Моя табличка находилась между двумя студентами, которых я прежде в глаза не видывала, – какой-то пучеглазой девицей и веснушчатым парнем с рыжими напомаженными волосами. Стоило мне усесться, и меня тут же начало мучить удушье. Руки у меня тряслись, а по спине стекал пот. Я прямо чувствовала, как он впитывается в мое платье (его я потом отправила на тряпки). Я сидела там и тряслась, пока все ели какой-то противный холодный суп, к которому я даже не притронулась, и странный желтый салат, на который я старалась не смотреть. В какой-то момент мне показалось, что я вот-вот упаду в обморок. По привычке я ущипнула себя за руку и тут же услышала вопль пучеглазой девицы: «Что ты делаешь?!» Она сказала это так громко, что все тут же повернулись ко мне. Девица, не отрываясь, смотрела на мою руку. Я тоже взглянула туда и увидела множество розовых отметин от ногтей, которые ярко выделялись на белой коже.
Разговоры затихли. Я быстро спрятала руку под стол в надежде, что никто этого не заметил. «У меня дома растет ядовитый плющ», – тихонько ответила я, стараясь как можно правильнее выговаривать слова. Не в силах выдержать эту гнетущую тишину, я умоляюще взглянула на Кайла. Тот смотрел на меня, недовольно нахмурившись. Я надеялась, что он поймет, как мне тут плохо, но он отвернулся и продолжил беседу с доктором Латтерли.
Все вокруг разговаривали, кроме меня. Мои глаза наполнились слезами, и мне пришлось еще сильнее ущипнуть себя, чтобы не разрыдаться. И тут служанка – или как ее там – поставила передо мной тарелку с отвратительным куском кроваво-красного мяса. Это зрелище меня доконало. Я потянулась за водой и опрокинула свой стакан. Все снова посмотрели на меня. Не в силах больше сдерживать слез, я постаралась выскочить из-за стола. Но стулья стояли так тесно, что я не могла протолкнуться. Рыжеволосый парень стал отодвигать свой стул, а сидевшая рядом с ним девушка – свой. Секунды тянулись невыносимо долго, и меня чуть не вырвало. Все смотрели на меня, разинув рты. Уже выбегая из комнаты, я услышала, как Кайл извинился и встал из-за стола. Я была у входной двери, и тут он наконец догнал меня. Когда Кайл заговорил, стало ясно, что он в настоящей ярости.
– Какого… дьявола… ты… себе… позволяешь? – прошипел он сквозь стиснутые зубы.
– Прости меня. – Я рыдала так, что с трудом могла говорить. – Мне плохо. Ты иди, а я подожду тебя здесь.
– Ты не можешь ждать на улице.
– Туда я тоже не могу вернуться.
– Надо было оставить тебя дома, чтобы ты и дальше гнила в своей комнатушке.
Я схватила его за руку:
– Прости, пожалуйста. – Для меня не было ничего хуже, чем расстроить его.
– Жди здесь. – Он по-прежнему цедил сквозь сжатые зубы, как будто рот у него был забит цементом.
Я стояла у открытой двери и слышала, как он прощается с Джулией. Кайл долго извинялся, говорил, как мне плохо, ну и так далее. Потом Джулия сказала: «Передай своей сестре, пусть выздоравливает». На что Кайл ответил: «Собственно говоря, она мне не родная сестра, а всего лишь двоюродная».
Даже сейчас, записывая эти слова, я не могу удержаться от рыданий. Кайл выскочил на улицу, как бык, готовый наброситься на первого встречного. Не сказав мне ни слова, он зашагал в сторону нашего дома. Шел он так быстро, что мне приходилось едва ли не бежать за ним. В какой-то момент я не выдержала, и меня стошнило, но Кайл даже не замедлил шаг. Когда мы добрались до дома, он прямиком направился к себе в комнату и захлопнул за собой дверь. Я подумывала сразу описать все случившееся в дневнике, но у меня просто не было сил. Я легла и заснула в тоске по Линч-Холлоу.
Утром Кайл отправился на завтрак и на занятия, даже не заглянув перед этим ко мне. Я сегодня точно не пойду в университет. Я просто не в состоянии посмотреть в глаза тем студентам, которые были вчера на вечеринке. И вот я сижу в этой своей второй пещере, отчаянно тоскуя по первой.
8 апреля 1946 г.
Уже полночь, но мне не спится, так что я сижу и пишу эти строки. После ужина Кайл наконец-то пришел ко мне. Он принес мне сэндвич, который сделал на ужин. Я как раз сидела на постели, читая учебник по антропологии.
– Как ты, в порядке? – спросил он. Первые его приветливые слова за целый день.
– Не думаю, что тебе удастся еще раз вытащить меня на вечеринку, – заметила я.
– Кейт, это совсем не забавно. – Он присел на краешек моей кровати. – Мистер Смит сказал мне, что ты больше не ходишь к нему на занятия. Я поспрашивал остальных, и оказалось, что ты бываешь только у Латтерли, так ведь?
Я кивнула. Я хожу к нему, поскольку это единственный мой общий семинар с Кайлом. Там, по крайней мере, я могу дышать свободно.
– Полагаю, я хотел видеть тебя тем, кем ты просто не можешь быть. Это не очень-то хорошо с моей стороны. Прости меня.
Он подвинулся ближе и взял меня за руку. Закатав рукав моей рубашки по локоть, он перевернул мою руку и внимательно глянул на нее. Я сама посмотрела туда же и увидела двадцать или тридцать крохотных отметин – маленьких полумесяцев, оставленных моими ногтями. Некоторые были нежно-розового цвета, другие уже подживали. При свете дня собственная рука показалась мне чужой. Я попыталась отдернуть ее, но Кайл не позволил. Опустив голову, он прижался губами к моей руке. Прошла минута или две, прежде чем он вновь выпрямился.
– Тебе нужно вернуться в Линч-Холлоу, Кейт. Было ошибкой тащить тебя сюда. Ты всегда понимала, что подобная жизнь не для тебя.
– Мне нравится учиться, – возразила я. – Пусть я не хожу на занятия, но учебники-то я все равно читаю.
– Когда я вернусь в Линч-Холлоу, перескажу тебе все, что успел узнать здесь.
– Я хочу остаться, – заявила я. – Мне хорошо в этой комнате. И я в состоянии работать.
На самом деле это не совсем так. В последнее время я уходила с работы раньше обычного, однако у меня не хватило духу сказать об этом Кайлу.
– Я боюсь за тебя, Кейт. Я думал, если мне удастся забрать тебя из дома и познакомить с другими людьми, с тобой все будет в порядке.
– Со мной и так все в порядке, – возразила я. Мне хотелось, чтобы он перестал говорить таким печальным тоном, будто я уже умерла.
– Для тебя тут не жизнь, а сущее мучение.
– Мне хорошо в этой комнате, – повторила я.
– Ладно, – сдался Кайл. – Побудешь здесь до конца семестра.
Такое чувство, будто у меня гора свалилась с плеч. Я могу остаться в этой комнате, хотя мне и придется работать – уж я как-нибудь заставлю себя ходить в этот ресторан. А летом мы с Кайлом вернемся в Линч-Холлоу. С началом осени ему снова предстоит уехать, но это будет еще не скоро.
10 мая 1946 г.
Сегодня Кайл привел к себе Джулию. По вечерам мы обычно устраиваемся в одной из наших комнат, и Кайл рассказывает мне, что успел узнать за день. Но сегодня он просунул голову в мою дверь и сказал, что с ним Джулия и что мы с ним увидимся завтра утром.
В последнее время он ходил сильно раздраженный, а вчера заявил мне, что находится в плохом настроении, потому что давно не занимался любовью. Надеюсь, к завтрашнему утру его настроение улучшится.
21 мая 1946 г.
Ненавижу те ночи, когда Джулия остается у нас. Она симпатичная девушка, и я вовсе не сержусь на нее за то, что она лишает меня возможности каждый вечер видеться с Кайлом. Я с удовольствием занимаюсь одна – меня это ничуть не беспокоит. Другое дело, что я все время их слышу. Кровать Кайла расположена через стенку от моей, так что я нахожусь в каком-нибудь метре от них. Они смеются и тихонько разговаривают, хотя слов почти не разберешь. Но меня смущают именно моменты тишины. В такие секунды я представляю, как они целуются и касаются друг друга. Иногда кровать Кайла начинает поскрипывать, и я понимаю, что он входит в Джулию. Каково это, ощущать в себе мужчину? Вряд ли я когда-нибудь узнаю.
Как правило, я рада, что у меня такое богатое воображение. Истории льются из меня так, будто я и в самом деле вижу все наяву. Но порой оно превращается для меня в настоящее проклятье. Вот и теперь, когда Кайл и Джулия занимаются по соседству любовью, я отчетливо вижу, как его губы приникают к ее губам, а руки ласкают ее грудь. Похоже, мне снова придется спать сегодня на полу, чтобы хоть как-то остудить свои мысли.