— Я буду носить золотой торк, но и свой оставлю. Мне его отец дал.

— Обычай этого не запрещает. Носи оба. — С этими словами бард надел золотой торк на шею Кинана и, воздев руки, воскликнул: — Провозглашаю тебя королем Галан в Каледоне. Славен будь, Кинан Два Торка!

Народ посмеялся, не исключая и Кинана, однако с тех пор новый король с гордостью носил новое имя, как и два своих торка.

Я обнял его, вслед за мной Ската и Гэвин сделали то же самое — и мы попрощались. Кинан очень хотел вернуться на юг, чтобы похоронить отца и начать свое правление у себя на родине. Мы проводили его до Друим Вран и подождали, пока мимо нас проходили галаны. Когда последняя повозка преодолела гребень и начала долгий и медленный спуск, Кинан повернулся ко мне и сказал со вздохом:

— Я почти ушел, но все- таки еще здесь. Королевское бремя действительно тяжело.

— Сдается мне, что ты выживешь.

— Хорошо тебе говорить, — ответил он, — у меня-то нет такой красавицы, которая могла бы пойти за меня замуж. Придется нести бремя одному.

— Я бы вышла за тебя, Кинан, — улыбнулась Гэвин, — но у меня уже есть муж, Лью. Но мне почету-то кажется, тебе недолго страдать в одиночестве. Король с двумя торками будет желанным мужем.

Кинан закатил глаза и улыбнулся.

— Ох! Я король еще не больше одного дня, а коварные женщины уже замышляют лишить меня моего сокровища.

— Брат, — сказал я, — считай, что тебе повезет, если найдешь женщину, готовую выйти за тебя замуж без всякого выкупа. А хоть бы и десять торков, за хорошую жену не жалко.

— Наверное, ты прав, — признал Кинан. — Но пока я не найду женщину столь же достойную, как та, что досталась тебе, я, пожалуй, поберегу свое целомудрие.

Гэвин поцеловал его в щеку. Затем мы махали ему и долго наблюдали, пока он не догнал отряд и не занял место во главе своего народа. Гэвин молчала, пока мы ехали обратно к озеру.

Я повернулся к ней и сказал:

— Выходи за меня замуж, Гэвин.

Она рассмеялась.

— Но ты уже женился на мне, любимый.

— А мне хочется послушать, как ты еще раз скажешь это.

— Тогда послушай меня, Лью Серебряная Рука, — сказала она, выпрямляясь в седле и подняв голову. — Я выйду за тебя замуж сегодня, и завтра, и так каждый день, пока не кончится наше время.

Работа по восстановлению Динас Дура пошла дружно и стала быстро приносить плоды. Люди хотели уничтожить все следы пожара. Они представляли самые разные кланы, разные племена. Это были воины, фермеры, ремесленники, вдовы, сироты, беженцы — и все трудились, не покладая рук. Работая рядом с ними, я понял, что Динас Дур был для них больше, чем убежищем; он стал домом. Прежние узы и привязанности рушились, возникало новое родство; в совместной работе складывалось новое племя, совершенно особый клан, отличавшийся от других племен Альбиона.

Жизнь в кранноге, жестоко пострадавшем от огня, постепенно возвращалась к прежнему ритму. Тегид созвал своих мабиноги и возобновил ежедневные уроки, передавая молодежи знания бардов. Ската тоже собрала своих учеников, и тренировочный двор снова наполнился криками молодых воинов и стуком деревянных мечей по кожаным щитам. Фермеры вернулись к своим выжженным солнцем посевам, надеясь спасти хотя бы часть урожая теперь, когда засуха кончилась. Пастухи выгоняли стада на опять зазеленевшие луга.

Я наблюдал за ходом восстановительных работ и пришел к выводу, что люди решили как можно быстрее оставить позади недавний ужас и старались освободиться от ненужных воспоминаний, стремясь превратить Динас Дур в рай на севере. Но раны были слишком глубокими, и, несмотря на самоотверженный труд, понадобится немало времени, прежде чем Альбион сможет залечить раны. Поэтому, говорил я себе, мне нужно остаться, чтобы увидеть возрождение земли и людей. Да, впервые за последние годы мужчины и женщины смотрели в будущее не со страхом и отчаянием, а с надеждой.

Спустя несколько дней вернулись Вороны. Они привезли с собой одного-единственного пленника. Но люди все равно обрадовались.

— Вот видите, — говорили они друг другу, — никому не выстоять против Серебряной Длани! Мы победили.

Вороны везли угрюмого пленника. Его посадили в седле задом наперед, руки связали за спиной, а на голову накинули плащ.

— Приветствую Стаю Воронов! — крикнул я еще издали, едва первая лодка коснулась берега. — Вижу, охота оказалась успешной.

— Мы быстро управились, и приз хорош, — согласился Бран. — Но стоило дорого. Пусть Найл сам тебе расскажет.

— Как это случилось? — растерянно спросил я, увидев пропитанную кровью повязку под плащом Найла.

Ворон хотел отмахнуться — дескать, не стоит и говорить, но даже это скупое движение заставило его поморщиться.

— Я хотел как лучше, господин, ну и перестарался, — ответил он, стискивая зубы. — Больше не повторится, обещаю. Мне еще повезло; словил удар мечом, когда падал. Могло быть и хуже.

— Да уж, мог и головы лишиться, — добавил Алан Трингад. — Хотя, может, это и к лучшему было бы. Пока не решили.

Люди засмеялись, но в основном интерес у них вызывал пленник. Посыпались вопросы.

— Довольно неприятный тип, — сказал Бран. — Он решил умереть и хотел, чтобы мы сопровождали его.

— Взяли врасплох, — добавил Дастун, — иначе он наверняка постарался бы нас прикончить.

Только теперь я заметил, что и Дастун, и Эмир тоже ранены: Дастун держал руку на перевязи, а нога Эмира была забинтована чуть выше колена. Я спросил, как они получили ранения, и Дастун заверил меня, что заживет все намного быстрее, чем гордость их пленника, который никак не желал смиряться со своей участью.

— Могло бы быть и хуже, если бы он не поскользнулся на мокрой траве и не стукнулся головой, — добавил Гаранау; показывая, как это было. Люди опять засмеялись. Но засмеялись как-то нерадостно, скорее, от облегчения, и для того, чтобы унизить пленника. Никто не забыл недавних бед.

— Хорошо, что обошлось без потерь, — сказал я. — Вы рисковали и, конечно, заслужили награду, а мое уважение у вас и так есть.

Бран заявил, что ему хватит и последнего, но Алан возразил, что не отказался бы и от первого. Пленник, до сих пор хранивший упорное молчание, ожил. Извернувшись в седле, мужчина зарычал:

— Освободите меня, сукины дети! Тогда посмотрим, как вы со мной справитесь в честном бою!

При этих словах у меня похолодело внутри — не от его слов, конечно, а от того, что я узнал голос.

— Ну-ка, снимите его с седла, — приказал я. — И плащ заберите. Хочу посмотреть ему в лицо.

Вороны грубо вытащили пленника из седла и бросили передо мной на колени. Бран сдернул плащ. Конечно, я узнал его и, честно говоря, надеялся больше никогда не увидеть.

Паладир не сильно изменился с нашей последней встречи в ту ночь, когда он вонзил нож в сердце Мелдрона Маура. Правда, я потом видел его мельком на вершине скалы в Инис Скай, когда он бросил Гвенллиан на камни, но тогда я не успел его хорошенько разглядеть. Сейчас, глядя на него, я снова поразился его размерам: руки огромные, плечи широченные, а туловище больше похоже на ствол дуба. Даже такие крепкие воины, как Бран, Дастун и Алан Трингад, рядом с бывшим героем Придейна выглядели как-то несерьезно. Понятно, что без боя он не сдался, так что Вороны обошлись с ним, мягко говоря, сурово. На одной скуле иссиня-черный синяк, нос опух, нижняя губа разбита. Но менее высокомерным он не стал.

— Позовите Тегида, — распорядился я, не желая поворачиваться спиной к Паладиру. — Пусть придет поскорее.

— Главный Бард здесь, господин, — ответил знакомый голос.

Я обернулся и увидел Тегида и Калбху, стоявших в первом ряду. Они разглядывали Паладира, как редкостную зверушку. Впрочем, во взгляде Тегида читалось мрачное удовлетворение. А вот глаза Паладира вспыхнули злобой. Тегид повернулся к Брану: