— Да ладно? — она вскинула брови. — «Непредсказуемая переменная»? Алёша, ты где таких фраз нахватался? Как из старого фильма.

Укол паники. Сбой?

— Что ж, — Алёша позволил себе лёгкую, выверенную улыбку. — Иногда старые фильмы предлагают самые элегантные решения.

Лена покачала головой, всё ещё не переставая улыбаться.

— Ну, погнали, решим твою задачку, профессор. Только не кофе. Давай завтра в семь, в парке у входа? Воздухом подышим.

— Договорились.

Она подмигнула и пошла дальше. Алёша остался стоять посреди коридора. Триумф накатывал волнами, чистыми и мощными. Он победил. Он взломал систему.

Но когда эйфория отхлынула, осталось странное послевкусие. Победа была. А радости не было. Было лишь холодное, стерильное удовлетворение от правильно выполненной операции. Слова, которые он произнёс, эхом отдавались в голове, но ощущались чужими. Словно он прослушал аудиозапись.

Он медленно побрёл дальше. Чтобы зацепиться за что-то реальное, он заставил себя смотреть по сторонам, и взгляд упёрся в приоткрытую дверь лаборатории Виктора Петровича. В дверном проёме, спиной к нему, стоял сам Виктор Петрович, сутулый, в вечно мятом пиджаке. И он с неожиданной, почти отцовской нежностью орошал водой из старого пульверизатора чахлый, полузасохший папоротник в треснутом горшке.

— Ну-ну, давай, милый, — бормотал старик растению. — Ещё капельку. За науку.

Алёша на секунду замер. Эта тихая, упорная, совершенно безнадёжная борьба за жизнь одного жалкого растения показалась ему абсурдной. Глупой тратой энергии. Зачем сражаться с энтропией там, где её победа предрешена?

Он отвернулся и ускорил шаг. У него были дела поважнее.

У него было свидание.

Вечерний парк был минным полем социальных переменных. Смех детей, лай собак, далёкая музыка. Раньше Алёша воспринимал это как угрозу. Теперь — как декорации для своего идеального спектакля.

Он пришёл за пять минут до срока. «Корректор» лежал в кармане, его тихая вибрация успокаивала.

Лена появилась ровно в семь. Джинсы, белая футболка. Она улыбалась так, будто мир не был враждебной средой.

— Привет, профессор. Не опоздал. Уже хорошо.

— Для физика точность — профессиональная деформация, — ответил Алёша заранее заготовленной фразой.

Они пошли по главной аллее. «Корректор» работал без остановки, превращая живой мир в набор данных.

Алёша невзначай предложил посмотреть на старый фонтан, легко огибая опасную зону.

— Говорят, небо голубое из-за рассеяния Рэлея, — сказал он, повернувшись к ней. — Банальная физика. Но глядя на тебя, я начинаю подозревать, что в этой теории есть какие-то неучтённые переменные.

Лена остановилась и посмотрела на него. В её взгляде было что-то новое. Оценка.

— Алёша, ты сегодня просто генератор красивых фраз. Это… неожиданно.

Они дошли до фургончика с мороженым. Яркое меню пестрело десятками названий. Раньше Алёша бы впал в ступор. Сейчас он просто ждал.

— Два фисташковых с морской солью, пожалуйста, — уверенно сказал он.

Они сели на скамейку. Мороженое было бледно-зелёным. Оно выглядело как картинка из журнала.

Лена лизнула своё.

— Ого. Фисташка с солью. Необычно. Вкусно… Наверное.

Она ела маленькими, аккуратными укусами. В её глазах не было детской радости. Это был правильный вкус. Интересный. Взрослый. Холодный и аналитический, как и всё его поведение этим вечером.

И тут их идеальный мир треснул.

— Ленка! Привет!

К скамейке подлетела девушка в жёлтой куртке, с копной рыжих волос. Она двигалась так, будто в её теле не было костей, а только пружины.

Лена вскочила.

— Олька! Ты какими судьбами?

— Да вот, бегаю! — рыжая обняла её так, что Лена едва не выронила мороженое. — А это кто? Ой, какой… представительный!

— Оль, это Алексей. Алексей, это Оля.

Алёша встал. Его внутренний процессор взвыл от перегрузки. Незапланированный объект. Неизвестные переменные. Хаос.

— Здравствуйте, — произнёс он единственную безопасную фразу.

Оля проигнорировала его и вперилась в него любопытными глазами.

— Алексей, значит. Так вы на свидании, да? — она толкнула Лену локтем. — Ленка, он хоть весёлый? А то ты вечно находишь таких серьёзных, что скулы сводит. Помнишь того юриста?

Алёша застыл, превратившись в безупречно одетый манекен. «Корректор» лихорадочно перебирал варианты.

Он молчал. Вежливо кивал, как китайский болванчик.

Лена заметила его ступор. Застывшее лицо, пустые глаза. Она быстро взяла ситуацию в свои руки.

— Оль, мы тут немного заняты, — она мягко, но настойчиво развернула подругу. — Созвонимся завтра, ладно?

— Ладно-ладно! — Оля подмигнула им. — Приятного свидания, Алексей! Не дайте ему умереть от скуки!

И она исчезла.

Повисла тишина. Уже не та, что была заполнена красивыми фразами. А настоящая. Неловкая.

Лена села и посмотрела на своё подтаявшее мороженое. Потом на него.

Впервые за вечер в её взгляде промелькнуло отчётливое, холодное недоумение.

Она увидела сбой в программе.

Он сидел дома, в своей стерильной квартире. Единственным источником света был экран «Корректора». Свидание прошло успешно. Технически. Но вместо радости в груди разливалась вязкая пустота.

Он чувствовал себя актёром, который отыграл сложную роль и забыл выйти из образа. Он был симуляцией. И эта симуляция, столкнувшись с реальностью в лице Оли, дала сбой.

Чтобы доказать себе, что он всё сделал правильно, он открыл на «Корректоре» папку, которую до этого боялся трогать.

Он нашёл файл «Свидание_Парк» и запустил отвергнутую ветку. Ту, что касалась мороженого.

Голограмма, спроецированная над столом, «шумела» и подёргивалась, как на старой кассете. Это была реальность второго сорта. Забракованный дубль.

В этой реальности он не слушал «Корректор». Растерялся у фургончика и ткнул пальцем в самое обычное, детское шоколадное мороженое.

Вот они садятся на ту же скамейку. Он пытается сказать что-то умное, жестикулирует. Рука дёргается. Комок мороженого шлёпается ему прямо на кончик носа.

Он замирает в парализующем ужасе. Катастрофа. Унижение.

Но Лена из этой потерянной реальности не смотрит свысока. Она смотрит секунду, потом её лицо озаряет улыбка, и она заливается тем самым смехом. Настоящим.