По правде говоря, воспитатель из него был никудышный. Он с удовольствием наблюдал за любыми шалостями Блисс. Даже выговаривая ей за что-то, он лишь с трудом удерживался от улыбки. Шэрон это просто бесило: «Если ты будешь спускать ей сейчас любые проказы, подростком она и вовсе сядет нам на шею!» Но Бен не считал нужным распекать дочь за каждый пустяк. Да и она в его присутствии вела себя вполне послушно. С Шэрон она часто выходила из себя, за что та клала ее себе на колено и шлепала (Бен находил этот обычай варварским). Разумеется, это тоже вытянули из них на суде. И все для того, чтобы подчеркнуть, что он обращался с Блисс не как с ребенком, а как со взрослой. Глупости, заявил он тогда. Да, он защищал свою дочь, заботился о ней. Он просто не желал держаться с ней снисходительно. Порой адвокаты пытались представить все так, будто они с Шэрон воевали из-за Блисс. Полная глупость. Он никогда не сердился на Шэрон – только переживал из-за того, что она ему не поверила. Бен встал на ее защиту, когда его собственный адвокат попытался представить Шэрон никудышной матерью. Да и она не сказала о нем ничего плохого. Однако на суде их слова исказили до такой степени, что оба стали видеть друг в друге врага. Маловероятно, что их брак смог бы пережить этот удар, даже если бы Бена тогда оправдали.

Бен вновь набрал номер. За последние полгода этот номер стал для него единственной связующей нитью со всем остальным миром. Сэм ответил почти сразу.

– Не разбудил? – спросил Бен.

– Я бы не сказал, – ответил тот. – Что такое?

– Как я понимаю, Шэрон поменяла номер?

– Да, Джефф настоял. Так это ты им названивал?

– Иногда. Не настолько часто, чтобы устраивать из-за этого такую бучу.

– Он выходит из себя всякий раз, когда речь заходит о тебе. Самодовольный ублюдок.

– Я знаю, ты пытаешься меня утешить, но этот номер не пройдет. Не забывай, он живет с моей дочерью, и мне не хотелось бы усомниться в его порядочности.

– Ладно, – рассмеялся Сэм, – будь по-твоему.

– Послушай-ка, я хотел тебе кое-что рассказать, но лучше держать это в секрете. Джен где-нибудь рядом?

– Нет, возится в саду.

– Я встречаюсь… вроде как встречаюсь с Иден Райли.

– Что? Что ты хочешь этим сказать – «вроде как встречаюсь»? Она гостит у Кайла? А ей что-нибудь известно о…

– Притормози, – улыбнулся Бен. – Она приехала к Кайлу на лето, поскольку хочет снять фильм о своей матери. Мы встречались с ней несколько раз.

– Что значит «встречались»?

– Виделись. Разговаривали. Целовались.

– Ах ты, негодяй! – расхохотался Сэм. – Это надо же, Иден Райли! А как насчет ее бойфренда – того парня, с которым она играла в последнем фильме?

– Не думаю, что она так уж влюблена в него. Вдобавок это всего лишь летнее приключение.

«Нужно бы почаще напоминать об этом себе».

– Она уже знает о Блисс?

– Иден знает, что там была какая-то проблема. Но ее, похоже, не особо беспокоит, какая именно.

– Эта женщина просто создана для тебя. Она такая же недотрога, какой предстает на экране?

– Да нет, я бы не сказал. – Бен вспомнил ее жадный поцелуй и тут же ощутил прилив возбуждения. – Кажется, я не остался равнодушным, – рассмеялся он.

– Что ж, не упускай шанса. Вот только… не хотелось бы мне влезать с наставлениями, но все равно будь поосторожнее. Если не ради себя, то хотя бы ради меня.

– Никому ни слова, Сэм. Даже Джен.

Беседа с Сэмом приободрила Бена настолько, что он решился позвонить Иден и спросить, не передумала ли она насчет сегодняшнего дня. Ему хотелось съездить в Белхерст и купить кое-что из обстановки для кукольного домика Ким Пэрриш. Она охотно составит ему компанию, сказала Иден, и Бен почему-то ничуть не удивился перемене ее настроения. Она уже давно на ногах, заметила Иден, так что успела как следует поработать над сценарием. Но Кайл только что передал ей очередную тетрадь, и для начала ей хотелось бы немного почитать. «Может, договоримся на одиннадцать?»

Прекрасно, пусть будет одиннадцать.

Бен выбрался из постели, натянул шорты и кроссовки и выскочил на улицу, чтобы как следует пробежаться под дождем.

7 марта 1945 г.

На прошлой неделе мать Мэтта заболела воспалением легких, а во вторник она умерла. Мэтт винит во всем себя: ему кажется, надо было побыстрее отправить ее в больницу. Но доктор сказал, что это ничего не изменило бы.

Прошлым вечером Мэтт попросил меня прийти к нему домой, чтобы помочь разобраться с вещами. На самом деле там не так уж много работы, просто ему, скорее всего, не хотелось оставаться дома одному.

Пока его мать была прикована к постели, у нее скопилось много журналов. И вот я сидела на диване и читала Life, но при этом все время нервничала. Мне было не по себе в доме мертвой женщины. Мэтт разбирал ее вещи, а я никак не могла заставить себя войти в ее спальню.

Спустя какое-то время Мэтт вернулся в гостиную. Он присел рядом со мной на диван, и я заметила слезы у него на щеках. Он вообще очень легко плачет.

– Я хочу подарить тебе вот это, – сказал он, вкладывая что-то в мою ладонь. Это оказался овальный кулон – весь белый и с фиолетовым цветком посередине. Никогда не видела такой красивой вещицы! – Мама часто носила его. А мне он всегда напоминал тебя: одинокий цветок, который растет сам по себе.

Взяв кулон, Мэтт повесил его мне на шею. При этом он придвинулся так близко, что я заметила у него на щеках темную щетину, появившуюся уже после бритья. Внезапно он наклонился, чтобы поцеловать меня в губы. Я быстро отдернула голову.

– Кейт? – промолвил он.

– Не надо.

Я понимала, что мне нужно объяснить свою реакцию. Я сказала, что он мне очень нравится. По-своему, я даже люблю его. Но я в него не влюблена.

– Ты не подумай, я не ханжа, – сказала я Мэтту, – и не верю в то, что любовью можно заниматься только после замужества. Однако я не думаю, что тут можно обойтись без влюбленности.

– Я ведь всего лишь хотел поцеловать тебя, – возразил Мэтт.

– Если бы я позволила тебе, ты мог бы решить, что я в тебя влюблена.

– Что ж, теперь у меня на этот счет никаких иллюзий.

Взглянув на его опечаленное лицо, я почувствовала себя хуже некуда. Мне-то казалось, что мы с Мэттом хорошо понимаем друг друга, что мы только друзья и ни один из нас не желает большего.

– Я провожу тебя домой, – сказал он.

– Не нужно, я сама дойду.

Неожиданно мне захотелось выбраться из этого дома как можно быстрее. Все вдруг изменилось не в лучшую сторону. Когда я только пришла сюда, мы были хорошими друзьями, а теперь мы не могли смотреть друг другу в глаза. Я повернулась, чтобы идти, но Мэтт внезапно обнял меня со спины.

– Кейт, – он коснулся губами моей шеи, – пожалуйста, не бросай меня тут одного.

Я замерла, не в силах пошевельнуться, и через несколько секунд Мэтт разжал объятия. Он прошел в комнату матери и закрыл за собой дверь. Я выскочила из дома и помчалась к пещере, отчаянно рыдая всю дорогу. Добравшись туда, я еще долгое время не могла перевести дух.

Сегодня я проснулась в ужасном расстройстве – все потому, что я обидела Мэтта. Надо было обнять его и утешить, но я испугалась, что он снова начнет целовать меня. Зачем только он сделал это? Боюсь, нашей дружбе пришел конец. Жаль, что я не могу поговорить сейчас с Кайлом, а то мне совершенно непонятно, как теперь себя вести.

12 марта 1945 г.

Мэтт так и не появлялся в пещере с тех пор, как умерла его мама. После Кайла это мой самый лучший (и единственный) друг, и мне его ужасно не хватает. Я знаю, ему всего лишь хотелось, чтобы я поддержала и утешила его в тот вечер, и он бы ни за что не стал настаивать на большем. Но меня настолько пугает близость с другим человеком, что я сочла за благо сбежать от него. Даже не представляю, что он должен был чувствовать тогда: мало того, что мать умерла, так еще и я его бросила.