— Я предположил, что смена обстановки окажет положительное воздействие на наше… взаимодействие, — произнёс он следующую фразу из протокола.
— На взаимодействие, — эхом повторила Лена. Без вопроса, без интонации. Она взяла сэндвич, но не ела. Просто держала в руке, как странный, бесполезный предмет.
Тишина.
Она не была той приятной, расслабленной тишиной, которую он видел в голограммах. В симуляциях люди улыбались. Лена не улыбалась. Её лицо было гладким, непроницаемым.
— Белки в этом парке, — начал Алёша, запуская следующий диалоговый модуль, — демонстрируют необычное для своего вида поведение. Они…
— Алёша.
Её тихий голос оборвал его подготовленную реплику с резкостью системной ошибки. Она наконец повернулась к нему. В её взгляде проступило отчаяние.
— Я должна тебе кое в чём признаться.
Он замер. Внутренний процессор завис. Этого не было в прогнозах.
ВНИМАНИЕ. НЕЗАПЛАНИРОВАННЫЙ СЦЕНАРНЫЙ ПОВОРОТ. АНАЛИЗ…
— Когда мне было тринадцать, — продолжала она с преувеличенной, почти театральной серьёзностью, — я украла у соседа садового гнома. Фарфорового. В красном колпаке.
Пауза. Она смотрела ему прямо в глаза, проверяя, дошло ли.
— Не потому, что он мне был нужен. Мне казалось, что ему там, у калитки, очень одиноко. Я перенесла его к себе в комнату и спрятала в шкафу.
Она сделала вдох.
— Я до сих пор иногда разговариваю с ним, когда никто не видит.
Молчание. Она смотрела на него выжидающе, с какой-то безумной надеждой. Она не ждала анализа. Она ждала чуда. Смеха. Удивления. Любой живой реакции, которая бы сломала эту стерильную схему их пикника.
Внутри будто оборвался контакт. Мир снова пошёл вразнос. Иррациональность. Ошибка в системе. Его рука в кармане стиснула гладкий корпус «Корректора».
СИТУАЦИЯ: ИРРАЦИОНАЛЬНОЕ ПРИЗНАНИЕ. КОД ОШИБКИ: 712-NARRATIVE-SABOTAGE. РЕКОМЕНДАЦИЯ. ПРОИЗНЕСТИ: «ЭТО ВПОЛНЕ ОБЪЯСНИМЫЙ ЭМПАТИЧЕСКИЙ ПОРЫВ. МНОГИЕ В ПУБЕРТАТНОМ ПЕРИОДЕ ПРОЕЦИРУЮТ СВОИ ЧУВСТВА ОДИНОЧЕСТВА НА НЕОДУШЕВЛЁННЫЕ ОБЪЕКТЫ. ЭТО ЗАЩИТНЫЙ МЕХАНИЗМ ПСИХИКИ».
Голос в ухе был спокоен, как сама вечность.
— Ну? — Лена склонила голову набок. Надежда в её глазах начала угасать.
Прошла секунда.
Две.
За это время Алёша успел отбросить три собственных, инстинктивных варианта: неловкое молчание, глупый вопрос, нервный смешок.
— Это… — произнёс он наконец, и голос его был ровным, гладким, почти лекторским. — Это вполне объяснимый эмпатический порыв. Многие в пубертатном периоде проецируют свои чувства одиночества на неодушевлённые объекты. Это защитный механизм психики.
Он говорил безупречные, продиктованные ему слова.
Лена смотрела на него, не моргая. Кажется, она даже перестала дышать. Выражение её лица опустело.
— Защитный механизм, — прошептала она. — Понятно. То есть, это всё, что ты услышал?
Инстинкт кричал об ошибке, но протокол требовал подчинения. Отклонение — катастрофа.
ПРОДОЛЖАТЬ СЦЕНАРИЙ ДЕЭСКАЛАЦИИ.
— Я услышал, что ты поделилась чем-то личным, — отчеканил он. — Это свидетельствует о росте доверия в наших… в наших отношениях. Это позитивная динамика. Кстати, я читал, что белки…
— Хватит.
Лена подняла руку. Простой жест, который заставил его замолчать на полуслове.
В её взгляде не было ни обиды, ни злости. Только тихая, окончательная констатация факта. Так смотрят на сложный, но безнадёжно сломанный механизм.
Она медленно встала, отряхивая с джинсов невидимые пылинки.
— Мне нужно домой, Алексей.
Впервые за много недель она назвала его полным именем. Прозвучало чуждо. Официально. Как будто между ними стоял стол, и они подписывали акт о расторжении договора.
Она развернулась и пошла по тропинке. Не оглянулась.
Алёша остался сидеть один. На идеальном пледе. Среди идеальных сэндвичей. План провалился. Нет. «Корректор» не мог провалиться. Он выдал оптимальное решение.
Значит, сбой был в Лене.
Он смотрел ей вслед, оцепенев. Взгляд его бесцельно скользил по зелёной траве, по деревьям, и вдруг зацепился за фигуру неподалёку.
Валентин Петрович. Заведующий лабораторией криогеники. Угрюмый старик с лицом, высеченным из гранита. Человек-устав. Сухарь.
Но то, что видел Алёша сейчас, ломало все шаблоны.
Валентин Петрович, этот столп детерминизма, с совершенно идиотской, счастливой улыбкой бегал по поляне. Бежал неуклюже, спотыкаясь, за маленькой девочкой лет пяти. Внучка. Девочка визжала от восторга, пытаясь запустить в небо нелепого воздушного змея в форме дракона.
Змей взмывал на пару метров, клевал носом и падал. И каждый раз они оба — и седовласый академик, и ребёнок — заливались таким чистым, искренним хохотом, что, казалось, от него дрожат листья.
Провал. Смех. Новый провал. Ещё больше смеха.
Это была картина абсолютного, нелогичного, хаотичного счастья.
Алёша смотрел на них, и в его упорядоченной системе мира произошла критическая ошибка. На одно ослепительное мгновение ему в голову пришла еретическая мысль: а что, если так и надо? Что, если счастье — это не результат, а процесс весёлой борьбы с несовершенством?
Это озарение было слишком опасным. Вирус в ядре операционной системы. Паника, холодная и острая, пронзила его. Нет. Не может быть.
И его мозг, его гениальный, напуганный мозг, тут же нашёл защиту. Нет. Это не может быть так просто. Должно быть другое объяснение. Скрытая переменная.
Весь мир сошёл с ума, — подумал он с внезапной, холодной ясностью. Все ведут себя иррационально. Лена со своим гномом. Валентин Петрович со своим змеем. Они все… нелогичны. Я единственный, кто пытается внести в этот беспорядок хоть какой-то смысл. Проблема не во мне. Проблема в них.
Это извращённое откровение принесло облегчение. Он больше не был жертвой. Он был последним бастионом разума.
И если Лена вела себя так странно, значит, на то была причина. Скрытая причина.
Он перестал смотреть на Валентина Петровича. Его взгляд снова устремился на опустевшую тропинку.
Он вернулся в свою стерильную квартиру, как в убежище. Механически разбирал корзину. Контейнеры — в посудомойку. Щёлк. Плед — в шкаф. Ничто не должно было напоминать о провале.
Тишина в квартире стала почти физической. В ней гул холодильника и далёкое тиканье настенных часов казались оглушительными.
Алёша сел в кресло. Напротив — репродукция с кругами Кандинского. Порядок. Гармония. Он смотрел на неё, но не видел. Его мозг, освобождённый от эмоций, работал с лихорадочной скоростью.
Факт первый: мои действия были оптимальны.
Факт второй: реакция Лены была иррациональной и деструктивной.
Вывод: в уравнении существуют скрытые переменные.
Он встал. Начал ходить по комнате. От стены до стены. Десять шагов туда, десять обратно.
Маятник.
Что это за переменные? Зачем ей эти странные «проверки»? История с гномом… это был тест. Провокация.
Его паранойя, до этого беспредметная, как туман, наконец-то нашла фокус. Она обрела лицо. Лицо Лены.
Она что-то скрывает.
В его голове, как на монтажном столе, начали складываться кадры. Её странный, почти профессиональный интерес к его работе. Её вопросы. Её сегодняшнее поведение.
Это не хаос. Это стратегия.
Алёша остановился посреди комнаты. Дыхание перехватило.
Он подошёл к столу и включил «Корректор». Устройство ожило, его кулеры недовольно загудели. Но в этот раз Алёша не собирался просить совета. Он не хотел знать, как ему поступить.
Он хотел знать, что скрывает она.
Он открыл раздел интерфейса, которым почти не пользовался. «Предиктивный анализ поведения на основе косвенных данных». Шпионский модуль. Он никогда не думал, что применит его к ней.
Он ввёл её имя. Добавил все данные: фрагменты разговоров, зафиксированные реакции, временные метки их встреч.
