Огромные вездеходы «Витязь», гусеничные монстры с двумя корпусами, шли ходко. Азамат трясся на броне второй части этого чудного механизма и осмысливал собственное существование в данный момент. Расклад ему не нравился, но деваться было некуда. Что такое подводная лодка он себе полностью представить не мог, но понимал причину, из-за которой с нее не удерешь. Вот-вот, именно так.

Не нравилась ему собственная диспозиция. Совершенно ни с какой стороны не нравилась. Да чего в ней хорошего-то?

Будь причина, заставившая его пойти на явное самоубийство, не особо серьезной, Уколова не вернулась бы назад. И он, Азамат, тоже. Да, после такого Азамата Абдульманова не стало бы совсем, полностью, окончательно и бесповоротно. Остался бы только Пуля, ходок за тридевять земель, охотник на опасных мутантов и друг относительно добрых, сталкер, контрабандист и торговец запрещенными товарами. Ну, и что? Смертельного в этом он ничего не усматривал. Жить можно где угодно, если умеешь. Он, Пуля, научился. А у водников вообще ощущал себя как дома.

Но Леночка?

Нет, бросать ее Азамат не думал. А раз так, то и Уколова останется живой, и задание Дармова он выполнит. Любой ценой, совершенно любой.

- Вон, почти дошли. – Пётр ткнул рукой вперед. Вон и Венера, рукой подать.

Уколова, заметно запыхавшаяся, остановилась. Азамату смотреть там было не на что. Что он не видел в Венере, проходя мимо раз в два-три месяца несколько последних лет? Несколько сохранившихся кирпичных домов, серых, покрытых белесыми пятнами вездесущего грибка. Сырость свое дело знала хорошо, грызя стены год за годом, вот уже как два десятка лет. Кровли на оставшихся домах собирались с чего бог пошлет. Где мятые и выправленные молотком куски профилированного настила, где единичные куски уцелевших волнистых кусков шифера, где просто не сгнившие доски. Но и домов-то тут – раз, два и обчелся. Как не была Венера мала до Войны, после нее остались от нее только рожки да ножки.

- Так это, Пуля, рассчитываться то, когда бум? – Пётр снова повернулся к Азамату. – А?

И пробежался, так это незаметно, глазками, да по Уколовой. Ну, как, незаметно? Может, кто другой и не разобрался бы, что да к чему, но… вместо кого другого оказался Азамат, и он-то как раз все понял. Чего тут не понять то?

По длиннющим ногам, в две трети тела, по крепкой сухой заднице, по постоянно втянутому плоскому животу. Благо, Уколова вырядилась в дорогущий камуфлированный комбез, укомплектованный короткой курткой, ничего не прячущий, а даже и наоборот. Сама она в этот самый момент смотрела куда-то вдаль, явно высматривая опасность. Ну-ну, Азамат покачал головой, смотрите, офицер, выглядывайте. Опасность у вас вон, под самым вашим тонким породистым носом.

Неприятностей Пуле не хотелось. И, скорее всего, получится их избежать. Лишь бы не упустить из вида Уколову, не дать ей попасться ходокам Золотого без сопровождения его, Азамата. Хотя ходоков не понять сложно. Уколова сильно отличалась от женщин, живших в той же Венере.

Не самая красивая женщина из виденных Пулей за его жизнь, но и не дурнушка. После Войны выбирать многим не приходилось вообще, но сейчас потихоньку всё вставало на свои места. Если еще пять лет назад в основном жили по принципу «стерпится-слюбится», то сейчас, хоть как-то наладив жизнь, частенько выкабенивались.

В Венере, например, дочка Золотого замуж не торопилась, и плевать хотела на сватов, регулярно засылаемых к ее папочке. Азамат порой таким вещам поражался, но хозяин барин, как известно.Ну, есть в коровнике три чистых, пусть и относительно, дойных коровы. Да в курятник с крольчатником не пустует, и что? Как еще выжить девке посреди сегодняшней жизни, как не за мужем?

Свободные ж девки Венеры красотой не блистали вообще. То есть полностью, в смысле – абсолютно. Так что стройная и весьма даже милая Уколова вполне казалась каждому из ходоков самой, что ни на есть, принцессой. Или порно-звездой из затерханных и залапанных журналов. М-да… проблема, как не крути.

- Абдульманов? – Объект рассуждений Пули явно решилась задать ему новый странноватый вопрос.

- Да?

- Как мы двинемся дальше отсюда?

- Как-как… каком кверху, - проворчал Пуля. Дотошность Уколовой понятна, но от того не становилась более приятной. И раскрывать козыри не хотелось, но что оставалось? – На судне.

- То есть все же есть по берегам Кинеля деревни? – Уколова продемонстрировала собственную осведомленность.

- Несомненно. И даже сёла и, заметь, целая парочка городков. Давай, доберемся до двора и там поговорим.

- Что за двор?

- Постоялый, для ходоков издалека. Людей Золотого в караване половина, остальные – кто без своего дома, а кто хрен пойми откуда. Ночевать где-то надо, есть, пить, спать. Недолго осталось. Ты капюшон-то накинь, Евгения, моросит. Заболеешь, так мне что делать потом?

Она не ответила, отвернулась. Зашлепала вперед, наплевав на разъезжавшуюся под ногами серую с коричневым оттенком грязь. Азамат посмотрел ей вслед, всей такой уверенной и целеустремленной. Да, проблема…

Он не обманывал сам себя, будучи уверенным в том, что сделает все как надо. Симпатий к этой женщине, офицеру СБ, испытывать не приходилось. Тем более и дорога для нее оказывалась в один конец. В планах Пули Уколова, как попутчица на обратный путь – не фигурировала. С Дармовым придется поторговаться, и разменной монетой окажется не она, офицер,выполняющая приказы шефа безоговорочно. Дармов ее уже списал, в этом Азамат был уверен полностью. Безвозвратные военные потери, что поделать? Даже если и потеря преданна всем сердцем и чем-то обязана.

Саблезуб сел, потянулся и зевнул. Один из ходоков, ведущий под уздцы горбатую праправнучку нормальной лошади, шарахнулся в сторону. Азамат усмехнулся под плотной тканью вязаного воротника, закрывающего ему нижнюю часть лица. Зрелище полностью показываемых клыков кота не для слабонервных.

Уколова устало вытянула ноги, не желая стаскивать высокие, полностью зашнурованные, ботинки. Ноги гудели, отдаваясь легкой болью в пояснице. Д-а-а-а, вот и обосралась вся ее подготовка.

Рюкзак, набитый всем необходимым, плюхнулся на грязные доски тяжело. Ходок, заросший клочковатой бородой, покосился на него с нескрываемой жадностью. Из остальных ходоков остались в большой столовой только трое. Парочка уже ушла спать в соседние конуры. И хорошо, меньше народа, больше кислорода. А его тут не хватало, да еще как. Женя откинулась на бревенчатую стену, стараясь не думать про этих вот попутчиков. Кто его знает, что ожидает впереди, если уж выпало идти с Абдульмановым. Знакомцы у него те еще… да. Понятно, что Пуля знал Золотого давно, но они с Дармовым не подозревали, насколько. Какой там человек СБ, знающий этих людей, для чего?

Задание, полученное от Петра Ильича, все усложнялось и усложнялось. Но выполнить его для Жени стало делом чести. Слишком много дал ей Петр Ильич, слишком многим ему обязана. На странности, связанные с поиском и доставкой его неожиданно объявившейся племянницы, на скрытность самой экспедиции и нежелание Дармова привлекать вместо нее кого-то серьезнее, Уколова внимания не обращала. Надо, значит надо. Посчитал ее командир именно так, она выполнит.

Абдульманов… Вот это пока главная проблема. Ходоков, жадно шарящих взглядами не только по брезенту рюкзака, но и по ее заднице, Женя не считала достойными внимания. Уж с кем, с кем, а с ними вряд ли возникнут неприятности.

А вот Азамат внушал невольное опасение. Бывший осназовец на поверку оказался крепким орешком, точь-в-точь соответствуя данной ему характеристикам от особистов отряда, канувшего в Лету. Скрытный, опасный, сам себе на уме. Прав Петр Ильич, говоря про сослуживцев Абдульманова, на все сто процентов сказал верно. Он выжил, а остальные? Большая часть давно сгнила в земле, став или пищей червям, или компостом на овощных фермах республики.

ОСНАЗ сделал свое дело и ушел. Полностью и бесповоротно. Мужчин и женщин, воевавших за республику, погубила сама их природа. Кто-то пытался быть сталкером, бродя по пустошам Предуралья, кто-то подался в СБ, хотя, признаться, брали их неохотно. Кровью, болью, умением убивать сейчас мало кого удивишь, а ОСНАЗ умел только воевать. И причинять боль. И именно она, ставшая такой привычной, заставило многих из них пить самогон, курить и гонять по вене, искать забвения среди отбросов. Жители Дёмы не принимали их, после нескольких стопок начинавших рвать на груди сиреневый от пота тельник, рассказывающих о боях и размазывающих по лицу пьяные слезы пополам с соплями.