"Второе сердце". Да. Оно было здесь. Не метафора. Физическое ощущение инородной, живой пульсации глубоко в грудной клетке, рядом с его собственным, измученным органом. Оно билось в такт Сердцу Собора, в такт багровому свету Артерии. И через эту пульсацию, через открытую рану его воли, Алекс вдруг уловил нечто от Лоры. Не мысль. Не образ. Чувство. Голод. Глубокий, всепоглощающий, первобытный голод. Но не к пище. К... структуре. К энергии. К жизни в ее самой грубой, биологической форме. Голод инфекции, проснувшийся и усиленный контактом с мощью Сердца и его, Алекса, кровью. Этот голод был направлен на слизь, на пульсирующие стены, на саму Артерию... и, с тревожной остротой, на него.

«Конкурирующий паттерн... Поглотитель...» – эхом отозвался в его сознании искаженный раздражением голос Корня. «...Нестабильный фактор. Требует контроля, Донор. Или... изоляции.»

Контроль. Алекс попытался сглотнуть, но горло было пересохшим. Контроль? Он не мог пошевелить пальцем! Его воля была оскальпирована, вывернута наизнанку. Метка на руке, теперь покрывавшая почти всю руку до плеча, ощущалась как чужеродный, тяжелый панцирь, вросший в плоть. Он чувствовал ее постоянный, ненасытный зуд, ее желание снова соединиться с узлом Артерии, завершить начатое. Отдаться.

Пепел вдруг резко ткнулся носом ему в висок, издав сдавленный, предупреждающий вой. Алекс заставил глаза сфокусироваться. Один из "Кровяных Глаз" сделал резкий, рывковый бросок вперед, словно испытуемый, бьющийся о стекло. Синий луч сенсора на долю секунды пробил багровую дымку поля, осветив слизь в метре от ног Алекса. Сфера зависла, корпус скрипел от напряжения, руны вспыхнули ярче – и погасли. Поле вытолкнуло ее назад, как резиновый жгут. Писк стал визгливым, полным ярости и бессилия. Таймер: 16 мин 05 сек..

Надо двигаться. Мысль была кристально ясной, отточенной адреналиновым остатком. Пуповина. Черный, влажный зев за раздвинувшейся завесой нитей Артерии. Путь вниз, к Сердцу. К спасению? Или к большей зависимости? Неважно. Альтернатива – быть стертым сканерами через шестнадцать минут или медленно истечь кровью здесь.

Но как? Его тело было куском свинца. Каждый мускул кричал от истощения. Даже моргнуть было усилием.

«Сила... в долге... в единении...» – нашептывал Корень. «Позволь... и мы поднимем тебя...»

Нет. Не позволит. Оно поднимет его тело, как марионетку, чтобы бросить в следующую мясорубку "долга". Алекс сконцентрировался на ощущении "второго сердца". На пульсации Лориной инфекции. Они были связаны. Через кровь, через боль, через этот проклятый резонанс. Может... Может, он сможет направить? Не контролировать Лору, это было безумием. Но... подтолкнуть? Использовать ее силу, ее пробуждающийся инстинкт?

Он уставился на ее зараженную руку. На ладонь, впитывающую жизнь Собора. Голод, – подумал он, вкладывая в мысль всю свою отчаянную потребность в движении, в спасении. Голод... на силу. На движение. Встать. Встать!

Ничего не произошло. Лора не шелохнулась. Только свет в ее руке пульсировал чуть ярче.

Отчаяние накатило волной. Он был беспомощен. Пепел скулил, тычась мордой в его плечо, пытаясь поднять. Сферы методично бились о невидимую стену. Таймер неумолимо отсчитывал: 15 мин 22 сек...

И вдруг. Пальцы Лоры дрогнули. Не вся рука, только пальцы зараженной руки. Они сжались в кулак, впиваясь когтями в слизь пола. Багровый свет внутри трещин вспыхнул ослепительно. Алекс почувствовал толчок через резонанс. Не физический, а... энергетический. Волну чистой, неоформленной биологической силы, вырвавшуюся из ее руки и впитавшуюся в плоть Собора под ней.

И Собор ответил.

Нити, свисавшие с Артерии и стен щели, рядом с Лорой, вдруг ожили. Не просто дрогнули – потянулись к ней. Как щупальца к источнику тепла. Тонкие, светящиеся багровым изнутри волокна коснулись ее зараженной руки, плеча, спины. Не агрессивно. С любопытством? С признанием? Алекс почувствовал, как резонансная связь между ними и Лорой мгновенно усилилась. Мутагенная нагрузка Лоры скакнула: 36.7%.

«Интересно...» – пронеслось в его голове голосом Корня, но на этот раз с оттенком искреннего, холодного любопытства. «...Паттерн адаптируется. Взаимодействует. Потенциал...»

Лора застонала. Тихий, хриплый звук, полный нечеловеческой боли... и чего-то еще. Силы. Ее веки дрогнули. Не открылись, но под ними явно метнулись зрачки. Зараженная рука резко дернулась, и в этот момент несколько нитей Корня, словно получив команду, обвили ее предплечье и бицепс, превратившись в живой, пульсирующий экзоскелет. Мышцы под черной кожей вздулись.

И Лора... начала подниматься.

Не как человек, встающий после сна. Как кукла на тугой пружине. Рывком. Ее тело приподнялось на локтях, затем, с неловким, резким движением, она встала на колени. Голова безвольно упала на грудь, волосы скрыли лицо. Но зараженная рука, усиленная нитями Корня, упиралась в пол, удерживая ее. Она дышала глубоко, прерывисто, и с каждым вдохом свет в руке и в нитях горел ярче.

Лора повернула голову. Медленно, с жутким скрипом позвонков. Волосы упали, открыв лицо. Глаза были открыты. Но это были не глаза Лоры. Зрачки светились тем же багровым пламенем, что и ее рука, заполнив всю радужную оболочку. В них не было осознания, только первобытная ярость, боль и все тот же неутолимый голод. Она посмотрела на Алекса. Взгляд был пустым, чужим, оценивающим. Как хищник на раненую добычу.

Пепел зарычал, низко и угрожающе, встав между Алексом и Лорой, шерсть дыбом. Но его хвост был поджат, тело дрожало.

«Изоляция... или контроль... Выбирай, Донор...» – голос Корня звучал почти насмешливо. *«...Она может поднять тебя. Или съесть.»

Алекс замер. Он видел силу в этих багровых глазах, в мышцах, напряженных под черной кожей и живыми нитями. Силу, которая могла поднять его, бросить в Пуповину. Или разорвать его здесь же. Инфекция в ней бушевала, резонируя с его Меткой, с энергией Сердца. Она была бомбой замедленного действия. Но бомбой, которая могла спасти их от других бомб с синими глазами. Таймер: 14 мин 10 сек...

Он собрал всю свою оскальпированную волю. Не для приказа. Для... просьбы. Образа. Он сфокусировался на Лоре, на ее багровых глазах, вкладывая в резонанс не страх, а отчаянную нужду, образ Пепла, образ сфер, образ черного зева Пуповины – пути. Он думал о движении. О спасении их всех.

Встать... Поднять меня... Туда... – мысль была скорее ощущением, импульсом по открытому каналу боли и связи.