BUS будет выпускать свои банкноты в качестве займов для частных лиц, и эти банкноты станут основным средством обращения денег для общества, которое не имело достаточного количества золотых и серебряных монет. Прежде всего, Гамильтон хотел иметь бумажные деньги, которые бы сохраняли свою ценность по отношению к этим монетам. Будучи уверенными в том, что федеральное правительство примет банкноты Банка по номиналу при уплате всех налогов, держатели банкнот с меньшей вероятностью обменяют их на золотые или серебряные монеты — единственные реальные деньги, которым доверяло большинство людей XVIII века. Банкноты переходили бы из рук в руки, не обесцениваясь, даже если бы в любой момент времени в деньгах была доступна лишь малая часть их стоимости. Хотя многие американские лидеры, как и Джон Адамс, продолжали считать, что «каждый доллар банковской купюры, выпущенный сверх количества золота и серебра в хранилищах, ничего не представляет, а значит, кого-то обманывает», эти множащиеся банкноты быстро расширили основы экономики страны.[291]
Однако важно подчеркнуть, что банк Гамильтона предоставлял деньги только крупным торговцам и тем, кто хотел получить краткосрочный кредит, на девяносто дней или меньше. Большинство банков, включая BUS, пока не хотели участвовать в выдаче долгосрочных ипотечных кредитов фермерам; это означало бы, что банк будет связывать деньги на слишком долгий срок, ожидая возврата земельных займов. Но вскоре ситуация изменится, поскольку большинство фермеров и предпринимателей нуждались в долгосрочных кредитах. Несмотря на противодействие со стороны Гамильтона и BUS, эти фермеры и предприниматели вскоре оказали давление на свои штаты, создав государственные банки, многие из которых в итоге предоставили им желаемые кредиты. Нечувствительность Гамильтона к предпринимательским потребностям этих простых фермеров и мелких бизнесменов говорит о том, как мало он и другие федералисты ценили реальные источники капиталистического будущего Америки.
28 января 1791 года Гамильтон представил свои рекомендации по созданию национального монетного двора в Конгресс, где они не встретили возражений. Америка долгое время страдала от пугающего разнообразия иностранных монет — английских шиллингов, испанских пистаринов, французских су и даже немецких каролингов — и не имела собственных. Гамильтон и другие были убеждены, что национальная чеканка монет будет способствовать укреплению чувства государственности. Поэтому в его докладе было мало оригинального; более того, большая его часть, особенно предложение о десятичной системе, была заимствована у Джефферсона.
В итоговом докладе Гамильтона о мануфактурах, завершённом в декабре 1791 года, были изложены планы индустриализации Соединенных Штатов, которые столетие спустя выглядели как провидческие. Некоторые историки называют это его самым креативным и мощным предложением. Но другие не столь восторженны; некоторые даже зашли так далеко, что предположили, что, в отличие от его интереса к другим частям его финансовой программы, его сердце никогда не было по-настоящему в мануфактуре. Он определенно не торопился с её написанием. Уже в январе 1790 года Палата представителей поручила Гамильтону «подготовить надлежащий план… для поощрения и развития таких мануфактур, которые сделают Соединенные Штаты независимыми от других стран в отношении основных, особенно военных, поставок».[292] Почти два года спустя он завершил работу над этим планом при значительной помощи Тенча Кокса из Пенсильвании, которого Гамильтон назначил помощником секретаря казначейства в мае 1790 года.
Эта задержка не означала, что Гамильтон не заботился о производстве. Совсем наоборот. Его доклад вышел далеко за рамки предписания Палаты представителей. В длинном эссе, вдвое превышающем по объему другие доклады, он изложил необходимость развития в новой стране обрабатывающей промышленности не только для удовлетворения военных потребностей, но и для создания более диверсифицированной и процветающей экономики, которая будет более самодостаточной и менее зависимой от европейских поставок. Далее в докладе развивалось его грандиозное видение мощной, интегрированной и богатой нации, способной вести войны, равной любой из европейских стран, включая Великобританию.
Такое видение того, какими могут стать Соединенные Штаты, было неизбежно связано с идеями федералистов о политической экономии. Изначально они хотели, чтобы Америка как можно быстрее перешла на завершающую стадию торгово-промышленного развития. Если бы Соединенные Штаты продолжали полагаться исключительно на сельское хозяйство, как это было в прошлом, они оставались бы грубым и застойным обществом. Как выразился в 1789 году один из федералистов Новой Англии, «сельскохозяйственная нация, которая экспортирует сырье и импортирует мануфактуру», не может быть ни «богатой», ни «могущественной».[293]
Американские фермеры производили больше сельскохозяйственных товаров, чем могли потребить сами. Для того чтобы американцы имели надежные рынки сбыта излишков сельскохозяйственной продукции, считали федералисты, стране необходимо развивать современные коммерческие и производственные отрасли и создать более сбалансированную экономику с внутренним рынком для сельскохозяйственной продукции. Поскольку нация существовала в неопределенном мире, где доминировали меркантилистские державы, она не могла рассчитывать на стабильные рынки за рубежом для своих излишков сельскохозяйственной продукции. Поскольку меркантилистские державы могли по своему усмотрению сократить спрос на американские сельскохозяйственные товары или найти другие источники, американские фермеры всегда сталкивались с неадекватными и колеблющимися покупателями своей продукции. При этом американские потребители по-прежнему хотели европейских, особенно британских, удобств и промышленных товаров. Если бы Соединенные Штаты не производили эти товары, то американцы продолжали бы их импортировать, что, в свою очередь, создавало бы неблагоприятный торговый баланс. Поскольку такая однобокая торговля была проблемой американской экономики в колониальный период, меркантилисты-федералисты хотели продвинуть отсталую, по их мнению, американскую нацию в коммерческую современность.
Поэтому многие федералисты надеялись использовать правительство для поощрения отечественной промышленности и производства, причём не только домашнего, но и крупномасштабного. Они считали, что такая домашняя промышленность может привлечь фермеров на производство. Тогда эти рабочие станут рынком сбыта для излишков сельскохозяйственной продукции Америки, а фермеры, в свою очередь, будут покупать свои промышленные товары у американских промышленников. Создав таким образом обширные внутренние рынки, Америка в конечном итоге станет независимой от Европы.
В своём первом ежегодном послании Конгрессу в январе 1790 года президент Вашингтон призвал развивать производство, импортировать «новые и полезные изобретения из-за рубежа» и поощрять «усилия мастерства и гения в их производстве у себя дома». Безопасность и интересы свободного народа, предупреждал он, требуют развития «таких мануфактур, которые сделают его независимым от других в отношении основных, особенно военных, поставок».[294] Если Соединенные Штаты не смогут обеспечить свои собственные нужды и потребности, особенно те, которые связаны с военным делом, то они никогда, считали федералисты, не станут мощным, интегрированным и независимым военно-финансовым государством, способным на равных противостоять европейским нациям.
Но уже в 1791 году Гамильтон понимал, что для реализации этого видения потребуется время, не менее трех-четырех десятилетий. Тем временем существовали более насущные потребности. Поэтому для обеспечения долгосрочного развития обрабатывающей промышленности Гамильтон предложил лишь несколько скромных рекомендаций: умеренные защитные тарифы для младенческих отраслей, льготы для создания новых производств, премии для поощрения изобретений и освобождение от пошлин некоторых видов сырья, ввозимых из-за границы.
