта. У каждого в детстве есть мечта. Сейчас все просто, хочется сладко есть и мягко спать. Так было и раньше, но под словами скрывалось много другого. Сейчас… именно так. Просто поесть, выспаться. Помыться с горячей водой. Живым остаться.

- А твоя мечта?

- А?.. А мне хотелось жить в великой стране. Где люди уважают друг друга, где нет бардака, и есть хотя бы какое-то понятие о справедливости.

Дарья усмехнулась. Обидно, жестко, жестоко, растянув губы в холодной строй улыбке.

- Мечты, ну-ну. А что, в твоем Риме все было хорошо и прекрасно?

- В Риме? Да нет, вряд ли. Людей там продавали, как и везде в то время, грабили соседей, резали, жгли и убивали, топили села каких-нибудь непокорных фракийских медов в их же крови. Грызли ближних своих из-за ерунды, клеветали, изменяли, бросали детей. Все как всегда.

- Тогда почему?

- Потому что Рим, девочка, это мечта. Которой никто из нас никогда не коснется. И даже до Войны, поверь мне, она оставалась недоступной. А это… вряд ли я сделал что-то подобное именно сейчас.

Дарья чуть помолчала.

- А ты все равно гордишься ей. Гордишься этим вот конем, и всем остальным.

- Горжусь. – Морхольд осклабился. – Это мое прошлое, и странно было бы думать по-другому.

- Ну, ладно. А вторая?

Дарья показала на другое плечо. Колючая темная ночь, выделяемая мелкими белыми точками звезд. Кругляш луны, сделанный чем-то светлым, еле заметный туман. Серая растрескавшаяся плита и снова надписи, и снова на чужом языке. Девушка пригляделась, пытаясь понять хотя бы что-то.

Dream – Life

Life – Love

Love – Pain

Pain- Blood

Blood – Death

No faith

- А, кое-чего знаю. Смерть, любовь, кровь, морковь… да ты этот, как его?

- Романтик?

- Ну, я бы сказала по-другому, но и это тоже сойдет. Выпендрежник.

Морхольд нахмурился, засопел. Через лоб пролегла глубокая старая морщина, желваки заиграли. И сталкер рассмеялся. Легко, спокойно, и чуть радостно.

- Да и хрен с ним. Какая разница?

Дарья кивнула.

- Значит, так, милая. Говоришь что, мол, кто-то знает о твоем желании задать дёру в сторону Отрадного и дальше в Уфу?

Девушка кивнула. И передернулась.

Ощущение липкого и мерзкого чужого присутствия, цепким щупальцем попавшего в ее мысли, в разговор с умирающей женщиной из Уфы, в ее, Дарьи, голову. Одно только воспоминание скручивало изнутри пружиной, заставляло встать и пойти помыть руки и лицо с мылом, а лучше бы с песком. Отодрать от себя, с болью и покрасневшей кожей кого-то, кто дотянулся до нее издалека.

- Кто-то. А кто, не знаю.

- Понятно. Ладно, давай собираться. Уговор такой… делаешь все, что говорю, слушаешь постоянно, не отвлекаешься. И помнишь про плату.

- Хорошо.

- Умница. На вот, это тебе. И не надо благодарить.

Морхольд сунул ей в руку что-то холодное и гладкое. Сам начал одеваться.

Дарья разжала ладонь, посмотрела, глотнула слюну. В руке, чуть поблескивая, лежала голубая гладкая бусина, оправленная серебром, заплетенная в прочную цепочку. Морхольд, одевший выцветшую майку с еле заметным изображением странного мужика в плаще, шлеме и противогазной маске, с прямоугольником на груди, сверху нацеплял бронежилет.

- Чего сидим? – не оборачиваясь к девушке, проворчал он. – Давай, экипируйся, нам с тобой уже надо выходить. Если не боимся опоздать на последнюю электричку.

Даша кивнула и начала собираться. Хотя, на самом-то деле оставалось лишь правильно прицепить связку из ремней и кобуры, а все остальное ждало своего часа в полном порядке. Вещмешок, найденный на развале рынка. Плотная теплая куртка, с капюшоном, размазанной раскраски. Нож Морхольд ей дал из своих запасов, не особо длинный, удобный, с прорезиненной рукоятью. «Выкидуху» Даша спрятала в кармане брюк.

- Противогазную сумку не забудь. – Морхольд поправил ремень, переброшенный вокруг бедра Дарьи. – Вот так, чуть подтяни. И закрепи главный к портупее. Смотри, обоймы у тебя вот тут, в кармашках. Знаешь ведь, как пользоваться пистолетом?

Девушка пожала плечами. Морхольд дернул щекой.

- Ну да, если стрелять не приходилось… смотри, - Пистолет, удерживаемый в правой руке, мягко и удобно лег на раскрытую левую ладонь. – Берешь, и вот так, аккуратно, но твердо, держишь. Не вытягивай руки, не напрягай мышцы, просто веди стволом в сторону цели. Вот предохранитель, пулю загоняем прямо сейчас и снова флажок вверх. На, попробуй. Хм, неплохо. Жаль, пострелять не получилось нигде.

Он помог набросить мешок, перетянул ремень по груди. Довольно покачал головой:

- Ну, как-то вот так, сойдет. Противогаз забыла… щас, давай заново. Химза где? Я тебе, девушка, о чем говорил только что?

- Слушать и слушаться.

Морхольд дал девушке подзатыльник.

- Только открой мне рот. Берешь вот эту котомку, вешаешь через плечо. На правом боку – противогаз, на левом - ОЗК. Всё ясно?!

Дарья кивнула.

- Умница. Практически восстановила доверие.

- Морхольд?

- Да?

- Как тебя зовут на самом деле?

Он помолчал. Полностью экипированный, угловатый от груза, с длинной сумкой на молнии в руке.

- Это как посмотреть. Я вот тяжелый, неповоротливый, и порой опасный. И жру все подряд. А еще жир накапливаю на зиму, как, понимаешь, медведь. Считай, цитируя неверно, что nomen ist omen.

На улице вновь заморосило.

Оренбуржье, Бугуруслан (координаты 54°41′49,2″ с. ш., 55°50′03″ в. д.), 2033 г. от РХ:

- Ты уверен в этих людях? – Уколова, идя рядом с Азаматом, почти шептала. – Абдульманов?

Азамат покосился на нее. Отвечать не стал. Задаешь глупые вопросы – получишь не совсем умные ответы. Что можно сказать про людей Золотого? Да немногое, если честно. Да и, если уж совсем по «чесноку», то… дерьмо, не люди. Но без них они вряд ли прошли через Волчьи Ямы, парящие желтоватым маревом кислотной жижи, сегодня утром.

Саблезуб, спящий на телеге, чуть приподнялся, покосившись на Азамата, и плюхнулся обратно.

- Спи, дурья башка. – Пуля потрепал кота за крепкую шею. – Балбес.

Сутки назад кошака чуть не пристрелили. Нет, Саблезуб смог бы метаться по подвалам СБ долго, подрал бы еще несколько вертухаев, но… Но конец казался очень предсказуемым. Очередь, вторая, удар мягкого и тяжелого тела об бетон. Дармов успел прекратить стрельбу вовремя.

Уколова чуть не выстрелила из ТТ, не так давно направленного на самого Азамата. Немудрено, что и говорить. Увидев Саблезуба в первый раз на десяти метрах, а в коридоре было меньше, некоторые могли и обдристаться прямо в штаны. Особенно когда кот злился.

Серая, с темными полосами и пятнами шерсть с рыжими подпалинами – торчком. Уши прижаты к голове, обрубок хвоста торчит мохнатым кончиком, клычища оскалены, кажутся длиной с полруки. Попробуй не пальни в такой момент. Дармов и сам не пальнул, и Уколовой не дал. А Саблезуб, измученный и похудевший, долго и грозно урчал, не подпуская к себе даже Пулю. Зато теперь, спустя двадцать часов после отъезда из Новоуфимки, чаще всего спал.

- Эй, братец! – один из караванщиков, угрюмый мужик, откликавшийся на Петра, окликнул Азамата, - Скоро дойдем до Венеры. Готовь оплату.

Пуля кивнул. Рассчитаться выйдет легко, Дармов не пожалел нескольких упаковок антибиотиков, зная про их стоимость. Ампула бициллина… о-о-о, ампула бициллина сейчас кратна своему весу в золоте, да еще и умноженному в три, если не в четыре раза. Донести, не расколов, да, проблема. Но контейнер для переноски выдали из стали, и потому Азамат не переживал за сохранность лекарств.

До Абдулина они добрались, как говорится, чуть ли не с ветерком. Один из трех «бепо», бронепоездов, сваренных, склепанных и скрученных в мастерских станционной Дёмы, мог не только грохотать листами брони. Скорость поезд развивал тоже неплохую. На участках, контролируемых Новоуфимской республикой. До Белебея. Но и потом скорость упала не намного.